Управляющий был в бешенстве.

– Что-то мне не кажется, что Христос был персонажем «Тома Сойера». Или что в книге было что-то из тех глупостей, которые ты сейчас рассказывал.

Управляющий шел быстро, почти бегом, не заботясь о том, поспевает ли за ним Джон. Он с силой и грохотом толкал железные калитки. Только внутреннее зрение священника спасло его от удара одного из этих металлических листов.

– Я всего лишь упомянул Нагорную проповедь. Они сами попросили рассказать о ней.

– Попросил тебя только один ребенок. А если бы они попросили тебя дать им свой пистолет, ты бы им его тоже дал?

– У меня нет пистолетов.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я. То, что ты рассказал им, опасно.

– Не понимаю, почему.

Управляющий резко повернулся. Его лицо исказилось от ярости.

– Ты не понимаешь, почему? Я скажу тебе, почему. Потому что от религии одни несчастья. Войны, преследования. Я совершенно уверен в том, что и Чрезвычайное положение произошло по вине религии.

– Мы не можем этого знать.

Молодой человек ухмыльнулся.

– Считай, что я в это верую.

Последнее слово он произнес с выражением глубочайшего презрения.

– Как бы то ни было, я не мог принести большого вреда. Ты утащил меня до того, как я успел ответить на вопрос, – возразил Джон.

– Конечно, я помешал тебе ответить. Твоему Христу здесь не рады.

Джон встал как вкопанный. Управляющий сделал еще пять быстрых шагов и только потом обернулся.

– Это не мой Христос, – сказал священник твердо, – И Он не нуждается в твоем позволении для того, чтобы войти в эти стены.

Юноша в ярости снова повернулся к нему спиной, крепко сжав кулаки. Его аура была черно-грозового цвета. Он стоял напротив Дэниэлса, который, в свою очередь, не сдвинулся ни на миллиметр. Они были похожи на две каменные статуи. И только пар, исходивший из их ртов, свидетельствовал о том, что это живые люди. В коридоре было не так тепло, как в помещении, где Дэниэлс рассказывал детям историю Тома Сойера. Там было как в теплице. Как в инкубаторе. Теперь Джон понял, почему Город с таким маниакальным упорством охранял это помещение. Это действительно была их сокровищница, а сокровищем было их новое поколение. В очередной раз за время этой остановки на своем пути отец Джон Дэниэлс испытал боль и ужасное чувство вины при виде красоты общины, которую он пришел разрушить.

– Не рассказывай больше ни о Христе, ни об остальных выдумках своей Церкви, священник, – прорычал Управляющий. – Не в стенах моего Города. Иначе…

– Иначе что?

Юноша не ответил.

«Иначе мне придется позаботиться о тебе. Как о Дереве и об остальных. О людях, чье поведение и крамольные идеи ставили под угрозу порядок и выживание Города».

Мимо Джона не прошла ни одна из этих мыслей – он читал ауру юноши, как музыкальную партитуру. Самоотверженность Управляющего была абсолютной, но не совершенно чистой: из-под налета решительности и духа самопожертвования просвечивало желание руководить и, главное, еще более сильное желание считаться спасителем своей общины. Сердце Дона было не алмазом, а кварцем, содержавшим включения и золота, и железа, а также немало ржавчины.

– Иначе можешь проваливать отсюда.

– Я не могу уйти.

– Ты вполне показал способность заботиться о себе самостоятельно.

Джон Дэниэлс покачал головой.

– Дело не в этом.

– Ах, не в этом? А в чем же тогда?

– В том, что вы нужны мне.

Управляющий был поражен.

– Ты хочешь сказать, что оказался здесь не случайно? Что твои раны были уловкой? Ты поэтому так быстро выздоровел?

– Нет, это не так. Я действительно был ранен. Но к вам меня привел Господь.

Возмущение юноши алым пламенем взорвало его ауру.

– Ты обманул нас. Мы спасли тебя, а ты хотел воспользоваться нами для достижения собственных целей! Твоей Церкви мало места? Иди, захватывай другие Города, их здесь полно! Есть и побогаче, и побольше нашего. Что бы тебе ни было нужно, там ты получишь больше и легче, чем здесь.

