Так возник замысел этих мемуаров. [67]
К сожалению, Якову Григорьевичу не удалось оказать обещанного мне содействия. Тяжелый недуг уже тогда подтачивал его здоровье. Не помогла ему и хирургическая операция. Осенью 1969 года нашего фронтового командарма не стало...
* * *
Но вернемся снова в весну 1944 года.
В канун наступательных боев я, естественно, постоянно находился в частях и соединениях корпуса. Надо было более подробно ознакомиться с партийно-политической работой в ротах, в частности в 346-й Дебальцевской стрелковой дивизии.
Прибыв в соединение, сразу же направился к начальнику политотдела дивизии полковнику А. С. Пантюхову. Попросил сопроводить меня в какое-либо подразделение переднего края. По его усмотрению.
— Конечно же сначала навестим комбата Хажпаго Гатажокова из тысяча сто восемнадцатого полка, — не задумываясь предложил Андрей Спиридонович и добавил: — Храбрейший комбат! Интереснейшая личность. С небольшими, правда, причудами. Но с кем подобного не бывает?! К тому же добрые причуды подчас тоже нужны, с ними воевать веселее...
— А что собой представляют эти комбатовские причуды? — заинтересовался я.
— Э-э, тут в двух словах и не скажешь, — рассмеялся Пантюхов. — Ну вот, к примеру, два таких случая. Взяли как-то ребята Гатажокова в плен группу гитлеровцев. Спрашивают у комбата: «Что делать?» Тот подумал, вздохнул: «Надо вести в тыл». А вздохнул потому, что снимать с позиций людей для конвоирования ему совсем не хотелось. И так каждый человек на счету. И что же? Комбат приказывает одному из автоматчиков: «До переправы поведете всю группу один. А чтоб не разбежались, посрезайте-ка с брюк подопечных пуговки. Пусть они руками поддерживают свои хаки. Так-то вернее будет...» Не знаю, — развел руками Андрей Спиридонович, — может, автоматчику и не пришлось производить эту операцию — гитлеровцы и без того никаких попыток к бегству не предпринимали, — но о распоряжении Гатажокова вскоре стало известно бойцам всего переднего края. Вот уж смеху-то было! [68]
В другой раз при взятии села в руки его красноармейцев попался эдакий любитель курятины: в ранце пленного нашли обезглавленную хохлатку и пару десятков яиц. «Курицу ощипать и — в котел, — распорядился Гатажоков. — А перья ссыпать обратно в ранец. Туда же и яйца. Пленного отпустить. Пусть несет этот «подарок» своим. Да заодно и накажет, чтобы приготовили для нас яичницу. Скоро прибудем к столу».
— Ну уж вот это-то черт знает что! — невольно вырвалось у меня. — Да за это...
— Может, вы и правы, товарищ полковник, — задумчиво сказал Пантюхов. — Я и сам поначалу-то... Но... Видели бы вы, с каким улюлюканьем провожали бойцы этого «курятника»! Сколько удали было в их глазах! И подумалось: а ведь такие моменты тоже нужны. Они снимают напряжение, воодушевляют бойцов. — Начподив помолчал. Потом заметил: — Он, Гатажоков, хотя и своеволен порой, но вот бойцы в нем души не чают. А это, думается, важнее...
Я промолчал. А вскоре мы с Пантюховым направились в батальон.
...Комбат располагался в довольно крепком блиндаже, оборудованном в снарядной воронке.
— О, здесь даже накатик имеется! — осмотревшись, сказал я.
Мое удивление было вполне понятным. Накат для безлесной степи представлял немалую роскошь.
— Бойцы натаскали, — пояснил Гатажоков. — Из «гнилого моря». Это — остатки мостовых конструкций, разбитые бомбежкой...
Беседа с комбатом поначалу не клеилась. О делах вверенного ему батальона Гатажоков проинформировал коротким, как сводка, докладом и умолк.
— Мне сказали, что в вашем батальоне бойцы — как на подбор. Орлы! — решил я хотя бы этим расшевелить его. И попал, как говорится, в самую точку.
— Так точно, товарищ полковник! — сразу же оживился комбат. — Ребята что надо! С такими и в огонь, и в воду...
