И он довольно ехидно улыбнулся.
– Шучу я, шучу.
И он по-дружески обнял меня.
– Ты знаешь, я очень ценю твою журналистскую хватку, которая в нашем деле просто необходима. А она у тебя есть. Не совсем на должном уровне, но задатки не плохие. Сколько тебе ещё надо времени на статью?
– В течение этого дня я сделаю и принесу.
– Вот это другой разговор! Не так уж и много нужно для удачной статьи. Первое – это сюжет. Он у тебя есть. Второе – это умение изложить и преподнести читателю, да так, чтобы он не мог оторваться. И последнее – это выводы, которые не должны расходиться с общественным мнением. Ты согласен, или нет, со мной? Тогда давай за работу и вечером жду.
Я вернулся домой и до вечера писал статью. Оля позвонила, и я ей сказал, что не смогу сегодня приехать. Она расстроилась, но отнеслась с должным пониманием. Попросила, чтобы я ей обязательно дал прочитать этот материал. Уже под вечер я отвёз статью в редакцию и с замиранием сердца стал ждать мнение шефа. Он читал внимательно, иногда делая правки карандашом, и с одобрением кивал.
– Ты хорошо потрудился, – сказал он, и протянул руку. – Вот так бы каждую статью писал, тогда точно бы не сидел в разделе новостей. Молодец! – сказал он громко, – можешь ехать домой, отдыхать.
Он налил в стакан минеральной воды и, запивая таблетку, выпил.
– Ох, и замучили меня эти лекарства. Жена прохода не даёт, следит за тем, чтобы я регулярно их принимал, и не забывал. А у меня в голове другие проблемы.
Он махнул рукой и уселся за стол.
Домой я вернулся поздно и сразу лёг отдыхать. Настроение было не плохое и единственно, что меня по – настоящему беспокоило это здоровье Оли. Ранение. Где и при каких обстоятельствах она могла его получить? Дневник! Конечно, в нём все ответы на интересующие меня вопросы. Читать уже не было сил, и я решил завтра обязательно продолжить чтение. Оставалось листов десять, их я не успел прочитать и вторая тетрадь. «Всё прочту завтра», – и с этими мыслями я выключил бра, и уснул.
Глава 13
На следующий день, чтобы дома не сидеть, я решил отправиться в парк, и на природе продолжить чтение. Перекусив на скорую руку, вышел из дому. Погода стояла потрясающая! Приятный лёгкий ветерок давал в полной мере насладиться осенью. Как написал поэт:
«И осень огненный парик, срывает ливневыми лапами…».
Я шёл, не замечая прохожих, радовался жизни, как самый счастливый человек. По дороге мне попался не большой парк, и я решил найти скамейку, чтобы уединиться. С замиранием сердца открыл дневник и начал с интересом читать:
Страницы дневника:
«Лица чеченцев закрыты тёмными повязками. Не сразу можно было разглядеть, кто скрывается за маской, мужчина или женщина? «Какие-то они странные, – думала я, занимая одно из кресел, – неповоротливые, толстые, почему так?» И я начала более детально изучать обстановку. На них одет, дополнительный пояс. Взрывчатка! Меня бросило в жар, и я вытерла пот со лба. Кошмар и абсурд этой ситуации мешал сосредоточиться.
В зале горел не очень яркий свет и, создавалось впечатление, что мы находимся в бомбоубежище. В проходах стояли бочки с водой и люди толпились в очереди, чтобы напиться. Эти наглые чеченские рожи разрешали выпить кружку воды. Не больше. Многие люди спали, остальные сидели в тягостном унынии, молча склонив головы. Чеченцы, ходили между рядами, и внимательно наблюдали за происходящим. Их командир громко разговаривал по сотовому телефону и вызывающе смеялся на весь зал. Он похож был на злобного Мефистофеля, для которого не составляло труда взорвать всё, и при этом самому уцелеть. Не хватало театральной шпаги и чёрного плаща.
Мужчины со злобой посматривали на оружие боевиков, в их взглядах проскальзывала лютая ненависть. Казалось, что если боевики хоть на секунду замешкаются, то ситуация сложиться не в их пользу. Хотя всё это только мои предположения. Каждый человек в первую очередь думает о своей безопасности, о сохранении жизни близких людей. Героев, к сожалению, не осталось. Я размышляла, стараясь отвлечься от грустных мыслей. Обстановка была крайне угнетающая. Даже не от страха, хотя конечно он присутствовал, скорее от беспомощности. Я не раз смотрела по телевизору о том, как захватывают заложников. Даже читая газеты и журналы, становилось жутко, когда гибли ни в чём неповинные люди и им не могли помочь. Чак Норрис, Брюс Ли, Рэмбо. Герои Голливудских боевиков. Хотела бы я посмотреть на них здесь. Я улыбнулась краешком губ. Слёзы на лице высохли, и я поняла, что необходимо что-то предпринимать. Просто так, я не собиралась отдавать свою жизнь. Не хватало информации, это угнетало больше всего. Я начала вспоминать всё, что доводилось читать, в надежде на то, что вспомню ценное и важное. Правительство предпринимает шаги к спасению, хотя, что им до моей жизни…
Если ничего не получится с освобождением заложников, все спишут на военных, которые не успели, хорошо подготовится к операции. Все погибнут, а родственникам принесут официальные соболезнования, только и всего.
«Вот дура, о чём я думаю!» От таких мыслей на сердце давил груз и становилось дурно.
«Нет. Стоп. Нельзя допускать негативных мыслей. Только позитивные мысли должны присутствовать в этой ситуации. Думай о позитиве, светлом и добром», – заставляла я сама себя. Вспоминала события, которые особенно, запечатлелись в памяти, искала душевные моменты, чтобы воспрянуть духом. Ужасно хотелось кушать, и порой эти мысли сбивали весь позитивный настрой. Я вспомнила бабушкины пирожки…
Какие же они вкусные, особенно после того, как их только вынули из духовки. Надо будет обязательно научиться печь. В желудке от этих мыслей заиграла оперная симфония. О еде нельзя думать, нельзя.
Хорошо рассуждать на сытый желудок, но на пустой не очень. Ага, что-то начало происходить, так как чеченцы забегали и засуетились. Сердце начало так сильно стучать, что я невольно положила правую руку на грудь, чтобы успокоить набегающее волнение. Кричат, ругаются, между собой. Это не может не радовать, когда в стане врага паника! Ура!
Плохо когда не знаешь язык и не можешь понять, о чём идёт разговор. Как они понимают друг друга? Чеченский язык шёл вперемешку с грузинским, русским.
Внезапно прозвучали выстрелы, один, второй. Кто-то смог сбежать из театра, услышала я. На душе стало теплей от того, что людям удалось вырваться на свободу, и рассказать о нашей трагедии. От этих мыслей я машинально опустила голову вниз и улыбнулась.
– Ты, что собака русская смеёшься? – сказал один из боевиков, подходя ко мне.
Передёрнув затвор автомата, он направил дуло прямо мне в лицо, и с угрозой в голосе прошипел как змея:
– А ну выходи сюда сука, блядь русская!
Я поднялась, колени подкосились, ноги моментально стали ватными, непослушными. Прощаясь с жизнью, я закрыла лицо дрожащими руками.
– Руки за голову, за голову сука! – крикнул бородатый боевик.
Я подняла руки, и он тут же дулом автомата толкнул меня в солнечное сплетение. Удар оказался сильным, и я от боли прикусила до крови язык. Замерла в ожидании выстрела. Руки были сцеплены на затылке, и от напряжения по ним бежал липкий пот прямо за воротник.
