Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Лежа с закрытыми глазами в одной с Лизель кровати, Лора слышит, как мутти забирается на большую кровать, к Петеру и близнецам, и гасит лампу. Американцы лучше, чем русские. Русские бессовестные. Они грабят, поджигают дома и обижают женщин. А американцы приезжают с бумагами и даже не заглядывают в дом.

Лора открывает глаза, думает. Бои могут начаться прямо этой ночью. Бомбят же всегда по ночам.

В памяти всплывают значки в куманике. Надо было забросить их подальше в воду, схоронить под камнями на дне реки.

Лора лежит, вслушиваясь в тишину, но орудий не слышно. Слышно только, как мама дышит. И только лишь когда ее дыхание становится ровным и глубоким, Лора тоже разрешает себе уснуть.

* * *

Мутти сказывается больной и спит, повернувшись к стене. Притихшие голодные дети молча наблюдают, как Лора ищет деньги в маминых карманах. Братья остаются дома, а Лора с Лизель и Петером выходят со двора и короткой тропинкой идут к фермеру за едой.

Жена фермера, забрав у Лоры деньги, оставляет их ждать у дверей. Пока ее нет, Лизель суется внутрь и шепотом рассказывает сестре про громадную печь и железную ванну, висящую на стене. Лора смотрит на возвращающуюся из сарая фермершу. Перед глазами встает их деревенский дом; потом семейный особняк в Гамбурге, где они жили, пока город не стали бомбить. Обои в спальнях, горячая вода из крана. У фермера на кухне уютно, говорит Лизель, лук висит и копченые окорока, а перед духовкой сидят пять свежеиспеченных буханок.

– Ваша мать еще здесь?

– Да, конечно.

– Тогда будьте добры, передайте, что мой муж хочет с ней поговорить.

– Конечно.

– Лора, о чем она говорила?

Лора отдает уставшей Лизель корзину с яйцами, а Петера забирает себе.

– Ни о чем. Не урони их, Лизхен.

– Она думала, что мутти уехала.

– Да нет же. Аккуратней с яйцами, держи корзинку повыше, не то грохнешь об землю.

Мутти в халате стоит у дверей. Глаза прищурены, волосы слиплись и потускнели. Она забирает у Лоры корзину с яйцами, а дети тем временем прошмыгивают во двор.

– Мальчики были голодные.

– Они утром ели хлеб.

– Но это все, что оставалось.

Мутти снова ложится в постель и закуривает последнюю сэкономленную сигарету. На одеяле лежат уцелевшие фотографии фати. Петер спит, Лора сидит за столом и плачет.

– Долго мы тут еще пробудем?

Ей вспоминаются деревенские женщины: под зимним дождем стоят они у магазинов в очередях, похожих на похоронную процессию, а с юбок черными струйками стекает краска. В комнате жарко, воздух сухой, тяжелый от болезни и сигаретного дыма. В Гамбурге фати, бывало, усаживался с Лорой на крыльце и шевелил пальцами ног в толстых шерстяных носках. Он всегда носил подтяжки. Близнецы ползали за ним по саду и, глядя на свое отражение в черных высоких сапогах, заливались смехом. Скоро война закончится. Лора закрывает глаза и мысленно проносится над долиной, зовет войска, зовет сражение. Видит траву по обочинам landstrasse[10], колышущиеся на ветру метелки злаков. Где-то рядом поет птица. Лора слышит за окном ее высокий, чистый голос.

У мутти жар, виски взмокли. Приподняв одеяло, мать пускает Лору к себе в теплую постель. Фотографии сыплются на пол.

Устроившись поудобнее, Лора понемногу успокаивается. Мамины слезы щекочут ей кожу, мокрая щека прижимается к уху. Мутти шевелит губами, шепчет что-то, чего Лора не может разобрать. Лора натягивает одеяло повыше, накрывает обнимающие ее руки. Мама худая, почти как на свадебных фотографиях, разметавшихся по полу возле кровати. Пока мать спит, Лора рассматривает снимки. Мутти, фати и ома[11] в Гамбурге на фоне озера. Стоят у перил на Юнгфернштиг. Я тогда еще не родилась. Лица знакомые и незнакомые одновременно. Все трое улыбаются, придерживая шляпы, а ветер раздувает их пальто.