По тому, как загорелись глаза у Гатажокова, было видно, что он и любит, и хорошо знает своих подчиненных. Больше того, гордится ими, их ратными делами. Подумалось: а ведь именно в этом истоки его авторитета. [69]
— У нас много храбрых бойцов и командиров, — продолжал между тем Гатажоков. — Одна рота старшего лейтенанта Субачева чего стоит! Ну а в ней... Геройски воюют парторг Федоров, красноармейцы Удод, Григорьев... Всех не перечислишь...
Действительно, о роте старшего лейтенанта И. П. Субачева на плацдарме буквально ходили легенды. Она не раз участвовала в дерзких вылазках, из любой переделки выходила неизменно победительницей.
В этой роте я, естественно, побывал в первую очередь. Затем мы с полковником Пантюховым посетили еще целый ряд рот и батальонов, побеседовали с командирами, бойцами, парторгами. Впечатление осталось хорошее. Все люди настроены по-боевому, с нетерпением ожидают большого дела.
Изучая состояние партийно-политической работы в подразделениях 346-й дивизии, я в первую очередь интересовался, какими формами и методами она ведется, доходит ли партийное слово до ума и сердца каждого бойца, как оно вдохновляет его на ратные подвиги. Спрашивал, часто ли бывают в ротах и батальонах представители политотдела соединения. К чести работников подива, они многое сделали для мобилизации личного состава на успешное решение предстоящих боевых задач.
— Мы тоже считаем, — сказал мне полковник Пантюхов, — что основное внимание политработников должно быть уделено роте, ее партийной и комсомольской организациям. Почему? А потому что там более отчетливо видны повседневные потребности и заботы бойца, целеустремленнее осуществляется индивидуальное воспитательное воздействие на него. Ощутимее и сила личного примера коммунистов. — Начподив помолчал, а затем очень тепло отозвался о делах одного из парторгов рот сержанте Федорове. — Это, — подчеркнул он, — истинный партийный вожак, надежный помощник командира. В бою постоянно показывает личный пример мужества, у него учатся ратному мастерству. И ротный, и командиры взводов часто советуются с ним, используют его богатый жизненный и фронтовой опыт.
— А что, если нам пригласить этого Федорова на совещание корпусного партийного актива? — подал я мысль начподиву. — Он, кстати, состоится в ближайшие дни. Пусть поделится своим опытом. Ведь в дивизиях немало [70] молодых, еще не обстреляных партийных и комсомольских активистов. Им будет полезно послушать бывалого парторга.
Полковник Пантюхов согласился со мной.
* * *
Перед началом совещания к нам в корпус приехал начальник политического отдела армии генерал-майор Н. Т. Зяблицын. Мы вместе с ним побывали в дивизиях, даже в некоторых полках. Начпоарм интересовался как общим состоянием дел в корпусе, так и постановкой партийно-политической работы у нас. Я как можно подробнее доложил ему всю эту обстановку, ознакомил с опытом работы лучших парторганизаций.
А докладывать было что. К этому времени в частях и соединениях корпуса повсеместно прошли партийные собрания, на которых коммунисты обсудили довольно широкий круг вопросов, связанных с подготовкой к решению предстоящих боевых задач. Они касались и воспитания ненависти к врагу, и укрепления единоначалия, дисциплины, и руководства комсомольскими организациями.
Как убедился начпоарм во время посещения полков и дивизий, у нас значительно пополнились и ряды коммунистов. Достаточно сказать, что накануне решающих событий в каждом подразделении мы создали подпокровные партийные организации, которые не только уже набрали силу, но и сыграли заметную роль в сплочении воинских коллективов.
Генерал Зяблицын одобрил результаты всей проделанной работы. Одновременно дал и целый ряд полезных рекомендаций. В частности, посоветовал работникам политотдела корпуса чаще бывать в низовых подразделениях, лучше изучать настроения бойцов. Словом, общаться с ними не только на собраниях и митингах, но и непосредственно в окопах, на огневых позициях. Рекомендовал постоянно заботиться и о материальном обеспечении бойцов и командиров.
— Доведите до сознания каждого воина, — сказал начпоарм, — что наше командование сконцентрировало на крымском направлении очень внушительные силы. Так что удар по врагу будет всесокрушающим. Воодушевите этим бойцов. Но... — Зяблицын поднял вверх указательный палец и повторил с ударением: — Но!.. Одновременно [71] не опускайтесь и до шапкозакидательства. Легких сражений не бывает, пусть они знают и это. И серьезно готовятся к боям.
