Ровно полтора года тому назад я прибыль в Добровольческую армию и стал добровольно в Ваше подчинение, веря, что Вы - честный солдат, ставящий благо Родины выше личного, и готовый жизнь свою положить за спасение Отечества. Полтора года я сражался в рядах Вооруженных Сил Юга России, неизменно ведя мои войска к победе и не раз в самые тяжелые минуты спасая положение. [458]
Моя армия освободила Северный Кавказ. На совещании в Минеральных Водах 6 января 1919 года я предложил Вам перебросить ее на царицынское направление, дабы подать помощь адмиралу Колчаку, победоносно подходившему к Волге. Мое предложение было отвергнуто, армия стала перебрасываться в Донецкий бассейн, до мая месяца вела борьбу под начальством генерала Юзефовича, заменившего меня во время моей болезни. В апреле, едва оправившись, я прибыл в армию и рапортом от 4 апреля за № 82 вновь указал Вам о необходимости выбрать главным операционным направлением - направление царицынское, причем предупреждал, что противник сам перейдет в наступление от Царицына, отчего создастся угроза нашей базе.
Мои предсказания пророчески сбылись, и к середине апреля неприятель перешел Маныч и, выйдя в тыл Добрармии, подошел на 12 верст к Батайску. Перед грозной опасностью сюда стали спешно перебрасываться части, главным образом конница, и Вы приняли над ними личное руководство.
Противник был отброшен за Маныч, все же наши попытки форсировать реку успеха не имели. 4 мая мне было предложено Вами объединить войска Манычской группы, и уже 8 мая я, разбив X армию красных, погнал ее к Царицыну. В то же время произошел перелом в Донецком бассейне, и одновременно с моим движением вверх по Волге генерал Май-Маевский занял Харьков.
Военное счастье улыбалось Вам, росла Ваша слава и с нею вместе стали расти в Вашем сердце честолюбивые мечты.
Совпавший с целым рядом Ваших побед Ваш приказ о подчинении своем адмиралу Колчаку доказывал, конечно, противное.
Будущая история покажет, насколько этот Ваш приказ был доброволен. Вы пишете, что подчиняетесь адмиралу Колчаку, отдавая свою жизнь на служение горячо любимой Родине и ставя превыше всего ее счастье. Не жизнь приносили Вы в жертву Родине, а только власть. И неужели подчинение другому лицу для блага Родины [459] есть жертва для честного сына ее? Эту жертву не в силах был принести возвестивший ее, упоенный новыми успехами и честолюбием.
Предоставленный самому себе, адмирал Колчак был раздавлен и начал отходить на Восток. Тщетно наша Кавказская армия пыталась подать помощь его войскам.
Истомленная походом по безводной степи, слабо пополняемая, она к тому же ослаблялась выделением все новых и новых частей для переброски на фронт Добрармии, войска которой, почти не встречая сопротивления, шли к Москве.
В середине июля мне наконец удалось связаться с Уральцами, и, с целью закрепления этой связи, 2-й Кавказской дивизии генерала Говорущенко было предложено переброситься в район Камышина на левый берег Волги. Ниже приводимые две телеграммы, полагаю, достаточно освещают вопрос о стремлении высшего командования подать помощь сибирским армиям Верховного правителя.
1. «Для доклада Главкому. Прошу срочно сообщить, чем вызвана переброска отряда генерала Говорущенко на левый берег Волги. Переброска столь крупного отряда, в связи с необходимостью выделения Терской дивизии и возвращения Донцам их 1-го корпуса, слишком ослабляет часть армии на главном операционном направлении. Таганрог, 16 июля. № 010275. Романовский».
2. «Таганрог, генералу Романовскому, на № 010275. Переброска частей генерала Говорущенко на левый берег Волги имеет целью скорейшее соединение с войсками Верховного правителя и намечена в связи с передачей в состав Кавармии 1-го Донского корпуса и обещанием 2-й пластунской бригады, о начале переброски которой я был телеграфно уведомлен. Отход Уральцев на Восток и намеченная передача Донцам 1-го корпуса, задержание в Добрармии 2-й пластунской бригады и приказание направить туда же Терцев в корне меняет положение. При этих условиях не только перебросить на левый берег Волги в район Камышина не могу, но и от всякой активности в северном направлении вынужден отказаться. Боевой состав армии таков, что при указаниях действовать [460] одновременно на астраханском и саратовском направлениях - последнее направление могу лишь наблюдать. Царицын, 16 июля 1919 года. № 01549. Врангель».
