Погост Пошивкино располагался между усадьбами Мусоргских и Чириковых, в полукилометре от Наумова и в двух километрах от Карева. Из "Клировых ведомостей" известно, что в 1735 году здесь была построена деревянная церковь во имя Одигитрии Пресвятой Богородицы. В 1818 году на этом же месте возведен каменный храм с колокольнею, как сказано, "тщанием прихожанина титулярного советника Петра Васильевича Бровцына".
Церковь стояла на высоком холме и была видна из окон барских домов Мусоргских и Чириковых, из принадлежавших им деревень и сел, с озера и с островов, где также жили крестьяне. Вся эта территория называлась приходом, а жители - прихожанами. Место, где стояла церковь, именовали погостом, и не только потому, что рядом было кладбище,- погост являлся административным и духовным центром. Основными жителями погоста были церковнослужители. Они имели свою пахотную землю, сенокосные угодья, лес, часть озера. В XVIII веке здесь стояла богадельня - приют для больных и одиноких стариков, а позже появилась приходская школа для крестьянских детей.
К интересному выводу пришел А. П. Лопырев, изучавший местные названия селений. На родине Мусоргского названия деревень поголовно славянские: Алексеевское, Наумово, Захарово, Жуково, Юрьево... а названия погостов угро-финские: Хрянь, Купуй, Слауй, Окний, Плай... Почему? "Я думаю, что деревни неоднократно уничтожались в ходе войн,- писал Андрей Павлович,- и возникали на новых местах под новыми названиями. А погост - это же кладбище, обитель умерших предков - оставался на месте и сохранял свое дославянское имя. Наверняка можно считать, что на месте таких погостов, как Купуй, Слауй, Влиц, до X века стояли языческие капища".
Через Пошивкинский погост проходили две большие дороги, которые не только соединяли Карево, Наумово и другие деревни прихода, но и вели дальше - к Петербургу, в Прибалтику. Рядом с церковью стояла колокольня, и звон ее колоколов слышал каждый житель прихода.
В операх Мусоргского одним из главных действующих лиц можно назвать колокольный звон. В "Борисе Годунове" музыка колоколов звучит почти в каждой картине: пролог начинается с торжественного перезвона "венчания на царство"; в келье Чудова монастыря раздается приглушенный звон к заутрене; в царском тереме под скорбный вечерний перезвон Борис терзается от угрызений совести; в Грановитой палате царь умирает под погребальный звон; на лесной поляне под Кромами тревожно и грозно звучит набат, извещающий Русь о новой беде...
Колокольный звон - самостоятельная тема в опере, с разнообразной богатой тембровой и психологической окраской.
"Мне кажется, что звоны и церковное пение в операх Мусоргского - это отражение впечатлений от церквей в Торопецком уезде",- писал Евгений Нестеренко в июле 1979 года.
Можно ли обнаружить "прототипы" звонов на родине Мусоргского, проследить их истоки?
Колокольный звон известен на Руси с давних времен. В Новгородской летописи 1342 года говорится: "Архиепископ Василий велел слить колокол великий к святой Софии и привел мастера из Москвы, человека почетного по имени Борис". Историки высказывают предположение, что этот мастер и положил начало литью колоколов в России. С колокольным звоном была связана вся жизнь народа. Торжественным перезвоном встречала Москва победоносных ратников Дмитрия Донского. "Всполошный" колокол предупреждал жителей города, когда появлялся неприятель. День и ночь звонил "осадный", если у городских стен стояли враги. Колоколами жаловали за заслуги: в Печерском монастыре, что под Псковом, до сих пор звенят колокола, подаренные Иваном Грозным, Борисом Годуновым, Петром Первым.
В Псково-Печерском монастыре были погребены предки композитора, которые жили при Иване Грозном. В то время дворяне старались получить место для вечного покоя в пещерах этого монастыря. Здесь были похоронены Мария Петровна, Иван Петрович и Агриппина Петровна Мусоргские. Довелось мне не раз бывать в этих пещерах. В дни поминовения здесь по давней традиции звучат колокола. Монахи-звонари с большим искусством, как в слаженном оркестре, ведут мелодию "Печерских звонов".
