- К сожалению, уважаемые телезрители, наше время подошло к концу, - сказала я, - с вами была я, Эвива Миленич, и программа « Калейдоскоп спорта ».

Камера отъехала, с потолка раздался вопль:

- Стоп! – а в моём ухе восторженно завопила Олеся.

- Ты молодчина! Так держалась! А говоришь, никогда передачи не вела!

- Честно, никогда, - ответила я, - сама ошалела от собственной храбрости.

- Это не храбрость, а профессионализм, - подошёл ко мне Модест Львович, - ты умничка! Всё вышло, и скандал, и вопросы, и ты держалась мастерски, - а тощий парень стал снимать с меня провода.

- Держи, - появилась около меня милая девушка с густыми, каштановыми волосами, и протянула стакан воды.

- Спасибо, Олеся, - узнала я голос, и осушила стакан, а потом

оттянула мокрую блузку.

- Фурор произвела, - воскликнула Олеся, - это было просто потрясающе!

- Я свободна? – устало спросила я.

- Да, только давай для начала кофейку хлебнём, - сказал Модест Львович, - я, пока тебя ждал, включил кофемашину.

Мы спустились в редакцию, и я налила себе чашечку кофе.

- Слушай, Викуля, может, ты всё-таки расскажешь, что у тебя

с Никитой произошло? Я хочу знать, что он вытворит в следующий раз.

- Ничего он не вытворит, - мрачно сказала я, прихлёбывая кофе, - не сумеет!

- Почему – не сумеет? – удивился Модест Львович.

- Потому что, - буркнула я, - и не с такими придурками разбиралась!

Южин поднял брови, но тут у него зазвонил телефон, и, по

мере того, как он внимал невидимому собеседнику, у Модеста

Львовича вытягивалось лицо.

- Да, хорошо, я скоро приеду. Успокойся, Раечка, с ним полный порядок? Отлично, - он убрал телефон, и посмотрел на меня, - а теперь колись! Не желаю больше слушать никаких отговорок, мне дочь только что звонила. Кто-то побил Никиту. Причём побили основательно. Говорит, выскочили из внедорожников амбалы, и начистили ему пятак.

- Что ж он не уехал? – ухмыльнулась я.

- Они его подрезали, и загнали в угол. А потом поколотили. Ты мне ничего рассказать не хочешь?

- Не хочу, - упрямо ответила я, и услышала звук своего мобильного.

- Привет, карамелька, - сказал Дима, - ты была умопомрачительна на экране. Я взгляда отвести не мог.

- Да, и выдал пассаж про длину моих ног, - фыркнула я, - дурак! Делать больше нечего?

- Решил позабавиться, - хохотнул Дима, - кстати, флешка у меня. Я разломал у твоего зама все компьютеры, и надавал тумаков. Он явно не ожидал, что на него нападут, да и я малость переборщил, так двинул ему, что сам в первый момент испугался. У него сотрясение точно есть, и шейные связки растянул.

- Замолчи! – зашипела я, но поздно. Связь была слишком хорошая, и Модест Львович всё услышал. Он отставил чашку, и с интересом посмотрел на меня.

- В следующий раз башкой думать будет, - засмеялся Дима, - малыш, я тебя хочу. Прямо сейчас.

- Отстань! – сердито воскликнула я, и вырубила мобильник, - не

смотрите на меня так! Да, я мужу рогов с бывшим мужем

наставила! А ваш зять нас нащёлкал четырнадцатого в

« Мариотте », и хотел вытурить меня отсюда. Можете уволить меня за аморальность.

- Какая тут аморальность? – вздохнул Модест Львович, - ты незаменимый сотрудник.

- Мне вот что интересно, - протянула я, - у вас есть дочь, зять,

вероятно, будут внуки, а вы мне часть бизнеса продали. Почему?

- Да потому, что Раиса тут же продаст журнал, если со мной что-то случится. Понимаешь? Ей спорт неинтересен. Я начинал этот бизнес с нуля, падал, поднимался. И то, что ты сейчас видишь, это итог моего пошатнувшегося здоровья. А ты пришла сюда, объявила войну тем, кто не радеет душой за глянец, с ходу. И Никите отлуп дала с его левыми платёжками. Ты не убежала из эфира, и вообще, показала себя молодцом. Я буду держать за тебя кулачки, когда ты поедешь в Данию. Я хочу, чтобы ты стала бриллиантовым призёром.

- Боюсь, это нереально, - грустно улыбнулась я, - я только начинающий литератор, а там будут лучшие акулы пера со всего мира!

