Меня зазнобило. Хотя в воздухе по-прежнему не было ни ветерка, ни дуновения, и даже верхушки вязов возвышались над нами без малейшего движения.

— С вами все в порядке, сэр? — Ко мне подошел один из лакеев-официантов. В руках он держал блюдо с огуречными сэндвичами.

Я взял один. Ломтик огурца гладко скользнул в горло, а хлебом я чуть не подавился. Я не мог утолить свой голод сэндвичами. Нет, конечно. Но в тот момент и мысли о свежей крови тоже вызывали у меня отвращение.

Я развернулся и вновь направился к группе, которую покинул. Сэндвич комом лежал у меня в желудке. К моменту моего возвращения разговор уже плавно перетек к более легким темам. Обсуждали необычайную жару нынешнего лета, и то, что никто, похоже, больше не собирается ездить в свои загородные дома на уик-энд, и какие-то тайные сборища, которые с недавних пор стали устраивать в вест-индских доках на Собачьем острове.

— На пару слов, — позвал я Дамона и направился в сторону аккуратно подстриженных кустов, украшавших сад рядом с домом.

Воздух здесь был напоен приторным запахом роз, и этот тяжелый аромат на мгновение напомнил мне наш садовый лабиринт в Мистик-Фоллз. Там, среди розовых кустов, мы гуляли втроем с Дамоном и Катриной. Там мы с братом поддразнивали друг друга в борьбе за ее благосклонность и даже не подозревали о том, в какую опасную игру мы играем.

— Слушаю тебя, братец, — Дамон нетерпеливым жестом махнул рукой.

Я заставил себя заглянуть в его темные глаза. Сейчас в них не было ничего общего с глазами моего брата, когда он еще был человеком. Дамон изменился. И я изменился. Мне пора было, наконец, перестать думать о прошлом.

Заметив мелькнувшую на лице брата усмешку, я проследил за его взглядом. Он смотрел на свернутую простыню, которую я бросил, когда мы подходили к зданию Гроув-хаус.

— Твоя вещица? — поинтересовался Дамон. — Что за причуды? Ведь это натуральный египетский хлопок, годится для царского ложа.

— Я захватил ее для пикника. Не ожидал, что нас пригласили на официальный прием.

— Таскаешь простыни из отеля «Камберленд»? — Дамон тряхнул головой. — Может, за последнее время ты наконец научился грешить? Это было бы отлично. Ты хоть перестанешь быть таким скучным.

— Куда уж нам. Полагаю, ты предпочел бы на моем месте таскать из отеля служанок, чтобы напиться их крови. Так ведь? — парировал я и продолжал уже серьезно: — Меня беспокоит эта история с Потрошителем.

Я сорвал с ближайшего куста цветок и снял с ножки пышный розовый бутон. И хотя буквально секунду назад я приказал себе не думать о прошлом, но, касаясь пальцами нежной бархатистой поверхности лепестков, я снова начал погружаться в воспоминания о том, как я гадал когда-то: «Любит — не любит — любит — не любит…» Мучительная игра, которой терзала меня Катрина.

Я стал с яростью обрывать лепестки. «Я верю ему — не верю — верю — не верю…» — мысленно твердил я, бросая на траву шелковистые лоскутки.

— Тебя беспокоит история с Потрошителем, — усмехнулся Дамон. — С чего бы это? Ты что — женщина? Или ты — шлюха? Ведь тебе известно, что жертвы все из этих. У тебя мания, ты помешался на убийствах! А лучше бы ты помешался на какой-нибудь красотке. Это гораздо приятнее, уверяю тебя, — и брат плотоядно ухмыльнулся.

— Да уж, не сомневаюсь, гораздо приятнее быть на побегушках у Шарлотты! Подносить шампанское, стоит ей только пожелать, и без конца выполнять другие ее капризы. Поразительно, на что ты готов пойти ради глотка крови, братец. Признаюсь, меня это просто восхищает! — Я был доволен, что мне удалось держать себя в руках, пока я обращался к Дамону с этой разгромной речью. Каждый раз, когда происходило подобное, я чувствовал, что его уважение ко мне растет. Хоть на капельку, но все-таки. И если я что-то и понял из долгого общения со своим братом, так это то, что Дамон всегда играет только по своим собственным правилам. — Кроме того, у меня не мания, — я по-прежнему гнул свою линию, — просто я обеспокоен. И ты знаешь, чем именно! — воскликнул я, не сдержавшись. Меня продолжало преследовать ощущение, что Дамон что-то скрывает. И если даже он ничего не скрывал специально, он и ничего не делал, чтобы позволить мне самому проникнуть в тайну и во всем разобраться. — Я отлично помню обо всем, что связало нас в прошлом. Все эти ужасы и кровь. Но я решил сдаться. Я поднимаю белый флаг. Все, чего я хочу, — если уж мы не можем быть с тобой друзьями, то давай хотя бы не становиться врагами. Во всяком случае, сейчас, когда для нас обоих слишком много поставлено на карту.