Как сообщает исследователь этой темы Юлий Филатов, колокола секли кнутами, вырывали им языки, выставляли на позор... Колокол города Углича лишили языка и отправили на высылку в Тобольск за то, что он сообщил народу о гибели царевича Дмитрия. Для любого города не было большего унижения, чем лишиться колокола. Когда Василий III прислал в Псков дьяка со строгим повелением отобрать "Вечник", то все жители стали "плакати по своей старине и по своей воле".
В "Литературной газете" за 27 июля 1983 года в статье "У истоков" опубликованы записи И. К. Ежова, работавшего в первые годы Советской власти начальником управления государственных складов. Ежов воспроизводит телефонный разговор Ленина с хозяйственниками, происшедший в тот момент, когда к нему пришли крестьяне с просьбой "посодействовать" в приобретении колоколов.
"- Говорит Председатель Совнаркома... У меня сидят три мужичка. Они прошли все ведомственные мытарства и дошли до меня. Что же невозможного в их просьбе?
- Мы, Владимир Ильич, воздерживаемся от раздачи колоколов и заняты решением вопроса, как их использовать в производстве...
- Я понимаю, но как мне быть, если со всех концов России тянутся подобные делегации? Что же поделаешь? Хлеб у крестьян берем, солдат берем... А тем более, что они вот говорят, что колокола-то им нужны не для нужд церкви, а чтобы спасать звоном во время зимних бурь сбившихся с дороги..."
Старожилы с родины Мусоргского рассказывали, что колокол извещал всех и о больших событиях в государстве, и о местных происшествиях, напоминал о времени, о праздниках, о торжествах, о горе, о беде, о пожаре, помогал рыбакам Жижицкого озера находить берег в тумане, а зимой в метель указывал путь к жилью...
Колокол напоминал нашим предкам, когда работать, отдыхать, веселиться, брать в руки оружие. Музыка звонов облагораживала, очищала душу, воспитывала уважение к прошлому, напоминая о неумолимости времени. Существовал обычай - в пасхальные дни на колокольню мог подняться каждый желающий. Устраивались своеобразные конкурсы, где можно было показать свое мастерство. Александра Ивановна Прокошенко рассказывала, что в Пошивкине был известен звонарь Иван, по прозвищу Тюлька, который играл на колоколах, как на балалайке, плясовые мотивы - такие, как "Во саду ли, в огороде"... Умелые звонари были и в родовой церкви Мусоргских в Золовье. В "Клировых ведомостях" об этом храме сказано: "Колокольня каменная, соединенная с церковью деревянным притвором. Колоколов на ней пять: первый весит 20 пудов, черный с надписью "Валдай", второй - 7 пудов, третий - 2 пуда, четвертый - 1 пуд, и пятый - 1/2 пуда".
Мусоргскому повезло - он родился и десять лет прожил в сельце Кареве, стоявшем на холме, с которого были слышны звоны сразу трех церквей. С погостов Пошивкино и Жисцо звоны плыли по воде, приобретая особую, нежную окраску, а из Платичина через луга и лес доносились "сухопутные" приглушенные звуки.
Один из старожилов этих мест Иосиф Петрович Ершов вспоминал:
- Здесь переливались звоны трех церквей, и в I праздники мы слушали тройной благовест.
"Благовест" у Даля - призыв колокольным звоном в церковь, а "благовестив" - возвещение блага, добра, радости... Не этот ли тройной благовест стал для Мусоргского "прототипом" в "Хованщине" к симфонической картине "Рассвет на Москве-реке"? По мнению ведущих музыковедов, в этой картине композитор тонко и поэтично рисует раннее утро, робкую трель птиц, отдельные удары колокола, разносящего голос утреннего благовеста.
Как показывают документы, священнослужители Одигитриевской церкви во все времена находились в дружеских отношениях с помещиками. Прабабка композитора по материнской линии Вера Алексеевна Чирикова была "ктиторшей", то есть доверенным лицом и хранителем церковной казны. И прадед по отцовской линии Григорий Григорьевич Мусоргский состоял в числе почетных прихожан.
