Однако раскрытая газета не спасла. Поравнявшись со скамейкой, на которой сидел Амет-хан, Владимир удивленно остановился. Лавриненков узнал Амет-хана, хотя давно не видел его. Но, боже, в каком виде? Изношенный китель, мятые брюки, стоптанные, одетые на босую ногу ботинки…
- Амет! Ты ли это? - окликнул Лавриненков боевого друга, скрывая свое состояние, вызванное его видом. - Как твоя учеба в Монино?
- Ушел я, Володя, из академии, - грустно улыбнулся Амет-хан, стараясь подальше засунуть ноги под скамейку. Рядом с подтянутым, в ладно сидящей военной форме Лавриненковым он, стыдясь, почувствовал, как выглядит сам. - Подал рапорт и ушел.
- А чем сейчас занимаешься? - поинтересовался Лавриненков, который по виду Амет-хана уже понял, что дела однополчанина, похоже, совсем плохи. - Давно бросил академию?
- Да уж более полугода живу на иждивении жены, - горько усмехнулся Амет-хан. - Когда понял, что ничего, кроме как летать, не умею, подал заявление в ЛИИ, решил стать летчиком-испытателем. И уже который месяц - ни ответа, ни привета. Похоже, мои боевые заслуги уже не в счет…
- Ну, это ты брось, дорогой. - оборвал Лавриненков. - Почему ко мне не пришел, к Хрюкину, наконец? Ты же знаешь, как командующий армией относятся к тебе!
- Нет, Володя. Неудобно мне генерала теребить из-за своих личных дел. Просто, видимо, я в жизни невезучий. - устало ответил Амет-хан. - Чего стоила только историия с родителями в сорок четвертом, помнишь? И если бы не Тимофей Тимофеевич - К тому же, как я теперь появлюсь в таком виде перед генералом? Здрасьте, товарищ командующий армией, ваш бывший летчик-истребитель - безработный, окажите содействие…
Лавриненков понял, как больно другу говорить об этом, и перевел разговор на семейные дела однополчанина. За годы войны он хорошо узнал его характер: бороться за себя этот бесстрашный в небе летчик не умел. Его необычайная скромность часто оборачивалась для него, как говорится, боком.
На другой день Владимир Лавриненков рассказал о встрече в парке А.И. Покрышкину, с которым вместе учился в академии. Александр Иванович, еще на фронте познакомившись с Амет-ханом Султаном, очень ценил его как боевого летчика. Вдвоем Лавриненков и Покрышкин рассказали генерал-полковнику Т.Т. Хрюкину о том, в каком положении находится сейчас его бывший питомец.
- Да, сложно складывается жизнь у парня, - в раздумье проговорил Тимофей Тимофеевич.
Генерал- полковник вспомнил, как в 1944 году, восле падения Кенигсберга, у него состоялся разговор с Амет-ханом Султаном. Тогда он приезжал в 9-й гвардейский полк, чтобы вручить его летчикам новые боевые награды. Амет-хан поблагодарил командующего армией за помощь в устройстве своих родителей, рассказал о судьбе младшего брата.
- Я выясню, в чем там дело в ЛИИ, - сказал Хрюкин Лавриненкову и Покрышкину. - А вы передайте Амету, пусть через день позвонит мне…
Когда Лавриненков и Покрышкин ушли, Хрюкин вспомнил, как еще в конце войны, когда Амет-хана представили ко второй Золотой Звезде, некоторые высокопоставленные штабные работники говорили ему, чтобы посоветовал молодому летчику изменить запись в пятом пункте личного листка. Крымские татары, как и другие, выселенные в 1944 году народы, тогда были вычеркнуты из истории страны. Более того, делалось все, чтобы вытравить память о них из сознания советских людей. Даже упоминание о крымских татарах было запретным и далеко не безопасным. Амет-хан же в личном листке в графе «национальность» упрямо писал: крымский татарин.
Тимофей Тимофеевич не мог «посоветовать» Амет-хану изменить запись о национальности в личном листке. Он еще раз убедился в благородстве и чувстве долга молодого летчика. В трудный для своего народа час Амет-хан не отказался от него, не скрывал свою кровную связь с крымскими татарами.
«Похоже, дело Амета в ЛИИ застряло из-за этого пятого пункта в летном деле, - вздохнул Хрюкин, набирая телефон института. - Надо объяснить товрищам, что независимо ни от чего Амет-хан Султан остается дважды Героем Советовго Союза, честным коммунистом, доказавшим кровью преданность Родине в годы войны».