— Побереги силы для других. — Дамон демонстративно зевнул. — Я уже слышал от тебя эти речи. И не раз. Мне вся эта болтовня безумно наскучила! Сколько можно! Слова, слова, слова… И ничего не меняется. Вокруг одна говорильня. Мне тоже приходится без конца со всеми разговаривать. И люди, с которыми говоришь, тоже не меняются. Какая тоска, братец! Какая тоска! — проговорил Дамон, глядя прямо мне в глаза.

— Что ж, тогда ладно… — наконец произнес я, обдумав его слова. Не хотелось оправдывать мои выводы разыгравшимся воображением, но, надеюсь, Дамону, по крайней мере, наскучило сохранять верность своей клятве, и он больше не мечтает о мести. И даже если у него нет желания восстанавливать наши отношения, он хотя бы не чувствует необходимости продолжать враждовать со мной. — Что ж, — продолжал я, — тогда давай кроме пустой болтовни кое-что сделаем. Меня беспокоит Джек-потрошитель, потому что я полагаю, что он может быть одним из Первородных. Возможно, под его маской скрывается Клаус. А Клаус, как тебе известно, охотится за нами. Вернее, он охотится за тобой. Наверняка. Потому что в той кровавой надписи на стене… — Я умолк на мгновение, чтобы Дамон почувствовал всю важность моих последующих слов. — Та надпись — не безобидная выходка какого-то неизвестного шутника. Та надпись выглядела точно так же, как надпись на стене у Сазерлендов. Ты понимаешь, что это означает для нас?

Дамон замахал у себя перед носом руками, словно отгонял назойливую муху.

— А-а-а, вот, оказывается, на чем ты помешан, братец. На вампирах! Зачем, позволь спросить, Клаусу убивать по одной женщине, когда он мог бы уничтожить одним махом десяток таких девиц? И зачем бы ему понадобилось играть во все эти игры с прессой? — Дамон засыпал меня вопросами. — Уж очень человеческое поведение получается, — добавил он, саркастически усмехаясь.

— Но эта фраза «Из ада…», — резко возразил я брату.

Дамон демонстративно закатил глаза:

— Для такого книжного червя, как ты, вечно не отрывающего глаз от книги, это слишком примитивная трактовка смысла. Полагаю, тебе надо прекратить играть в детектива. Почему бы тебе просто не развлечься? У тебя появилась чудесная девушка, ты приехал в прекрасный новый город… Развлекайся! Или, может… — Дамон серьезно посмотрел на меня, — тебе просто нужно поесть. Когда ты в последний раз питался нормальной кровью?

— Вчера вечером, — уклончиво произнес я.

— Но не кровью своей девушки, верно? — заметил Дамон, покосившись в сторону Вайолет. Я проследил за его взглядом. Брат смотрел на ее белоснежную шею — гладкую, без единого укуса.

— Конечно, нет, — я покачал головой. — Я не питаюсь за счет людей.

— А следовало бы. Их кровь подействует на тебя успокаивающе. Подумай об этом. Ты мог бы забыть про всю эту кошмарную чушь о Потрошителе и присоединиться к лондонскому светскому обществу. Ты мог бы развлечься и получить удовольствие. Гораздо большее, чем ты получал когда-либо в своей жизни.

Я вздохнул, на мгновение представив, что за жизнь это могла бы быть: бесконечные вечеринки и приемы, бесконечные поцелуи и объятия, бесконечные годы развлечений. Такую жизнь выбрал мой брат Дамон. На миг у меня мелькнула тень сомнения. Может быть, брат прав? Может, секрет вечного счастья заключается в том, чтобы постоянно испытывать удовольствие и делать то, что тебе его доставляет?

— Вот что я тебе скажу, братец, — заговорил Дамон, почувствовав мои колебания. — Отправляйся-ка ты в Париж. Уезжай отсюда, от этой кошмарной истории с Потрошителем. Если это Клаус, так он найдет тебя, где бы ты ни был, а если это какой-то тупой человеческий ублюдок, его поймают через несколько недель.