Собственно говоря, я ведь был местным и прекрасно понимал, что охотники на крупную дичь крайне редко атакуют взрослых здоровых животных. Ну, если только зверь окажется в совсем уж беспомощном положении. Всегда бьют молодняк – это не спорт, а добывание пищи. В данном случае кричал (иначе не скажешь!) смертельно раненый теленок.

У нормального городского обывателя, наверное, душа бы вывернулась от жалости и сострадания. А у меня в мозгах ослепительно вспыхнул сигнал: «Все! Кранты!» И я ломанулся из своей ловушки, даже не пытаясь подхватить бесполезное сейчас копье.

В последний момент зацепился-таки ногой за ветку, упал, вскочил, кинулся туда, где, казалось, кусты были не такими густыми. Прежде, чем опять нырнуть в чащу, оглянулся и…

И понял, что не успел.

Не знаю, как уж она сумела разогнаться на столь малой дистанции – не козочка все-таки…

Стремительно двигаясь вперед, она сделала мощное движение головой – от самой земли вверх. Поддела меня и бросила!

Все, что я сумел сделать, это повернуться чуть боком, ухватиться рукой… Черт его знает, что уж я там сделал, лишь бы кривой рог не вошел мне в живот!

Короткое «мгновение полета». Я рухнул на землю, ломая какие-то ветки. Увидел рядом с собой прикрытое свисающей шерстью копыто, перекатился, вскочил…

И опять!.. Только не рог! А-А-А!!!

…Было совершенно не ясно, жив я или мертв. То, что видели мои глаза, никак с реальностью не соотносилось. Но я что-то видел, значит…Значит, скорее первое, чем второе! Сознание возвращалось как-то рывками. Сначала я понял, почему ничего не чувствую – а потому, что нахожусь в болевом шоке (это, в общем-то, знакомо). Потом осознал, что дышать – хочешь не хочешь – все-таки нужно. И, наконец, сообразил, что за безобразие я созерцаю – это нижняя часть мощного куста ольхи. Тело же мое застряло наискосок головой вниз где-то между небом и землей.

Все эти открытия меня не обрадовали. Казалось более чем вероятным, что это лишь предсмертное прояснение сознания и сейчас начнется агония. «Наверное, сквозь меня торчит обломанный сук. Может быть, и не один. Скорей бы уж…»

Агония, однако, все не наступала, зато вернулся слух. Вокруг было шумно: треск ломаемых веток, топот, рык и меканье животных, крики людей. Охотники, однако, орали явно не от страха – скорее всего, они пугали несчастных бизонов, сеяли панику.

Тысячу лет спустя все стихло. А еще через столетие где-то рядом послышались голоса:

– Унаг, что ли?

– Он самый!

– Эк его раскорячило!

– Да уж! Сильнее «сильных» захотел быть. И вот результат.

– А-а, он просто дурак! На «старуху» попер. Это ж каким местом надо было думать?!

– А может, у них – за Длинной рекой – просто думать не умеют? Ладно, Юка звать будем?

– Зови!

После недолгой паузы я узнал голос вожака:

– Хорошо висит, однако…Живой?

– А кто его знает. Вроде дышит. Добить?

– Э-э… Ну-у… – похоже, Юка мучительно размышлял над сложной проблемой. Наконец он принял решение: – Снимите его. А там посмотрим.

Вот теперь мне стало по-настоящему больно! С почти мертвым телом «спасатели» не церемонились. Даже мелькнула мысль, что они между делом доломают мне все, что еще не сломано, оторвут все, что еще не оторвано.

В конце концов мое несчастное тело свалили (а не положили, гады!) в полужидкую растоптанную глину и на некоторое время оставили в покое – наверное, занялись разделкой добычи. По счастливой случайности под головой оказался какой-то бугор, и я мог что-то видеть, кроме низкого хмурого неба.

Ни двигаться, ни думать не хотелось со страшной силой. Однако инстинкт самосохранения дал себя знать: «Сейчас они вернутся, поставят диагноз и все будет кончено. Вряд ли мой полутруп кто-то захочет тащить в поселок, а оставить умирать одного, наверное, неприлично».