* * *

На рассвете мутти, пообещав принести к завтраку свежего хлеба, уходит в город, но возвращается только после полудня. Лора с Лизель и Петером выходят встречать ее за ворота. В сумке у мамы ничего нет, пальто нараспашку, развевается по ветру. На руках у Лоры кричит Петер, просится к мутти, но она его не берет. Волосы упали маме на лицо, и Лора не видит ее глаз. Солнце слепит глаза. Мутти сообщает дочерям новость. Война окончена. Наш Führer умер.

Мать утешает плачущую Лизель:

– Лизхен, вспомни, как он сражался за нас. Какой он был храбрый.

Лизель кивает, обеими руками утирая лицо. Лора стыдится своих пылающих щек. Значит, сражения в долине не будет. Жертв и страданий тоже. Ей стыдно за свое неожиданно вспыхнувшее внутри чувство облегчения. Она вдыхает полной грудью, чтобы побороть свою трусость, чтобы запомнить навеки. Запомнить это поле, и как они стоят друг против друга, как Петер протягивает ручки к мутти, а она поднимает его вверх, к небу, и он смеется.

* * *

Наутро мутти снова идет в город и снова возвращается без еды. Ложится и не встает с постели. Дети от голода не находят себе места. Лора отсылает их на улицу, но они играют неохотно и быстро возвращаются в дом. Ближе к вечеру Лора опять ищет в маминых карманах деньги и, прихватив Петера и Юри, отправляется за едой, теперь уже на соседнюю ферму. Они покупают там хлеба, квашеной капусты и по яйцу на каждого; яйца Лора рассовывает по карманам. Петер сидит у нее на плечах и, чтобы не упасть, держится за ее уши. Юри, напевая, идет впереди в сумерках, рядом течет река. Лора смотрит на брата. Затылок у него, как у фати, – точная копия, только в миниатюре, даже вихор на макушке такой же. Он оборачивается и, дождавшись сестру, пристраивается рядом.

– Когда американцы уйдут?

– Не знаю, Юри. Скоро.

Она запевает новую песню, и Юри, глядя прямо перед собой, шагает по высокой прибрежной траве в такт мелодии. Лора смотрится в темную воду. Она похожа на великана с головой-глыбой. Заснувший Петер сполз вниз, теперь его щека касается ее уха.

У нижних ворот их поджидает сын фермера. В полутьме его лицо едва различимо. Лора отсылает Юри с Петером к верхним воротам. И пока они не отходят на почтительное расстояние, фермерский сын с угрюмым видом стучит ногой по забору. Затем подступает к Лоре.

– Американцы хотят посадить вашу мать в тюрьму.

– Вовсе нет. Они уже приезжали. Даже в дом не зашли.

– Она весь город обегала, просила хоть кого-нибудь взять вас к себе, да только никто не согласился.

– Врешь! Деревенщина! Ты ничего не знаешь.

– Вы здесь никому не нужны. И мы вас прогоним, увидишь. Как только вашу несчастную мать-нацистку упекут в тюрьму.

Лора что есть силы толкает его, но тот не шелохнется. Тоже толкает Лору, и она падает на бок. В кармане разбиваются два яйца. На какое-то мгновение оба замирают на месте, но потом он делает шаг вперед и протягивает руку, чтобы помочь Лоре подняться. Вдруг раздается громкий шлепок, и парень, чертыхаясь, отскакивает в сторону. Что-то плюхается на траву возле Лоры. Тут еще раз что-то проносится над ее головой и шмякается парню об ногу, вызвав новый поток ругательств. В полутьме на выгоне Лора различает две фигуры – Йохана и Юри. Йохан целится в третий раз.

вернуться

10

Landstrasse – проселочная дорога (нем.).

вернуться

11

Ома – бабушка (нем.).

14
{"b":"24332","o":1}