– Ну не я же, – насмешливо бросает Бася.

– Слушай, Бася, я тебе кое-что расскажу. Мы с ней вместе в школу ходили, – сообщает Гоха, чтобы разрядить и несколько разъяснить ситуацию. – Можешь себе представить, она за француза вышла! А была такая невидная, такая серенькая мышка, ни то ни се, ни бе ни ме. А теперь, глядите-ка, входит и бумажник протягивает, чтобы все видели ее кредитные карточки, да в жопе я видела эти кредитные карточки, одни электроны на них. Она думает, что если покажет мне свои карточки, так я тут же уписаюсь, не видела я их, да видела, и еще побольше, чем она. Тоже мне Жанка-францужанка выискалась!

– Перестань, Госька.

В душе Бася полностью согласна с Гохой, но выказать этого не может, поскольку люди культурные, выказывая свои эмоции, не употребляют оскорбительных слов, в том числе таких, как жопа, говно, пизда, лесбиянка и тому подобное.

В этот веселый день мы веселы. Веселимся. И по причине своего веселого настроения проверяем, сколько зарабатывают известные актеры, известные модели и вообще все известные люди, которые решились открыть личный счет в Гамбургер Банке. И вот мы наугад выстукиваем какую-нибудь известную фамилию, и если известный носитель ее занесен в систему, то мы тут же делаем выписку с его счета.

– Матерь Божья, сколько? Ежемесячно? Ни фига себе! Ты погляди, сколько он получил за ту рекламу, – говорит Анета, подпрыгивая от недоверия на вертящемся кресле, так как у нее просто в голове не умещается, что можно получить такие деньжищи за три слова про какой-то дурацкий чай.

– А откуда ты знаешь, что за ту рекламу? – спрашиваю я устало, потому что ритуал проверки счетов известных артистов, моделей и прочих повторяется у нас с завидной регулярностью.

– Видишь, здесь ясно написано: выплата процентов за рекламу.

– Ничего себе, я за всю жизнь столько денег иметь не буду, – машинально высказываю я свою проблему и нервически сучу ногами.

– Подожди, я позвоню Эле и скажу ей, а то не знаю, знает ли она, – говорит Анета и набирает номер телефона Эли. – Эля? Знаешь что, ты знаешь, сколько этот, ну, ты знаешь который, получил за ту рекламу кофе? Ну, угадай! Нет, знаешь что, лучше сама войди в систему и поищи фамилию, ты будешь потрясена!

– Какую фамилию? – спрашивает внезапно заинтересовавшаяся Бася и потом сразу же от удивления взрывается slapstick-эйфорией. – Мама мне точно не поверит! А мама так любит этого актера. Если я ей скажу, она мне просто не поверит. Это будет для нее отличный сюрприз на именины! – Басе не надо будет даже подарок покупать, просто отлично!

Какое-то время в отделении царит латиноамериканский ультраоптимизм. В такой возвышенный момент любой рекламный трюк фармацевтической промышленности пройдет без сучка без задоринки. Поэтому Бася обращается к этопирину и вбрасывает в себя целых две дозы: она до конца не может поверить в это. Господи Боже мой, такие деньги! Глядя как зачарованная на экран и следуя примеру Анеты, она хватается за телефон и звонит Маге. Мага – это очень хорошая дальняя знакомая Баси.

– Мага очень важная птица, – объясняет Бася после телефонной сиесты. – Я как-нибудь приглашу ее к нам в отделение, только не думайте, что можете с ней как со мной, то есть воспринимать ее как коллегу, как будто вы с ней ровня. О нет! С ней нужно уважительно. Она менеджер высокого ранга в мегасторе. Зарабатывает, вы даже себе представить не можете, сколько, огромные деньги, ну. угадайте! Три тысячи! Видите, вам и в голову не приходило.

– Три тысячи? – изумленно спрашивает Анета.

– Да, три, целых три тысячи, – подтверждает Бася и смотрит на наши искусственно округлившиеся от удивления лица.

Нам просто верить не хочется. Мы глядим на Басю с покорным восхищением, оттого что у нее такие замечательные знакомые. Целых три тысячи! Боже милостивый, чего бы мы не накупили на такие деньги!

Бася страшно довольна, но тут звонит телефон, потому как он вправе звонить.

