Если кто-то думает, что эта «контора» собиралась бороться за независимость, он глубоко ошибается. Главным политическим принципом Рады был федерализм, выраженный в лозунге «Вільна Україна у вільній Росії!» Но эта вывеска предназначалась для дураков. Никто из наивных граждан, ходивших на митинги под красными и желто-синими флагами, даже не догадывался, что на самом деле, после февральской революции власть в бывшей Российской империи захватили масоны с Керенским во главе. А в Киеве сидел только их филиал, оформленный в виде Центральной Рады. Ведь и Грушевский, и Петлюра — тоже были масонами.

Об этой части своей биографии Грушевский нехотя упоминает в мемуарах, написанных уже в 20-е годы. Правда, там же он говорит, что после февральской революции фактически порвал отношения с бывшими соратниками по киевской ложе. Но факты доказывают обратное. Пока в Петрограде сидело масонское Временное правительство, бородатый Карабас-Барабас националистического «театра» ни разу не поднял на них хвост!

По большому счету, Грушевский еще и не умел что-либо организовывать. Вернувшись в Киев из Москвы, где при царском режиме находился в «ссылке», он поселился в собственном огромном доме и, по его словам, «чув себе щасливим, по кількох літах заслання, в своїм милім кабінеті, серед зібраного в нім старого українського мистецтва — образів, портретів, посуду, арматури, що дивилися на мене з усіх стін, коли я підіймав очі від паперу, а в вікна заглядало наше українське сонце». Вместо того, чтобы, засучив рукава, начинать строить государство, «вождь» строчил брошюру за брошюрой — «Вільна Україна», «Якої ми хочемо автономії і федерації» и «Звідки пiшло українство і до чого воно йде».

«Українство», между тем, едва родившись, уже шло к пропасти. На фронте наступали немцы. В Петрограде к власти рвались большевики. А Грушевский с компанией даже не догадывались, что скоро им придется взять всю ответственность за события в Киеве на себя.

Если бы история была более благосклонной к тогдашним украинцам, она наверное, оперативно убрала бы этого малопригодного для великой политической миссии профессора со сцены и заменила кем-нибудь другим. Теоретически такой шанс был. Грушевский, разменявший шестой десяток, страшно боялся простудиться и в начале марта в основном сидел дома. У него не было галош, и он не мог участвовать в митингах и демонстрациях. «Я сам все ще не виходив нікуди, крім Центральної Ради, що була неподалеку, — пишет он, — щоб не промочити ніг і не перестудитись».

Нужного размера резиновой обуви в условиях начинающегося дефицита не находилось. Но как раз накануне первой киевской манифестации украинцев 19 марта Грушевскому привезли галоши его покойного знакомого. Они оказались, по словам «отца нации», как раз впору: «Так що я міг марширувати хоч куди». И бородатое чудо помаршировало в галошах… мертвеца! Строить оно не умело. Зато разрушать было на все руки мастер. Первое, чему свернул голову Грушевский, был «Військовий клуб імені гетьмана Полуботка» — зародыш независимой украинской армии.

Руководил «клубным делом» Николай Михновский — известный адвокат, с началом Первой мировой войны призванный на службу в военную прокуратуру и получивший погоны поручика. Среди украинских политических деятелей весны 1917 года он единственный выступал за независимость. И выступал уже очень давно — с 1900 года, когда написал брошюру «Самостійна Україна». Хитреньких и осторожных Грушевских Михновский страшно пугал своим радикализмом. Тем более, что в молодости он отметился еще и организацией взрыва памятника Пушкину в Харькове. В мемуарах Грушевский называет Михновского неврастеником и фашистом, хотя никакого фашизма весной 17-го не было еще не только в Украине, но даже и на его родине — в Италии. Однако эта стилистика позволяет судить о методах, которыми председатель Центральной Рады предпочитал даже задним числом уничтожать своих бывших противников.

Он пишет, что, приехав в Киев, застал Михновского во главе «невеличкого гуртка молодих офіцерів», которых тот «розагітував в націоналістично-фашистським духу, і з ними разом пробував вести пропаганду і організацію в військових частях київської залоги».

