В течение пяти лет журнал «Родина» публиковал отрывки книги Н. И. Павленко «Великая Екатерина», которая, наконец, в 1999 г. вышла в свет в издательстве «Молодая Гвардия» {121}. Целая глава этой большой работы посвящена жизни и деятельности Потемкина. К сожалению, автор, постаравшись освоить новейшую историографию екатерининского царствования, все же остался несвободен от целого ряда старых стереотипов. Более всего это касается военной деятельности светлейшего князя. «Кажется, менее всего Потемкин-Таврический прославился в качестве [35] полководца, - пишет Павленко. - Когда началась русско-турецкая война 1787-1791 годов, Григорию Александровичу пришлось выполнять непривычные для него обязанности главнокомандующего. Если бы его не окружали блестящие полководцы, среди которых первенствовали А. В. Суворов и П. А. Румянцев, если бы князя не поддерживала и не воодушевляла императрица, то ход военных действий мог принять совсем иной оборот».

Едва ли с подобным мнением можно согласиться. То что Потемкин был вполне самостоятельным и способным военным руководителем ясно и из его документов, и из хода каждой возглавляемой им операции. Командование несколькими фронтами посредством директив ставки - открытие Потемкина. Именно ему русская военная мысль обязана этим нововведением. Под его началом проходил школу М. И. Кутузов, уроками которого потом пользовались все русские полководцы. Чем, кроме доверия к таланту командующих отдельных корпусов, умения подбирать нужных людей и расставлять их на нужные места можно объяснить ту долю свободы, которой пользовались командиры, служившие при Потемкине? Если б это объяснялось слабостью командующего, то громадный театр военных действий, пролегавший от Северного Кавказа до Дуная, расползся бы по швам. Этого не только не произошло - наоборот, на всем его протяжении Россия одержала внушительные победы. Значит был человек, который мог мысленно охватить все это пространство, согласовать действия тысяч людей и заставить командиров подчиняться себе даже тогда, когда это им не нравилось.

«Находясь в Елисаветграде, он решил овладеть Очаковым, возложив на себя руководство всей операцией, - продолжает Павленко. - Эта акция не принесла ему лавров. Суворов давал обязательство овладеть крепостью еще в апреле 1788 г., когда ее гарнизон насчитывал четыре тысячи человек, но Потемкин отказал, опасаясь значительных потерь во время штурма… Неизвестно, сколь долго Потемкин терял бы солдат от небывалой в этих краях холодной зимы, если бы 5 декабря ему не донесли, что осаждавшие лишены топлива, а хлеба не хватает даже на один день. Только после этого фельдмаршал решился на штурм. Он был крайне кровопролитным» {122}.

Сделанное историком описание полностью не соответствует действительности и противоречит реальным документам.

Суворов, конечно, давал обещание взять крепость быстрым штурмом, но когда попытался предпринять нападение, кстати без ведома Потемкина, то потерял более тысячи человек, был ранен сам и, если б не подоспевший во время с артиллерией Н. В. Репнин, вовлеченные в дело части оказались бы полностью истреблены огнем неприятеля. Очаков был прекрасно укрепленной твердыней, над перестройкой которой по последнему слову европейской фортификации 14 лет трудились французские инженеры. Сведения о штурме, начатом светлейшим князем якобы из-за недостатка продовольствия, почерпнуты из переписки австрийских союзников, терпевших поражения, крайне недовольных тем, что Потемкин не прикрывает их русскими войсками и с удовольствием передававших задевающие командующего сплетни. Что касается взятия Очакова, то оно прошло именно тогда, когда было намечено - ни днем позже. Князь не поддался даже соблазну преподнести императрице цитадель в дар ко дню св. Екатерины - 24 ноября. «Не довольно еще были сбиты укрепления крепостные, чтоб можно взять, и коммуникация еще не поспела для закрытия идущей команды левого фланга на штурм, без чего все бы были перестреляны» {123}, - пояснял он императрице в письме 7 декабря. Как не вяжутся эти слова с вздорной историей о паническом штурме от нехватки продовольствия!