– Госька, сними трубку, – говорит Бася.

И Гоха снимает.

– А, это вы! – В один миг у Гохи становится леденцовый голос. – Уже проверяю, вот слушайте. Перевод еще не поступил, да, как поступит, я немедленно вас оповещу, разумеется, нет, нет, нисколько не затруднит, да что вы, всегда можете обращаться, спасибо, до свидания.

Гоха кладет трубку и обводит нас взглядом.

– Скотина, тварюга, третий раз сегодня уже звонит, и все одно и то же. Да пошел ты, ублюдок, ты у меня получишь перевод! Такой тебе перевод устрою, что никаких тебе денег не нужно будет, только на поминки. Все, плевала я, больше на звонки этого мудилы-звонилы не отвечаю.

Разные существуют мифы насчет того, что подмешивают в порошок, чтобы побольше зашибить. Аспирин, мел, известку, тальк и прочую дрянь. Немало историй и о том, чем унавоживают травку, чтобы лучше шептало. Клопомор – это стандарт. Клопомор – средство архетипическое, многократно протестированное на самых тяжелых фронтах. Клопомор – средство традиционное, а традиция, как известно, не всегда идет об руку с современностью. Главное – быстрота, возможность генерирования нового, отличного и более сильного вкуса. А так как наша старая зеленая подруга догорает, добавим напоследок популярным в кругах фотолюбителей проявителем.

Может, даже уже использованным, кто их, этих деляг, знает? Кто их за руку схватит? Да хрен им в задницу, хорошая свинья все сожрет, козла из носа сожрет, если ей скажут, что это классно, сожрет, а потом еще будет говорить, мол, круто забирает, ну, а что, скажете, может, неправда?

Может, да, может, нет, и кто это знает… Ну, а мы снова находимся в мастерской. На сей раз котелок подводит. Нет, какая-то искра по проводам идет, но это еще не ток, еще не звук, в трубах воет и колотится, джойстик мягкий, как переваренная сосиска. Уж коль отходняк, так отходняк, отходняк во все стороны. Серое вещество поджаривается в предсмертных судорогах, словно убиенные яйца пред тем, как их подадут к классическому English breakfast.

Смерть, с вашего позволения, как гласят священные, а также неглупые книжки, прежде всего биологический процесс, являющийся следствием прекращения клеточного метаболизма.

Но смерть – это конспирологическая теория истории. А так называемая история – это хлев для животных, сознание которых было противоестественным образом удобрено галлюциногенами.

Сны становятся все более реальными. А реальность становится все более сновидческой. Допинг перцептола вызывает состояния псевдо-пепси-фазы. А ведь мы не так хотели себя чувствовать, верно? Мы мечтали не о таких ластах на Ривьере. Сухой принес темное и поставил на столик.

– А четыре по сто будет очень к месту, – произнес он, указывая на знакомую округлую, удлиненную, такую польскую емкость, ловко укрытую за поясом брюк.

Значит, мы ее по-быстрому и внаглую под столиком. И вот я уже хуярю через кружащуюся ночь. А так, по правде сказать, мы уже на месте. В мультиплексе карикатурных ощущений.

Просыпаешься смятый, скрюченный, вышвырнутый на берег из пучин галлоснов и через закрытые двери слышишь феерию аплодисментов и хохмоприколов. Вздохни облегченно, прикрывая рот ладонью, ибо ты в том месте, к которому прилипло определение «дом».

Это мама, это папа, а это телевизор.

– И это называется шоу с улыбкой, нет, ты сама посмотри, вылезли двое, а он переоделся в клоуна и плетет без всякого смысла что ни попадя и сам хохочет, дурак, буцефал, осел недоделанный, нет, ты посмотри, как это все глупо, халтурно, ни к селу ни к городу, не пришей кобыле хвост, а он сам над собой смеется, а совсем не смешной, ну ни капли не смешной, два барана, тоже мне комик нашелся, да я уже на его рожу смотреть не могу, видеть не могу его харю, о… о… ну чего он делает, чего выделывает, прямо как обезьяна какая, как неизвестно что, и такому платят за то, чтобы он невесть что строил, уж такая это халтура, ну ни в какие ворота, просто смотреть противно, да кончай уж ты и уходи.