Изучая книги Гельбига, Е. И. Дружинина пришла к выводу, что именно он познакомил европейскую публику с феноменом «потемкинских деревнь». «Гельбиг объявляет несостоятельными все военно-административные и экономические мероприятия Потемкина в Северном Причерноморье. - пишет исследовательница. - Саму идею освоения южных степей он пытается представить, как нелепую и вредную авантюру… Изображение всего, что было построено на юге страны в виде бутафории - пресловутых «потемкинских деревень» преследовало… задачу предотвратить переселение в Россию новых колонистов… Описываются мнимые «деревни», жители которых призваны были с лишком за 200 верст «по наряду». «Стада скотов, - говорится далее, - перегоняли ночью из места в место, и нередко одно стадо имело счастье предстать монархине от пяти до шести раз». По поводу построек в Херсоне, понравившихся императрице, сказано: «"Только ближние здания были настоящие; прочие же написаны на щитах… из тростника, связанных и прекрасно размалеванных». Даже военный флот, показанный императрице в Севастополе…»состоял из купеческих кораблей и старых барок, кои отовсюду согнали и приправили в вид военных кораблей» {40}.
«Русская тема» стала для Гельбига главным источником доходов, в 1808 г. он издает не менее популярную «Биографию Петра III», где виновницей смерти мужа объявляется, конечно, Екатерина II, а в 1809 г. - новый памфлет «Русские фавориты», известный в России еще под названием «Русские избранники». Создается странное впечатление, что уже после смерти своих главных героев, когда Екатерина II и Потемкин уже давно отошли в мир иной, Гельбиг с неослабевающей яростью продолжал сражаться с тенями людей, не сделавших ему лично ничего дурного. По каким - то причинам дипломату необходимо было опорочить громадное политическое и культурное наследие Екатерины II, и в первую очередь в области внешней политики, где трудился Потемкин. Продолжение движения Российской империи по направлениям, намеченным императрицей и светлейшим князем, было слишком опасно для «европейского равновесия» в прусском понимании слова, слишком хорошо ложилось в концепцию «русской угрозы», тщательно развиваемую Францией на протяжении всего XVIII в., чтоб труды Гельбига остались без многочисленных переводов и переизданий. В 1807 г. русская цензура не пропустила в печать уже переведенный памфлет саксонского дипломата, однако в 1811 г. перепечатка французского издания Гельбига, все же появилась и на русском языке, вызвав бурю возмущения у еще живых сотрудников Потемкина {41}.
Мы так подробно останавливаемся на работах Гельбига потому, что именно он заложил в исторической литературе краеугольный камень трактовки деятельности светлейшего князя как бутафории, нереального, феерического видения, созданного «каким-то злым волшебством» и развеявшегося сразу после кончины Потемкина, как падают и рассыпаются в прах сказочные замки после гибели злых колдунов.
В 1808 г. в Москве выходит первая русская биография Потемкина. Анонимный автор книги оговаривается, что источниками ему послужили исключительно газетные известия о князе и ходившие тогда в большом количестве анекдоты {42}. Эта небольшая книга интересна не столько как научный труд, сколько как сборник коротких мемуарных отрывков и исторических анекдотов в старом понимании этого термина - т. е. случаев из жизни великих людей, зафиксированных их современниками.
Вслед за этом изданием появляется работа раздосадованного на иностранные сочинения о Потемкине племянника и ближайшего сотрудника светлейшего князя Александра Николаевича Самойлова, бывшего прокурора Сената. Книга писалась между 1812 и 1814 гг., но свет увидела только в 1867 г. Она представляет собой сплетение мемуаров с биографическим трудом и очень богата яркими историческими фактами, а непосредственная близость автора к герою повествования делает его суждения особенно ценными. Современный историк легко отсекает витиеватые словесные похвалы Самойлова в адрес действительно великого дяди, и сосредотачивает свое внимание на подробностях политических событий того времени и планах Потемкина {43}. [18] Уже в 30-х гг. XIX в., благодаря покровительству наместника М. С. Воронцова, в Крыму и Северном Причерноморье местными учеными-краеведами начался сбор материала об освоении Новороссийского края. Интересная книга по этой тематике, впервые предоставившая читателям исследование на основе реальных документов, сохранившихся в Наместническом правлении, принадлежит перу члена Одесского общества истории и древностей, директора главного статистического комитета Новороссийского края А. А. Скальковского {44}. В ней две обширные главы посвящены управлению Потемкина, которое рассматривается как самый плодотворный период в жизни Новороссии. Из работы Скальковского историки до сих пор черпают данные о строительстве городов, поселков, дорог, фабрик, верфей, основании флота, начале правильного земледелия, садоводства, виноградарства и элитного скотоводства в Крыму. Статистические данные, предоставленные Скальковским, не оставляют сомнения в бурных темпах развития вновь присоединенных территорий при светлейшем князе.
Другой аспект проблемы - колонизационный - был рассмотрен в статье Н. К. Щебальского. Автор подробно изложил историю заселения Новороссии, изменение этнического состава ее жителей в пользу русских и показал, что в основу колонизационных мероприятий Потемкина был положен отказ от политики вытеснения татар с полуострова. В качестве переселенцев на новые земли прибыло множество разноплеменных колонистов: русские, украинцы, поляки, казаки, греки, армяне, сербы. Такой пестрый национальный котел мог стать очагом конфликтов с татарским населением, однако, благодаря политике расселения приезжающих, детально продуманной светлейшим князем, этого не произошло. Вновь прибывшие заселяли только свободные земли, или территории, покинутые татарскими землевладельцами, бежавшими в Турцию. Не допускался сгон татарского населения, оставшегося в Крыму, с насиженных мест. Сами же представители разных национальностей, перебравшиеся в Новороссию и Тавриду, составляли прочные землячества и селились компактно, это в особенности относилось к грекам и армянам, основывавшим даже отдельные города.
В результате на новых землях создалась система, при которой разные этнические группы занимали разные территории и даже разные хозяйственные ниши, практически нигде не переходя дорогу друг другу. Если татарское население занималось, главным образом, скотоводством и размещалось в центральных, степных районах Крыма, то русские и украинцы селились в основном по побережью, в портовых городах и поселках, вдоль дорог. Они занимались строительством, работали на верфях и фабриках, а также зерновым земледелием. Бывшие запорожские казаки, получили земли на Кубани, развивали сельское хозяйство и служили в Черноморском казачьем войске. Армяне, как и во времена ханов, держали соляной промысел, торговали, совершали перевозки. Греки промышляли рыбной ловлей, торговлей, многие представители мужского населения служили в специально созданных греческих частях в русской армии. Конечно, в реальности напряженные отношения между собственно татарским и пришлым населением Крыма продолжали существовать, однако они не выплескивались за рамки симпатий одних к Турции, а других - к России, не принимали форм столкновений, а тем более резни. Это уже само по себе было огромным достижением, тем более в зоне постоянной военной угрозы. Такого положения вещей Потемкину удалось добиться именно благодаря территориальному и хозяйственному размежеванию колонистов с бывшими подданными ханства, а также подчеркнуто внимательному отношению к татарскому населению и мусульманскому духовенству Крыма. (Об этом подробнее будет рассказано в главах данной работы, посвященных присоединению и освоению Крыма). Щебальский же первым поставил вопрос об особой «потемкинской» колонизационной политике и сделал попытку оценить ее результаты {45}.