Вмешательство боевых друзей, г полковника Хрюкина принесло своя результаты. Вскоре Амет-хан Султан был зачислен в ЛИИ, который находился в в подмосковном городе Жуковском. Решился си вопрос с жильем. Амет-хан с женой переехали из гостиницы на Арбат. Здесь, в доме № 5 по Скатерному переулку, они получили просторную комнату.
3
Первые дни в Летно-испытательном институте. Закончены необходимые формальности, получен пропуск. В приподнятом настроении знакомился Амет-хан с новым местом работы. Почувствовал себя в родной стихии: воздух попахивал горючкой, на стоянках ревели моторами самолеты. Возле них знакомо, как глухонемые, объяснялись жестами механики.
Одновременно Амет-хан понял, что в институте присматриваются к нему, не торопятся вовлекать в серьезное дело. Похоже, что его боевой опыт, Золотые Звезды Героя здесь не самое главное. Задания, которые поручали, не «вязались» с понятием Амет-хана о работе летчика-испытателя. Их мог, без особого напряжения, выполнить любой «зеленый» аэроклубовец.
- Садитесь в ПО-2 и отвезите инженера Иванова на соседний аэродром, - говорили Амет-хану.
И он молча поднимал дребезжащий «кукурузник» в воздух, летел. Потом, оказывалось, надо было привезти запчасти с соседнего аэродрома или кого-то перебросить за сто километров…
Смуглолицый, с шевелюрой черных волос, сосредоточенный на каких-то постоянно не покидавших его мыслях, он молча, часами сидел в летной комнате в ожидании очередного поручения. Амет-хан не задавал вопросов руководителям ЛИИ, понимал, что идет проверка его характера, его человеческих качеств. В этом новом мире, в кругу летчиков-испытателей, куда он вступил, были свои понятия об этом, свои традиции. Им важно было знать его надежность как человека, с которым придется не раз делить мгновения между жизнью и смертью. Вот так получилось, что, прежде чем испытывать самолеты, пришлось Амет-хану выдержать испытания своего характера.
Готовясь к новой работе, Амет-хан перечитал много книг о летчиках-испытателях, об их работе. Когда же вблизи увидел свою будущую профессию, понял, что только со стороны она кажется полной неповторимыми и необычными событиями. В действительности труд испытателя оказался заполненным будничной, но необходимой работой.
Шло время. Амет-хан с радостью почувствовал, как постепенно исчезает прежняя к нему настороженность. На какое-то время он стал пилотом самолета известного авиаконструктора Микояна, создателя знаменитых истребителей МИГов-. Потом ему довелось летать на разных типах самолетов, заполнявших летное поле ЛИИ. Летчик, который все годы войны сидел в кабине маленького, юркого истребителя, теперь поднимал в воздух и двух - и четырехмоторые тяжелые воздушные корабли. И eщe почувствовал, что без помощи и поддержке своих более опытных коллег, которые давно здесь, работали, не освоить новую профессию.
- Испытатель в совершенстве должен летать на всем, что имеет крылья и мотор. - не раз слышал Амет-хан от известных уже в те годы в ЛИИ летчиков-испытателея Сергея Анохина, Игоря Эйлиса, Леонида Тарощина и других. - И даже уметь летать на том, что в общем-то не должно бы подниматься в воздух…
Случалось, что более молодые его коллеги пытались расспрашивать Амет-хана о его воздушных боях на фронте. Разговоры эти обычно возникали в ненастные дни, когда испытатели коротали время на аэродроме ЛИИ в ожидании погоды. В такие часы Амет-хан садился в летной комнате у широкого, почти во всю стену, окна и часами глядел на пустые, уходящие к горизонту взлетные полосы.
- Да что рассказывать? - отмахивался каждый раз Амет-хан от расспросов. - Воевал как все. Ничего интересного. Небо в тучах, дождь идет-валялись на нарах в землянках. Очистился горизонт-кружились над линией фронта…
Таким немногословным был Амет-хан Султан до конца своих дней. Услышать от него самого что-нибудь из его богатой военной биографии или испытательной работы было почти безнадежным делом. А если и случалось что-то узить о нем от тех, кто воевал вместе с ним, он смущенно отворачивался.