На самом деле, никаким фашизмом в организации Михновского даже не пахло. Он просто хотел побыстрее сформировать национальную армию и с ее помощью добиться независимости. В Киеве находилось около 3 тысяч солдат-запасников, которые хотели служить только в украинских частях. Организации Михновского удалось сколотить из них два полка — им. Полуботка и им. Хмельницкого. По справедливости, поручик-адвокат должен был стать и секретарем Центральной Рады по военным делам. Но Грушевский считал необходимым назначить на эту должность Петлюру.

5 мая в Киеве открылся Украинский военный съезд. Он должен был решить, кто возглавит национальные формирования — Центральная Рада или, как писал в мемуарах Грушевский, «наші фашисти, Михновський й К». Разгорелась даже ссора, кому открывать форум. Михновский доказывал, что эта честь принадлежит ему. В ответ Грушевский заявил: «З'їзд скликала Центральна Рада і я як її голова відкрию його». «Змагання вийшло в сам момент, коли з'їзд відкривався, — у великій залі педагогічного музею, — рассказывает он, — і мушу признатись: я рішив його тим, що просто злегка відпихнув Михновського фізичним рухом і відкрив збори. Признаюсь, для мене се зісталось доказом слабості Михновського як діяча, що він, бувши в порівнянні зо мною і фізично сильнішим, і досвідченим демагогом, одначе спасував перед рішучім рухом в такий важний для нього момент і випустив з рук провід».

По-видимому, Грушевскому просто не приходило в голову, что его соперник не видел ничего героического в том, что оттаскал бы за бороду нахального, но хилого профессора. Но как политик Михновский действительно проиграл. Съезд избрал генеральный военный комитет, главной фигурой которого оказался Петлюра — ставленник масонской клики Грушевского.

Конфликт достиг апогея 5 июля. Ночью сторонники Михновского из полка им. Полуботка захватили арсенал и окружили караулами государственные учреждения. Они заявили, что на фронт не пойдут, потому что их фронт тут — в Киеве. А от Центральной Рады потребовали провозгласить независимость Украины.

Полуботковцы надеялись, что Грушевский и Рада присоединятся к ним. Каково же было их удивление, когда уговаривать сложить оружие к бунтовщикам вышел Петлюра. Растерянным сторонникам независимости ничего не оставалось, как сложить оружие перед своими же товарищами-украинцами из полка им. Хмельницкого.

Впоследствии деятели Центральной Рады очень не любили вспоминать этот эпизод. Ведь получается, что они сами задавили первых настоящих «самостийников». А уже 25 октября в Петрограде произошла Октябрьская революция, после которой Грушевский и его сторонники взяли курс на отделение. Но потерянное время было не вернуть. Большевиков под Крутами будут встречать собранные на скорую руку студенты. Галоша Грушевского растоптала украинскую армию в зародыше.

Ни одно «доброе» дело не остается безнаказанным. По замыслу организаторов переворота, полк им. Хмельницкого должен был поддержать полуботковцев. Вместо этого, он их… разоружил. Так случилось потому, что командовал хмельничанами редкий проходимец подполковник Юрий Капкан. Кадровый офицер русской армии, в 1915 году он дезертировал и объявился снова в войсках только после Февральской революции. Причем, из-за необыкновенно боевой импозантной внешности и подделанного послужного списка оказался на должности комполка им. Хмельницкого.

Во время переворота 5 июля Капкан решил не рисковать и остаться верным Временному правительству и Центральной Раде. После подавления бунта его полк двинули с Киевского вокзала на фронт против немцев. И тут случилось неожиданное. Пьяные казаки полка им. Хмельницкого стали «салютовать» из винтовок. Как они утверждали впоследствии, в воздух. Но стоявшие в районе Кадетского гая солдаты гвардейского кирасирского полка, сформированного в основном из «москалей», в ответ на этот «салют» ударили по эшелону всерьез из всего имевшегося у них оружия. Несколько хмельничан было убито.