Джон медленно покачал головой. Его вид изображал больше уверенности, чем у него было на самом деле.

– Если Бог привел меня именно сюда, значит, так надо.

– Нам не нужен твой Бог! Уходи отсюда немедленно!

– Ты, наверное, не понял. Это вы нужны Богу.

Рука Управляющего ударила Дэниэлса прямо в лицо.

Священник заранее почувствовал ее приближение и мог бы увернуться, но не сделал этого. Он отшатнулся назад, но не упал. Юноша схватил его за воротник куртки.

Неожиданно на плечо Управляющего опустилась рука. Рука высокого и сильного молодого человека с очень уставшим лицом.

Вагант ничего не сказал. Он ограничился тем, что покачал головой. Управляющий толкнул священника, и тот упал на пол. Вагант помог ему подняться, протянув руку.

– Спасибо, – прошептал Джон.

– Не благодари меня. Я слышал все, что ты говорил. Дон прав. Нам не нужен ни ты, ни твой Бог. И мы знаем, что делать с теми, что пытается надуть нас.

Управляющий нервно кивнул. Вагант был единственным, кто продолжал называть его Доном. Единственным, кому Управляющий позволял это делать.

– Так что будет лучше для всех, если ты объяснишь, чего от нас хочешь, – заключил начальник разведчиков.

– Да, будет лучше, – повторил за Вагантом Управляющий и сразу же пожалел об этом: поддакивание, да еще и произнесенное нахальным тоном, не соответствовало его статусу. Это он должен был потребовать объяснений, это он должен был диктовать священнику правила, которым тот обязан следовать в Городе. В основе его власти лежало равновесие сил, противовесом в котором всегда служил Вагант.

Джон Дэниэлс перевел свой слепой взгляд на разведчика. У молодого человека были тонкие, почти элегантные черты. Как он ни старался, попытки отрастить бороду не придали его лицу суровости. Светлые волосы и орлиный нос свидетельствовали об иностранном происхождении – вероятно, восточном, что также подсказывал чуть раскосый разрез глаз. Их цвет раньше назвали бы фисташковым, однако после Страдания это сравнение потеряло смысл и забылось. Зеленый исчез с поверхности планеты, а под землей продолжал существовать только в таких глазах, как у Ваганта. В решительных, умных глазах, внимательно изучавших лицо Джона Дэниэлса, словно пытаясь обнаружить в нем скрытые мысли и истинные намерения.

– Я расскажу вам все. Но не здесь, – сказал священник. – Отведи меня в свое убежище.

Вагант был поражен. Откуда, каким чудом этому незнакомцу удалось узнать о его убежище?

Управляющий нахмурился, не понимая, о чем идет речь.

– Днем туда нельзя подниматься, – сухо ответил Вагант.

– Тогда отведи меня туда этой ночью.

– Что это за история с убежищем? – спросил Управляющий.

– Ничего.

– Он только что сказал о каком-то убежище.

Вагант спокойно посмотрел ему в глаза.

Управляющий умолк. На устах разведчика была улыбка. Но нередко Вагант улыбался и перед тем, как убить. Однажды Управляющий видел, как тот вынимал лезвие из груди человека, не прекращая при этом улыбаться.

Управляющий не стал настаивать. Он ограничился тем, что сказал:

– Если вы куда-то пойдете, я тоже хочу там присутствовать.

Некоторое время Вагант колебался, оценивая положение. Затем он обратился к священнику:

– Зачем тебе подниматься туда? Ты можешь поговорить со мной здесь, прямо сейчас.

– Нет. Мне нужно показать тебе кое-что. Что касается меня, то я предпочел бы, чтобы Управляющий тоже пошел с нами. Если ты не имеешь ничего против, конечно.

Вагант пожал плечами.

– Я не против. Значит, поговорим этой ночью. Но учти, я хочу, чтобы ты отвечал честно и прямо. Иначе путь вниз ты проделаешь в полете.

Подъем по лестнице в темноте не представлял для Джона Дэниэлса никаких трудностей.

Его вело не зрение. Это было то странное чувство, новое, гибридное, которое дал ему Монах в обмен на его глаза. Многие посчитали бы этот обмен выгодным.