Пашка жалел и понять не мог - почему Житникова не избрали в Совнарком. Он же бедняк, и за бедноту всей душой! А сколько пользы для революции принес!

Пришел Ермолай, начал растолковывать:

- Тут арифметика, Паша. Без нее ни влево, ни вправо. Ты думаешь, почему Асхабад больше всего беспокоит большевиков? А потому, что преобладающее большинство населения нашего города - мелкая буржуазия. А мелкая буржуазия - сплошь меньшевики и эсеры. Как выборы, так у них голосов больше - вот и прокатили Житникова... Но ничего, скоро эсеровскую лавочку прикроем. Скоро Управление железной дороги со всеми служащими переведем в Ташкент, тогда полегче будет рабочему классу.

- Ишь, до чего додумались, ядрена вошь! - испугался Игнат. - Да как же без служащих-то. Все служащие, считай, наши хитровские!..

Рано утром прогремел орудийный залп, и где-то за городом затрещал пулемет. Хитровцы повыскакивали из домов.

- Что такое? Никак война?!

- Опять, небось, с казаками?!

Вскоре выяснилось: ночью приехали на броневой летучке Колесов с Полторацким, разогнали текинский эскадрон в Кеши, прямо с железной дороги пальнули по Ораз Сердару. Вроде бы текинцы готовили переворот, а Печатников заодно с ними.

Так оно и было. Колесов разогнал остатки старого текинского полка, отдал военные казармы в Кеши красногвардейскому туркменскому отряду, а Печатникову пригрозил: Если в недельный срок не обеспечишь явку на Бухарский фронт, судить буду военным трибуналом».

Ровно через неделю помощник Печатникова по делам в Совнаркоме комиссар Борис Тузин подался с красногвардейцами под Бухару. Подался опять на войну и Паша Макаров, облитый в дорогу слезами матери и матерщиной Игната.

Как только отбыли красногвардейцы, Фунтиков, Гаудиц, Герман, Макака и другие боевики-эсеры пожаловали на квартиру предсовнаркома Печатникова. Пришли чуть ли не в полночь.

- Ты что же, жидовская морда, воду мутишь?! - злорадно улыбаясь, сказал Фунтиков. - Для чего мы тебя в Совнарком втолкнули и председателем сделали! Ты думаешь, для того, чтобы ты, как кащей, на совнаркомовском мешке с деньгами сидел, и никому ни копейки не давал? Ты знаешь, что на твоей совести лежит разгром текинского эскадрона?!

- Феденька, извини, но я понять не могу, - пролепетал Печатников.

- Ишь ты, он понять не может, - сыронизировал Макака. - Может, вразумить тебя кастетиком по затылку??

- Тут и понимать нечего, - злобно выговорил Фунтиков. - Зачем тебе понадобилось задерживать Красную гвардию? Разве ты не понимаешь, что без нее мы - вольные казаки. Пусть едут - гибнут под эмирскими саблями, а мы здесь и без них разберемся, что к чему. Ты задержал красных и довел до белого каления Колесова, а этого могло не быть... Сволочь, если Ораз Сердар затребует твою голову, я заступаться за тебя не стану и ребяткам своим не велю.

- Феденька, ну прости... - Печатников взмолился, встал на колени. - Ну, прости жида, жадность меня всегда губит. Как я мог красным босякам отдать столько денег?!

- Ладно, слушай, Зиновий. Сядь за стол, не унижайся, - Фунтиков сел ближе. - Завтра же собирай чрезвычайный съезд и введи в состав Совнаркома меня, Алексея Доррера и Дохова... Все ясно?

- В общем-то да...

- Ну, будь здоров, спокойной ночи.

Чуть свет Фунтиков отправился к священнику Быкову, - тот жил в богатом особняке возле кладбища. Поп только встал, еще и не умылся, бороду не причесал, и на тебе - гость.

- Умер, что ль, кто-то? - полюбопытствовал Быков, ведя Фунтикова от ворот в дом.

- Да вся Хитровка, почитай, умирать собирается. Вот-вот час ее смертный настанет.

- Это как же тебя понимать, Федор Андрианыч?

- Как хочешь, так и понимай. Выгоняют твоих прихожан из Асхабада. - Фунтиков вошел в горницу и сел к столу. - Разве не слышал - большевики управление переселить в Ташкент надумали, чтобы припугнуть нас.

- Слышал и осуждаю анафем.