- Но по России же ты выиграла! И, знаешь, какое у тебя основное качество?

- Какое? – мне стало интересно.

- Ты скромная! Ты не твердишь, что ты гениальна, а, напротив, считаешь, что занимаешь чужую нишу. И ты стараешься, рвёшься вперёд, чтобы оправдать восторги окружающих. И, чем больше ты стараешься, тем твоё мастерство становится более отточенным. Понимаешь?

- Понимаю, - кивнула я, - но мне страшно от этого. Я по жизни обычный человек. Обжорка, кофеманка, и сластёна. Люблю курить сигареты с ментолом, и заниматься сексом со своим бывшим мужем в лифте, и прочих, неудобных местах. С

комплексами, и аморальностью.

- Из-за чего тебе комплексовать? – удивился Модест Львович, - ты красива, как богиня. Глаза, как у Клеопатры, раскосые, нежная кожа, белоснежная, как у аристократки. Глазищи в пол лица, губки, родинка... Да тебе, наверное, не одна женщина завидует. А фигура чего стоит!

- Знали бы вы, как мне даётся осиная талия, - усмехнулась я, -

это при моей любви к шоколаду и пирожным! Вы даже не

можете себе представить!

- Ещё одна положительная характеристика, - усмехнулся Модест Львович, а у меня опять зазвонил телефон.

- Тебе катакомбы ещё интересны? – спросил Дима.

- Конечно, интересны, - воскликнула я.

- Тогда приезжай ко мне в офис, - заявил он, - сначала опробуем на прочность мой стол, а потом займёмся развалинами.

- Сейчас приеду, - пообещала я, и убрала телефон, - мне пора, -

и я, схватив пальто и сумочку, выскочила из издательства.

Добралась я неожиданно быстро. Не попала ни в одну пробку, и поднялась к Диме в пустой офис.

Его я нашла в кабинете. На столике, около дивана, стояла бутылка с шампанским, ваза с фруктами, пирожные...

И повсюду стояли канделябры с красными свечами, букет белых роз в вазе, и я остановилась в дверях, привыкая глазами к полумраку.

- Какая красота, - вздохнула я.

- Всё для тебя, моя сладость, - Дима обнял меня, и поцеловал за ушком.

- Что там с развалинами? – спросила я.

- О развалинах потом, - он закрыл мне рот поцелуем...

Позже мы устроились на диване. Дима вскрыл шампанское, мы выпили по бокалу, и он принёс ноутбук.

- Что там? – спросила я, отправляя в рот виноградину.

- Я был прав, - вздохнул Дима, - не простые это катакомбы. Это бывшая химлаборатория. У меня есть знакомые сверху, и кое-кто рассказал мне, что там какие-то опыты ставили. Всё очень секретно. Очевидцы давно умерли, и, боюсь, подземелье до сих пор хранит свои секреты.

- Там стена была замурована, - протянула я, - давай её разберём!

- Вот, ты это как себе представляешь? – усмехнулся Дима, подливая мне шампанского, - простая ты моя! Мало ли, что там, за этой стеной. А, если она как-то защищена? Хочешь,

чтобы тебя кислотой окатило?

- Почему, сразу, кислотой? – встрепенулась я.

- Тогда газом, или ножами, - пожал широкими плечами Дима.

- У тебя нездоровая фантазия, - фыркнула я, и съела конфетку.

- Это не у меня нездоровая фантазия, а у тебя притуплённое чувство опасности, - парировал он.

- Сказал бы ты это раньше, я бы тебе быстро доступ к телу перекрыла, - надулась я.

- Только скажи, что я не прав, - хмыкнул Дима, - и потом, мы

не имеем права там ничего трогать. Оно было засекречено, по

каким-то причинам скрыто. Ни к чему старые тайны ворошить.

- К твоему сведению, старые тайны – самые интересные, - воскликнула я, - Вира как-то вскрыла катакомбы, значит, от кого-то она о них узнала. Давай копать.

- Всё, что угодно, моя карамелька, лишь бы ты не совала свой курносый носик в катакомбы.

- Наглец! – фыркнула я.

- Уж, какой есть, - усмехнулся он, - как я твоего мужа понимаю. Ты без тормозов. И не вздумай лезть туда одна, а то я тебя знаю. Так, капец!

- Что не так? – сделала я невинные глаза.

- Да я уже по твоему выражению лица вижу, что ты туда полезешь. Ладно, я попытаюсь договориться с людьми, чтобы они вскрыли эту стену. Лишь бы ты туда не лезла.