«Экспертная комиссия предполагает, что теоретически ответ на предложенный вопрос требовал обстоятельной математической обработки, которой в настоящее время в литературе еще не имеется, и поэтому не может быть дан в решительной форме. Что касается просимой суммы, то, считая опыт неосуществимым, экспертная комиссия находит производство опытов бесполезным».

Так рухнула еще одна надежда расширить экспериментальную базу, которой ученому так не хватало. Пока приходилось довольствоваться крохотной мастерской на веранде.

Однако к воздухоплавательным опытам Циолковского Леденцовское общество отнеслось не столь безучастно. На устройство модели запатентованной им металлической оболочки дирижабля Циолковскому удалось получить 400 рублей. Дело в том, что, экспериментируя с моделями своих дирижаблей, металлической оболочке которых он с 1908 года начал было придавать гладкую, а не гофрированную поверхность, Циолковский пришел к заключению, что такая оболочка не оправдает себя на практике и что целесообразнее всего будет вернуться к исходной конструкции из гофрированного металла, которую он предложил еще в 1892 году.

В 1913 году Циолковский опубликовал брошюру с объяснением конструкции оболочек с гофрированной поверхностью под заглавием «Первая модель чисто металлического аэростата из волнистого железа».

Брошюра начиналась следующими замечательными словами:

«Основной мотив моей жизни — не прожить даром жизнь, продвинуть человечество хоть немного вперед. Вот почему я интересовался тем, что не давало мне ни хлеба, ни силы, но я надеюсь, что мои работы, может быть скоро, а может быть и в отдаленном будущем, — дадут обществу горы хлеба и бездну могущества».

Только эта уверенность не позволяла ученому окончательно поддаться отчаянию.

1912 год оказался каким-то особенно тяжелым для Циолковского. Всякие надежды на возможность получить откуда-либо поддержку для продолжения работ по цельнометаллическому дирижаблю иссякли окончательно. А между тем из газет и журналов он видел, что именно в этом году число дирижаблей в России, как построенных внутри страны, так и купленных за границей, достигло уже тринадцати, создавался ряд дирижабельных баз в Ковно, Лиде и других городах, дирижабли участвовали в маневрах войск и т. д. Преимущества его системы цельнометаллических дирижаблей перед применявшимися у нас тогда дирижаблями с матерчатыми оболочками казались ему слишком очевидными и после долгого раздумья он решил сделать еще одну попытку: обратиться в самую высшую инстанцию — в Генеральный штаб — и предложить ознакомиться с моделями дирижаблей его системы, прислав доверенное лицо для осмотра. В этом посланном 20 октября 1912 года письме он спрашивал также, учитывая оборонное значение дирижаблестроения, — следует ли ему до этого публично демонстрировать свои модели.

Высшая военная инстанция удостоила его своим ответом, — но что это был за ответ! На письме ученого-изобретателя была наложена нарочито-лаконическая резолюция начальника Воздухоплавательного отделения Генерального штаба:

«Инженеру для поручений:

Сообщить, что: 1) доверенное лицо не прибудет. 2) Демонстрировать модель публично разрешается. 3) Если угодно, модель может быть прислана и по осмотре взята обратно без каких-либо расходов от казны (подпись)»[77].

Получив эту препровожденную ему резолюцию бюрократа-генштабиста, Циолковский понял, какая бесполезная вещь апеллировать к «высоким инстанциям» в царской России.

В последние годы перед началом мировой империалистической войны Циолковскому удалось поместить несколько статей в научно-популярном журнале «Вестник воздухоплавания», редактируемом автором этой книги. Приглашенный к участию в журнале, Циолковский предложил опубликовать вторую половину замечательной статьи о межпланетном ракетном корабле, начатой печатанием, как мы помним, в «Научном обозрении» Филиппова.

Статья была помещена в 1911 году. Циолковский дал в ней впервые схематическое изображение своей ракеты, рассмотрел действие тяготения по мере удаления ракеты от земли, сопротивление атмосферы и другие существенные моменты, нарисовал предполагаемую картину полета и кривые движения снаряда в космосе.

В 1912 году статья Циолковского «Устройство летательного аппарата насекомых и птиц и способы их полета», представлявшая собою извлечение из его рукописи «О летании посредством крыльев» (1891), была напечатана в журнале «Техника воздухоплавания»[78].

Еще одну попытку напомнить стране о своих работах Циолковский сделал в 1914 году, когда отправился в Петербург на Всероссийский воздухоплавательный съезд. Выступление на этом съезде было последним выступлением Циолковского перед русской авиационно-воздухоплавательной общественностью при старом режиме.

В Петербург его сопровождал П. П. Каннинг. Они везли ряд моделей металлических оболочек дирижаблей для демонстрации на съезде. Модели эти доставили им немало хлопот в дороге. Давно отвыкший от дальних поездок, Циолковский расхворался в Петербурге и почти потерял голос. Выступать пришлось Каннингу, который прочитал его доклад по рукописи.

Доклад возбудил несомненный интерес, в особенности среди учащихся (съезд происходил в стенах Института инженеров путей сообщения). Но чрезвычайно огорчило Циолковского выступление по его докладу профессора Жуковского, который высказал решительное сомнение в достаточной прочности спайки швов оболочки дирижабля оловом или другим припоем и сделал ряд других практических замечаний в этом направлении. При том решающем авторитете, которым уже тогда пользовался Жуковский в вопросах авиационной техники в России, его критика имела крупное значение для судьбы всякого нового проекта в области летания, тем более, что по существу вопроса о спайке швов Жуковский был прав[79].

Отсутствие инженерных познаний не позволило Циолковскому разобраться в этом вопросе так же быстро, как это сделал Н. Е. Жуковский, который был не только одним из самых передовых русских ученых, но и выдающимся инженером. Поэтому Циолковский возвращался в Калугу в весьма угнетенном состоянии духа.

После начала первой империалистической войны о Циолковском и его работах забыли окончательно.

Но Константин Эдуардович неутомимо продолжал писать одну за другой новые исследовательские и научно-популярные работы о дирижаблях и реактивных летательных аппаратах, а также произведения философского характера, хотя и не знал, где и когда ему удастся их напечатать.

О претворении своих идей в жизнь ученый уже почти не мечтал. Общественный строй императорской России отучил изобретателя от надежды на осуществление его проектов. Печатать работы удавалось все реже, так как это приходилось делать главным образом за свой счет.

Семья росла — росли и издержки. Скудного учительского заработка при самой строгой экономии давно уже нехватало.

Война сделала публикацию трудов Циолковского почти невозможной. Бумаги нельзя было достать; типографии или не желали принимать заказов, или устанавливали спекулятивные цены, неприемлемые для него.

За два года, 1916 и 1917, предшествовавшие Октябрю, Циолковскому не удалось напечатать ни одной статьи в журналах. Он выпустил лишь одну брошюру в восемь страниц. Она проникнута философией глубочайшего пессимизма и носит характерное заглавие: «Горе и гений». Может быть, правильнее было бы озаглавить ее «Горе гению», ибо действительно горе было гению в царской России.

«Только установление нового строя в общественной жизни человечества, — писал Циолковский, — уничтожит горе. и даст возможность человеческому гению беспрепятственно развернуть во всей широте свою работу». Эволюционный процесс образования этого строя является, утверждал Циолковский, делом длинного ряда поколений.

Но старый ученый ошибся, полагая, что тьма еще долго будет тяготеть над его страной.