Войска адмирала Колчака, не поддержанные нами, были разбиты. Оренбуржцы положили оружие, и лишь горсть Уральцев в безводных степях продолжала оказывать врагу сопротивление. Покончив с сибирским войском, противник стал спешно сосредоточивать части к Саратову, имея целью, обрушившись на ослабленную Кавказскую армию, отбросить ее к югу и тем обеспечить коммуникации своего Восточного фронта.
Письмом от 29 июля я обратился к Вам, указывая на тяжелое положение армии и на неизбежность, благодаря Вашей ошибочной стратегии, поворота боевого счастья. Я получил ответ, где Вы указываете, что, «ежели бы я следовал совету моих помощников, то Вооруженные Силы Юга России не достигли бы настоящего положения». Мои предсказания сбылись и на сей раз: Кавказская армия под ударами II, IV, X и XI армий красных была отброшена к югу, хотя с беспримерной доблестью разбила, опираясь на Царицынскую укрепленную позицию, все четыре армии, но и сама потеряла окончательно возможность начать новую наступательную операцию.
Отбросив к югу мою армию, противник стал спешно сосредотачивать свои силы для прикрытия Москвы и, перейдя в наступление против армии генерала Май-Маевского, растянувшейся на огромном фронте, лишенной резервов и плохо организованной, легко заставил ее начать отход.
Еще в то время, когда добровольцы победоносно продвигались к сердцу России и слух Ваш уже улавливал перезвон московских колоколов, в сердца многих из Ваших помощников закрадывалась тревога. Армия, воспитанная на произволе, грабеже и насилии, ведомая начальниками, примером своим развращающими войска, - такая армия не могла создать Россию.
Не имея организованного тыла, не подготовив в тылу ни одной укрепленной позиции, ни одного узла сопротивления и отходя по местности, где население научилось [461] ее ненавидеть, Добровольческая армия, начав отступление, стала безудержно катиться назад.
По мере того, как развивался успех противника и обнаруживалась несостоятельность нашей политики и нашей стратегии, русское общество стало прозревать. Все громче и громче стали раздаваться голоса, требующие смены некоторых лиц командного состава, предосудительное поведение которых стало достоянием общества, и назывались начальники, имена которых среди общего развала оставались незапятнанными.
Отравленный ядом честолюбия, вкусивши власть, окруженный бесчестными льстецами, Вы уже думали не о спасении Отечества, а о сохранении власти.
17 октября генерал Романовский телеграммой запросил меня, какие силы мог бы я выделить из состава Кавказской армии на помощь Добровольческой. Я телеграммой 18 октября за № 03533 ответил, что при малочисленности конных дивизий - переброской одной - двух дивизий. Остающиеся части Кавказской армии, ввиду их малочисленности, я предложил свести в отдельный корпус, оставив во главе генерала Покровского.
Стратегическое решение напрашивалось само собой: объединение сосредоточенных в районе Купянска 3-го конного корпуса, 4-го Донского конного корпуса, Терской и отдельной Донской дивизии с вновь перебрасываемыми тремя с половиной Кубанскими дивизиями. На этом решении настаивали все три командующих армиями, но в желании старших военачальников, армии и общества Вы уже видели для себя новую опасность. Еще по занятии Царицына, когда я и бывший в то время начальником штаба моей армии генерал Юзефович предложили сосредоточить в районе Харькова крупные массы конницы, объединив их под моим начальством, Вы на совещании высказали достойное Вас предположение, что мы стремимся первыми войти в Москву. Теперь падение обаяния Вашего имени Вы увидели не в Ваших ошибках, а в непостоянстве толпы, нашедшей себе нового кумира. Из состава Кавказской армии были взяты только две дивизии, и, хотя впоследствии сама обстановка вынудила [462] Вас перебросить три с половиной дивизии, время было упущено безвозвратно, и вводимые в бой по частям войска поочередно терпели поражения. Еще 11 ноября Вы в ответ на мои повторные настояния писали мне, что после детального обсуждения отказываетесь от предложенной мной перегруппировки, а через 10 дней, когда выяснилась уже потеря Харькова и неизбежность отхода в Донецкий бассейн, Вы телеграммой вызвали меня для принятия Добровольческой армии с подчинением мне конной группы. Об оказании серьезного сопротивления противнику думать уже не приходилось: единственно, что еще можно было сделать, - это попытаться вывести армию из-под ударов врага и, отведя ее на соединение с Донской армией, прикрыть ростовское направление. Я это сделал после тягчайшего 550-верстного флангового марша.
