— Вождь мамонтов! Кзаммы стерегут уламров на берегу реки, уламры сильнее кзаммов, но их трое, а кзаммов много. Они нас убьют, если мы уйдем от мамонтов.

Мамонт, сытый после хорошей дневной пищи, медленно поедал принесенные лакомства. Кончив, он посмотрел на заходящее солнце, лег на землю и обвил своим хоботом тело человека. Нао решил, что дружба установлена и что сам он, Гав и Нам могут оставаться под защитой мамонтов до полного выздоровления. Быть может, гигант даже позволит им разжечь огонь и попробовать приятных на вкус жареных корней, каштанов и мяса?

Тем временем солнце засверкало на западе и облило багрянцем великолепные облака. Это был вечер, красный, как цветок индийского тростника, желтый, как лютики, фиолетовый, как костер на осеннем берегу. Огни его разрывали глубину реки, это был один из прекрасных вечеров земли. В небе возникали озера, острова, пещеры, переливавшиеся цветами магнолий, шиповника, шпажника, отсвет которых трогал дикую душу Нао. Молодой воин спрашивал себя: кто же освещает эти неизмеримые пространства, какие люди и какие животные живут за небесными горами?

Уже три дня жили уламры под защитой мамонтов. Мстительные кзаммы продолжали бродить по берегу Большой реки в надежде поймать и пожрать людей, которые надсмеялись над ними, перехитрив их, и отняли у них огонь. Нао их больше не боялся, его дружба с мамонтами была прочна. Силы его восстанавливались с каждым днем; в голове больше не шумело, рана на плече, не очень глубокая, затягивалась быстро, лихорадка прошла.

Гав тоже выздоравливал. Часто уламры, взобравшись на вершину холма, бросали вызов противнику, Нао кричал:

— Зачем вы бродите вокруг мамонтов и уламров? По сравнению с мамонтами вы — как шакалы перед медведем. Ни одна палица, ни один топор кзаммов не могут противиться палице и топору Нао. Если вы не уйдете, мы заманим вас в ловушку и убьем!

Нам и Гав издавали воинственные крики, грозили копьями; но кзаммы не обращали на это внимания. Они бродили в зарослях, среди камышей, по саванне и в лесу, подстерегая врага.

И хотя уламры были бесстрашны, им все же очень не нравилось присутствие кзаммов. Оно мешало им продолжать путь, оно угрожало их будущему: ведь рано или поздно уламрам придется покинуть мамонтов и идти на север. Сын Леопарда измышлял способ отогнать врага.

Он продолжал воздавать почести вожаку мамонтов.

Трижды в день собирал он для него вкусный корм и проводил немало времени возле своего друга, стараясь понять его язык и научить его своему. Мамонт охотно слушал человеческую речь, наклонив голову, и казался задумчивым; иногда странный свет вспыхивал в его коричневых глазах, он прищуривался, будто смеялся. Тогда Нао думал: «Большой мамонт понимает Нао, но Нао его не понимает». Мало-помалу мамонт научился понимать слова, смысл которых не вызывал сомнений. Когда уламр вскрикивал: «Пища!», мамонт тотчас же подходил, ибо он знал, что это слово означает свежие стебли и плоды. Иногда они перекликались друг с другом даже без надобности, при этом мамонт издавал тихое ворчание, а Нао отвечал ему одним или двумя слогами. Это сближение радовало обоих. Человек садился на землю, мамонт расхаживал вокруг него, иногда, играя, поднимал его осторожно своим хоботом.

Нао приказал своим товарищам воздавать почести двум другим мамонтам. Уламры всячески старались выразить им свою привязанность; от них только это и требовалось. Нао научил товарищей, как приучить гигантов к человеческому голосу; через пять дней мамонты шли на зов Нама и Гава.

Уламры были счастливы. Однажды вечером, прежде чем растаяли сумерки, Нао собрал сухих трав и веток и осмелился их зажечь.

Воздух был свеж и прохладен, ветра не было. Пламя разгорелось, сначала черное от дыма, затем яркое, ворчащее, цвета утренней зари.

