— Если бы я захотел, то мог бы вернуться намного раньше, — ответил я, выпятив грудь.

— Я видела. У тебя свои принципы, — заявила Лида с легкой иронией.

Я хотел намекнуть ей, что она меньше всего должна упрекать меня в отношении принципов, но в этот момент Павлик опрокинул свой стаканчик на одеяло и разговор перешел на другую тему. Кроме того, нужно было еще и искупаться. Может быть, последний раз в этом году.

Люди уходили с озера к вечеру, и то только потому, что хотели попасть к началу двенадцатой серии популярного тринадцатисерийного фильма о городской аптеке. Всех интересовало, какой выбор сделает пожилой холостой фармацевт — предпочтет свою коллегу или молоденькую лаборантку. Они не подозревали, что их любопытство в этот вечер не будет удовлетворено по той простой причине, что тогда в тринадцатой серии нечего было бы показывать.

«Завтра погода испортится, пойдет дождь, потом похолодает», — говорили люди, усаживаясь в автомашины, или, увешанные сумками с недоеденными шницелями, уходили с места, где провели прекрасный день.

И они не ошиблись. На следующий день погода в самом деле испортилась, пошел дождь, а вместе с ним наступило и похолодание. В понедельник в три часа утра дивизионная комиссия объявила в нашем батальоне тревогу.

В подобных случаях очень многое зависит от дежурного по части. На этот раз дежурный справился со своими обязанностями превосходно. Он не тратил время на поиски командира батальона, зная, что тот записан в книге убывающих из гарнизона, и первым безжалостно вытащил из постели надпоручика Ванечека. Речь идет о действительно безжалостном поступке, потому что Ванечек совсем недавно стал молодоженом, пусть во второй раз, но это, право, не имеет особого значения.

Затем дежурный так же безжалостно разбудил и меня. Хотя я уже давно не отношусь к молодоженам, я тоже воспринял внезапное пробуждение без особой радости.

Сначала спросонья я выдавил: «Передаю трубку», потому что привык к тому, что заботливые родители иногда хотят переговорить с учительницей Шебековой в неудобное утреннее или вечернее время. Я хотел разбудить Лиду, но вовремя сообразил, что сообщение об объявлении боевой тревоги, всего вероятнее, касается не школы, а воинской части и меня. Ответив, что понял, я, протяжно позевывая, дважды потянулся и испугался было, что этими звуками могу разбудить Лиду, но мой испуг был напрасным. Лида уже стояла около меня и спрашивала, не может ли она чем-нибудь мне помочь.

— Мне надо бежать в часть, а ты можешь еще поспать, — ответил я.

Лида молча направилась на кухню.

Надевая форму, я уже чувствовал себя окончательно проснувшимся, хотя и опасался, что могу опоздать. Я не собирался тратить время на завтрак, но, уже берясь за ручку двери, уловил аромат кофе, приготовленного Лидой. Не сумев пересилить себя, я забежал на кухню и залпом выпил чашечку кофе. Горячий ароматный напиток помог мне выбежать из дома уже совсем бодрым.

Тем временем дежурный по части успел сообщить о боевой тревоге заместителю командира батальона по технической части и командирам рот. Но только двум. Командира третьей роты надпоручика Красы в общежитии не было, что дежурного не удивило. На такой случай у него имелась от Красы специальная инструкция. Подняв с постели замполитов рот, он позвонил в местную гостиницу и вежливо попросил портье постучать в дверь номера Лишковой и передать ей, что звонят из воинской части.

Портье дважды попросил повторить, видимо думая, что человек на другом конце провода сошел с ума. Однако через несколько минут надпоручик Краса сам позвонил дежурному, чтобы проверить, не разыгрывает ли его кто-нибудь.

Когда я подбежал к проходной, первое, что я услышал, были звуки, сразу же приподнявшие мое настроение: топот солдат, спешивших в парк, и рокот двигателей боевых машин. Я поприветствовал двух незнакомых подполковников, словно говоря: «Вот смотрите, у нас все идет как по маслу».

Надпоручик Ванечек, руководивший в парке выходом машин, взглянул на меня лишь мимоходом.

— Сядь на место Красы, выезжаем, — приказал он мне.