Замечание о кровопролитном штурме по тексту Павленко как будто относится к русским солдатам, замерзавшим под крепостью. На деле же после короткого (продолжавшегося час с четвертью) взятия Очакова жизни подчиненных Потемкина пострадали меньше, чем во время летней неудачной суворовской вылазки. Потери русской стороны составили 926 человек убитыми и 1704 ранеными, а турецкой - 9,5 тыс. убитыми и 4 тыс. пленными {124}. Вот для турок штурм был действительно кровопролитен, но главным образом из-за упорства, оказанного осажденными, которые, даже потеряв оружие, продолжали отбиваться сломанными древками от знамен.

Трудно понять, почему стремление светлейшего князя избегать больших жертв вызывает недоуменную усмешку историка? Будучи эмоционально глубоко русским человеком, Потемкин воевать стремился головой, а не сердцем, т. е. не очень-то по-русски. К сожалению, для нашей военной школы, знавшей целые созвездия талантливых полководцев и ни в одну историческую эпоху не остававшейся без «своего Суворова», беречь солдатские жизни - не самая характерная черта. Мягкость командующего нередко осознавалась подчиненными как слабость, а его боязнь [36] потерять лишнюю тысячу рекрут как трусость. Суворов, очертя голову бросающийся в атаку, многим импонирует больше, чем рассудительный и умеющий месяцами ждать своего часа Потемкин.

Случилось так, что чисто военная ситуация второй русско-турецкой войны позволяла России больше, чем политическая. После победоносной кампании 1789 г. русская армия могла развивать марш даже на Константинополь. Именно тогда сложилась уникальная ситуация, когда турок сравнительно легко было изгнать из Европы. Мираж обладания Царьградом кружил и в Петербурге, и на театре военных действий не одну горячую голову. Ах, если б Порта воевала одна! Но в том-то и дело, что Турция в своем противостоянии России была не одинока. Свежая прусская армия готовилась к нападению, Берлин заявлял, что стоит России перейти за Дунай, и он будет считать войну объявленной. К Пруссии присоединилась Польша, что из-за близости к границам России было еще опаснее. Двинься потемкинская армия на юг по Балканскому полуострову, и она грозила получить удар соединенных прусско-польских войск в тыл. А сама Российская империя осталась бы беззащитна, так как вся армия из нее ушла покорять Царьград.

Стоил ли Константинополь Москвы или Петербург? Потемкин показал, что лично для него он не стоил не только Смоленска, но даже самой захудалой деревеньки в белорусских болотах, остававшейся без прикрытия из-за «блестящей военной перспективы». Светлейший князь вынужден был принимать непопулярные среди военачальников решения, прикрывать западную границу, а не бить врага в его собственной столице, да еще терпеть перешептывания за спиной о том, что командующий будто бы испугался пруссаков. Тяжело? Очень тяжело. И все-таки войны воюют не для генералов. Если читатель поймет, что результаты любой внешнеполитической акции нужно оценивать не с точки зрения блеска, а с точки зрения пользы для страны, где жизнь ее граждан должна стоять не на последнем месте, он правильно определит и роль Потемкина в той сложнейшей ситуации.

Итак, мы видим, что, вопреки распространенному мнению, исследователи сломали немало перьев при описании жизни и деятельности Потемкина. Однако непосредственно о внешнеполитических планах светлейшего князя историки всерьез вспоминали лишь, когда речь заходила о так называемом «Греческом проекте», не имевшем официального авторства и часто приписывавшемся именно светлейшему князю. Под «Греческим проектом» в исторической литературе принято понимать планы по разделу турецких земель, совместно разрабатывавшиеся Россией и Австрией в начале 80-х гг. XVIII в. Целью этих планов было: во-первых, полное изгнание турок из Европы; во-вторых, восстановление Византийской империи, корона которой предназначалась внуку Екатерины II великому князю Константину Павловичу; в третьих, образование из Молдавии и Валахии буферного государства Дакии, разделявшего бы границы России, Австрии и Греции; в четвертых, передача западной части Балканского полуострова Австрии {125}.