Со всех сторон сбежались мамонты. Они шевелили своими длинными хоботами, глаза их светились беспокойством. Некоторые из них издавали трубные звуки. Они знали, что такое огонь! Они видели его в саванне и в лесу, во время пожаров, вызванных молнией. Тогда он преследовал их с невероятным треском. Его дыхание сжигало тело, его зубы кусали их неуязвимую кожу; старики помнили о своих товарищах, схваченных этим ужасным существом, — они так и не вернулись из его плена. С испугом и угрозой смотрели они на пламя, вокруг которого стояли маленькие люди.

Нао, чувствуя, что мамонтам не нравится огонь, пошел к вожаку и сказал ему:

— Огонь уламров не может бегать, он не бросится на мамонтов. Нао взял его в плен, он посадил его в землю, где нет для него пищи.

Великан подошел на расстояние десяти шагов к огню, долго смотрел на него, любопытный, как и его собратья, затем проникся к нему каким-то смутным доверием и, увидев, что его слабосильные друзья совершенно спокойны, успокоился и сам.

Так как в течение долгих лет его волнение или спокойствие отражалось на поведении всего стада, последнее мало-помалу перестало бояться огня уламров; ведь он был неподвижен и не скакал, как тот ужасный огонь, какой преследовал их в степи и в лесу.

Итак, Нао мог теперь разводить костер и разгонять им мрак. В этот вечер он с аппетитом поел жареных корней, грибов и мяса.

Прошло шесть дней, но кзаммы все еще не снимали своей осады.

Теперь, когда Нао окончательно восстановил свои силы, бездействие тяготило его; он стремился на север. При виде волосатых кзаммов, сновавших среди платанов, его охватил гнев. Однажды он воскликнул:

— Кзаммам не придется полакомиться мясом уламров!

Затем он позвал своих товарищей и сказал им:

— Вы позовете мамонтов, с которыми вы заключили союз, а за мной последует вожак. Мы сумеем победить пожирателей людей.

Спрятав огонь в надежное место, уламры двинулись в путь. По мере того как они удалялись от стада, они старались насколько возможно ублажать мамонтов, собирая для них корм, и Нао время от времени разговаривал с ними тихим голосом. Однако, отойдя на некоторое расстояние, мамонты заколебались. Чувство ответственности перед стадом возрастало у них с каждым шагом. Они то и дело останавливались, поворачивая головы к западу. Сын Леопарда подошел к вожаку, обнял своего союзника за хобот и сказал:

— Кзаммы спрятались в кустарниках. Если мамонты помогут нам их победить, они больше не осмелятся бродить вокруг лагеря.

Но вожак оставался безучастен. Он упорно смотрел назад, на далекое покинутое им стадо. Нао знал, что кзаммы спрятались в нескольких полетах копья, и не мог отказаться от нападения. Он скользнул в траву в сопровождении Нама и Гава. Просвистели дротики. Кзаммы поднялись над зарослями, чтобы лучше метить в противника. Нам издал протяжный, призывный клич. Вожак мамонтов, казалось, понял. Он громко затрубил, сзывая все стадо. Затем в сопровождении двух других вожаков устремился на пожирателей людей.

Тогда Нао, размахивая палицей, а Нам и Гав с топорами в левой руке и дротиками в правой бросились вперед. Испуганные кзаммы спрятались в зарослях. Ярость охватила мамонтов; они напали на беглецов, будто перед ними был носорог. С берега Большой реки бурой массой двигалось стадо. Земля дрожала от их топота. Волки, шакалы, козы, олени, лошади, кабаны бежали, как от потопа.

Вожак мамонтов первым настиг одного из кзаммов. Тот бросился на землю, воя от ужаса, но мускулистый хобот уже изогнулся, чтобы схватить его; он подбросил человека на десять локтей вверх, а когда тот упал, мамонт большущей ногой раздавил его, как насекомое. Вслед за первым погиб, разорванный клыками, второй кзамм. Третий извивался и выл, поднятый в воздух могучим хоботом. Между тем приблизилось все стадо. Оно, как наводнение, поглотило равнину; земля колыхалась и вздымалась, как чья-то широкая грудь. Все кзаммы, находившиеся между берегом реки и вершиной холма, были растоптаны и превратились в кровавую грязь. Только тогда ярость мамонтов стала утихать.

Вожак, достигнув подножия холма, подал сигнал к окончанию боя. Животные остановились со сверкающими еще глазами, тяжело дыша.