Голова шевелилась – я смог даже немного приподнять ее. И начать обследование. Прежде всего, у меня сложилось впечатление, что проникающих ранений грудной клетки или брюшной полости не имеется – ни на какой сук я не насадился. «Уже хорошо. А конечности… Вроде двигаются! И кости из них не торчат, значит, открытых переломов нет. Голени, бедра, предплечья и плечи вроде бы обычной формы – никаких ненормальных изгибов не наблюдается. Может, у меня и закрытых переломов нет?! Однако… А вот шкура порвана неслабо, кое-где прямо с мясом. Это, конечно, мелочи… Наверное, здесь и там у меня растянуты связки и вывихнуты суставы. И сильнейшие ушибы. Впрочем, это не ушибы, это раздавлены мышцы и прочие ткани: ну, когда рука или нога идет на излом, кость не ломается, а мякоть – всмятку. Ох-хо-хо… Впрочем, от всего этого не умирают… если друзья не помогут».

Я попытался сесть, опираясь руками о землю. Со второй попытки это почти получилось, однако я услышал, что ко мне идут, и вновь плюхнулся на спину.

– Да, – печально сказал Юка, – похоже, уже не встанет. «Сильный», вроде бы, человек, а подставился как мальчишка.

– Да ладно! – раздался незнакомый голос. – Говорят, он все равно собирался уходить к себе. Вот и ушел.

– Пусть легким будет твой путь, Унаг – человек из-за Длинной реки! – чуть насмешливо вступил кто-то третий. – Ни к чему тебе лишние муки!

– Стой! – рыкнул вожак. – Я сам – он же был моим другом!

– Успел? Шустрый, однако! Ну, давай…

– Не-ет!! – крикнул я. Или мне только показалось, что крикнул. Во всяком случае, звук какой-то издал и голову повернул.

Надо мной склонились лохматые-бородатые лица:

– Что «нет», Унаг?

– Не трогайте меня! – прохрипел я. – Уходите!

– Неужели ты хочешь долго страдать? – искренне удивился Юкка. – Хочешь дождаться, чтоб тебя живьем клевали вороны и грызли всякие хорьки?

– Нет. Я сам.

– Сам?!

– Да. У нас «сильные» уходят сами.

– Я хотел помочь тебе…

– Помочь? – я лихорадочно пытался хоть что-то придумать. – Ладно, помоги: оставь мне онаг. И уходи.

Как это ни странно, просьба «умирающего» была выполнена. Они вложили мне в руку стилет из расщепленного бивня и ушли. Некоторое время слышались недалекие голоса – очевидно, охотники распределяли груз для переноски, а потом все стихло. Прощаться со мной больше никто не пришел.

Совсем недавно – в другом мире – я не переставал удивляться: 24 часа в прошлом на все про все?! Ну ладно, туристы – им адреналин нужен! Но ученые-то должны понимать, что за это время в мире прошлого ничего толком выяснить нельзя! Тем более, если речь идет не о материальной культуре, а об отношениях между людьми! Нужны месяцы, если не годы, чтобы вжиться, стать своим и начать что-то понимать. И вот теперь я лежал и проклинал эти огромные, эти бесконечные 24 часа.

Верхушки кустов гнул извечный степной ветер. А здесь – на земле – было тихо. И комары. Наверное, они натренировались на местной мегафауне – мамонтах и носорогах. От каждого укуса чуть ли не искры из глаз сыпались. Сдувать их или обмахиваться веточкой было бесполезно. Эти твари не погибали даже от удара ладонью – каждого надо было давить индивидуально.

Кроме того, по мне начали ползать муравьи – большие и черные: «Вроде бы их не должно быть в сырой низкой пойме? Впрочем, черт их знает, этих муравьев…» Они, вроде бы, не кусались, но упорно лезли во все отверстия и щели моего тела, они копошились в открытых ранах – очень приятно!

Потом прилетело несколько насекомых, похожих на оводов или слепней. Только размером они были чуть меньше воробья. Наверное, эти твари не сочли меня достойной добычей и вскоре улетели. А я понял, что долго не выдержу – впору пускать в дело стилет! На мне даже набедренной повязки нет!

На «амулете» осталась одна зарубка. Я давил на нее пальцем, я скреб ее ногтем, но она никуда не девалась! «Да что ж такое?! Ну, не может же такого быть – ведь целая вечность прошла! Часы сломались?! Господи, ну за что ж мне такое?..»

Кажется, я был уже на грани истерики. Титаническим усилием мне удалось-таки собрать в кулак остатки воли – я сел. Подтянул колени и ощупал голени и бедра. Понял, что кости целы, и решил встать – чего бы это ни стоило. Встать и выбраться на открытое место. Иначе оставшегося времени мне как раз хватит, чтобы сойти с ума.