- Плохо стараешься, батюшка. Надо поднимать народ против комиссаров. Сорок лет кормила и поила хитровских мужиков и их детей железная дорога. Мы ее своими руками строили и обживали поселками! А что же теперь? Явились комиссары - и надумали старожилов гнать из Асхабада! Разорится Хитровка, разорится вся железная дорога! Ну, словом, подумай, батюшка, что народу сказать. Игната призови на помощь. Главное, комиссаров костери. Пока они по чужим лабазам и погребам лазали, небось, награбили всякого добра...

Через полчаса зазвонил церковный колокол на кладбище, созывая прихожан. Потянулись к кладбищенским синим воротам и дальше, между частоколами крестов, к церкви богомольные старики и старухи, барыни-домохозяйки. Зашумела Хитровка - у каждого двора, в каждом доме суды-пересуды. Поп Быков к Игнату Макарову пожаловал.

- Помоги, Игнат, мужиков сорганизовать, а то они только кричать мастера, а как до дела дойдет, сразу в кусты. Тебя, старого скобелевского солдата, все уважают, а потому тебе и ход в городскую церковь надобно возглавить.

На другой день собрались на кладбище хитровцы, двинулись, неся кресты и хоругви по Могильной улице на Гоголевскую. В центре города начали примыкать к процессии горожане, и огромные толпы вскоре вышли к Воскресенскому собору. Митинговали, выкрикивали угрозы, потрясали кулаками. И вот вся эта несметная армия горожан-обывателей ринулась в сторону Русского базара.

- К Житникову, мать его яти! - орал Игнат.

- Обворовали всех, ограбили погреба и подвалы, а теперь и дома хотят захватить! - поддерживали его идущие рядом.

- Не отдадим железную дорогу!

- Долой узурпаторов!

Заполнив базарную площадь и улочки возле нее, поп Быков и Игнат Макаров вывели процессию к шапочной мастерской бывшего председателя Совнаркома Житникова.

- Айда за мной! - скомандовал Игнат и принялся колотить костылем в дверь.

Дверь тотчас открылась. На пороге появилась худая, со скорбным испуганным лицом женщина. Страшась негодующей толпы, припали к ее ногам ребятишки - четверо, один другого меньше.

- Где комиссар Житников? - Игнат оперся на костыль. - А ну, зови!

- Нет его дома!

- А, почуял неладное! - Игнат злорадно засмеялся. - Ничего, и без него обойдемся. Давайте, мужики, заходите в хату, ищите продукты. Комнаты, погреба, сараи - все обшарьте. Выносите все наворованное сюда, на улицу, покажем добрым людям, чем комиссары занимаются, пользуясь своей властью!

- Да нет у нас ничего. Крошки хлеба не найдете - Дети с голоду пухнут, - попыталась объяснить женщина и заплакала от обиды на людское унижение.

- Будя хныкать-то! - Игнат оттолкнул ее с детьми в сторону, пропуская в узкую дверь мастерской мужиков, и сам пошел за ними.

Постукивая костылем об пол, Игнат тотчас отыскал погреб, нагнулся, откинул крышку. Мужики зажгли лампу и спустились вниз. Долго копошились - вылезли, держа в руках обрезки от смушек.

- Нет ничего, окромя этой дряни.

- Лезьте под кровати, под постелями ищите! - распорядился Игнат, а сам полез на полати большой русской печи. Сверху полетели детские подушки и одеяльца.

- Ирод, да там же детишки спят! - закричала и полезла с кулаками на Игната хозяйка. - Креста на тебе нет, на паразите! Отколь у нас возьмется продовольствие! Ишь, с больной головы да на здоровую перекладываете вину!

Перевернув все в мастерской и комнатах, Игнатова ватага кинулась в сарай, заглянула в сортир и вышла, чертыхаясь, на улицу.

- Ни маковой росинки нет. - Игнат сплюнул. - Ни в печи, ни на печи, ни в погребе. Небось, во дворе в землю закопали.

- А ты возьми лопату-то, да покопай. Счас я тебе дам лопату-то, бесстыжая морда! - плача, приговаривала хозяйка.

- Но-но, баба! - Игнат замахнулся. - Не смей клевету наводить на старого скобелевского солдата! Я есть честь и совесть всего! Айда, братва, к комиссару Молибожко!

- Это к прапорщику, что ль? - выкрикнул кто-то.- Да у него шиш в кармане, да блоха на аркане!

- Ну, тогда к Тузину заглянуть надо! - не унимался Игнат.

- У этого тоже ни кола, ни двора!