Я заметил группу солдат во главе с поручиком Броусилом, копавшихся в двигателе одной из машин.

— Что случилось? — спросил я.

— Не заводится, — ответил Броусил, не поднимая головы.

— Не могут завести! — крикнул я Ванечеку.

— Я знаю, но ждать не буду. Догонят. Броусил займется этим! — ответил Ванечек, прыгая на машину. Я хотел высказать сомнение, но, боясь задержаться, быстро занял свое место.

— Вперед! — приказал Ванечек, едва я успел коснуться сиденья.

Мы подъехали к воротам, где оба подполковника, время от времени посматривая на часы, что-то быстро записывали, видимо удивленные значительным перекрытием временных нормативов, установленных для подобных случаев. В другое время я был бы очень доволен этим, но сейчас сознание того, что одна из машин торчит в парке из-за отказа двигателя, значительно портило мое настроение.

Переход до района сосредоточения мы преодолели быстро. Как только Ванечек приказал заглушить двигатели, я выскочил из машины и подбежал к нему. Взгляд, брошенный мною на майора и подполковника, с которыми я встречался несколько раз в штабе дивизии, был далеко не оптимистичным. И все из-за этой беспомощной машины в парке.

— Не бойся, через минуту и они приедут, — попытался успокоить меня Ванечек.

— Хорошо бы, — ответил я, сильно сомневаясь в этом.

В утреннем тумане мы сначала услышали громкое дыхание, а потом скорее почувствовали, чем увидели приближавшуюся к нам фигуру.

— Краса, — сказал Ванечек, и через мгновение подтвердилось, что он не ошибся. — Из Фермопил? — спросил он обессиленного бегуна.

Краса пересилил большое желание нагрубить и, слегка опираясь на машину, представился почти по уставу.

— Ты слишком много берешь на себя, — заявил Ванечек.

У Красы не было настроения шутить.

— Здесь все? — поинтересовался он.

— У тебя все, а вот у Моутелика — нет, — ответил начальник штаба.

Было видно, что Красе сразу стало полегче, но только чуть-чуть. Из-за Моутелика.

— Скоро дадут отбой, — заметил Краса.

— Я боюсь, что ты сильно ошибаешься, — ответил Ванечек. — Батальон, принявший в середине учебного года обязательство стать отличным, получит нагрузку на полную катушку. Будь уверен.

Прибыл командир батальона. Надпоручик Ванечек доложил ему, что все идет хорошо, за исключением того, что не прибыла одна машина. Машина Моутелика.

— Этого следовало ожидать, — сказал Индра с досадой.

— Там остался Броусил, — попытался успокоить его Ванечек.

— Это все равно что там никого не осталось, — скептически ответил Индра.

Вполне очевидно, что он сказал бы еще что-нибудь не особенно лестное в адрес Броусила, но в это время вдалеке раздался звук двигателя приближающейся боевой машины пехоты.

— Это невероятно! Так ты все же справился, — сказал Индра, когда Броусил доложил о прибытии.

— Я — нет, товарищ надпоручик, — откровенно признался Броусил. — Сделал это Бартоничек. Он просто молодчина.

После этих слов Индра и Ванечек взглянули на меня и в один голос заявили:

— Ну что ж, с Бартоничеком у тебя неплохо получилось.

Неподалеку от нас затормозила «Волга», из которой вышли генерал-майор и полковник.

Индра доложил со значительно большей уверенностью, чем он это сделал бы до того, как узнал, что Бартоничек — молодчина.

— Если вы думаете, что мы вернем вас обратно в гарнизон, то я должен вас разочаровать, — сказал командир дивизии почти отеческим голосом. — Но пока у вас все идет хорошо, — успокоил он нас. — Вам удалось превысить временные нормативы.

Его оценка вызвала у всех чувство радости, которое не покинуло нас и после того, как командир дивизия приказал переместиться в другой, значительно удаленный отсюда район, где будет поставлена задача на проведение тактического учения с боевой стрельбой.

— Есть! — ответил Индра и попросил разрешения идти, в чем командир дивизии нам не препятствовал. Ванечек убежал первым, чтобы обеспечить проведение совещания командиров рот и политработников.