Хродгар возвысился, в битвах удачливый,

без споров ему покорились сородичи,

выросло войско из малой дружины в силу великую.

(Беовульф, 64–67)

…от моря до моря

Оффа славился и победами ратными,

и подарками щедрыми копьеносцам-дружинникам,

и в державе своей мудровластием…

(Беовульф, 1957–1960)

…они простились с умершим конунгом, восславив подвиги и мощь державца и мудромыслие…

(Беовульф, 3172–3174).

В образе Беовульфа представление о героическом воплощается в наиболее полном, прекрасном и величественном его варианте. Но есть и другие формы.

Количество таких образов-стереотипов невелико, их функции в сюжете строго разграничены, каждый из них воплощает один из аспектов героического поведения, и, в совокупности образуя систему образов поэмы, они дополняют друг друга.

В первой части поэмы эта система состоит из героя-богатыря, чудовищ — противников героя, правителя племени, которому угрожает чудовище, королевы, хранительницы мира. Наряду с ними в действии принимают участие — пассивное — две дружины: короля — Хродгара и героя — Беовульфа. Та же система образов сохраняется во второй части поэмы, хотя в ней есть ряд изменений, возникающих в силу усложнения образа Беовульфа. Герою — богатырю противостоит чудовище— дракон. Но поскольку образ Беовульфа совмещает черты богатыря и правителя, то появляется фигура второго богатыря — Виглафа, частично взявшая на себя функции, которые в первой части полностью принадлежали Беовульфу. Систему завершают образы идеального правителя — Беовульфа и королевы Хюгд. Как и в первой части, имеются две дружины: Беовульфа-короля («большая» дружина, о которой лишь упоминается) и Беовульфа-богатыря (те 11 человек, которых он выбрал для битвы с драконом). Обе дружины не принимают активного участия в действии, более того, пассивность второй — малой дружины, которая в первой части естественно и закономерно вытекает из «правил» героического эпоса, во второй части приобретает иное — социальное звучание, о чем речь пойдет ниже. Четыре образа стоят в центре действия, в их поступках и речах раскрывается основной конфликт повествования.

Выражаясь в противоборстве двух враждующих сил, конфликт делит образы поэмы на два лагеря, в одном из которых — герой, король и королева племени, их дружины, в другом — чудовища, противники героя. Это деление нельзя рассматривать лишь как формальную, поверхностную реализацию конфликта. Последовательное и многогранное противопоставление этих лагерей ведет к формированию одной из основных черт героического мира: его двучленности, дихотомии. Мир поэмы разделен на две части: в центре первой — герой, в центре второй — его противники. Все элементы этого мира тяготеют к одному из полюсов, нет «нейтральных», не связанных с тем или иным лагерем деталей. Образы персонажей и их характеристики, временные и пространственные особенности, предметы — все несет отпечаток принадлежности к миру героев или их противников.

Система противопоставлений охватывает все элементы обоих миров: блистающему Хеороту, олицетворению счастья, добра, воинской доблести, противостоит подводное сумеречное жилище Гренделя; высокой нравственности, благородству героя — алчность, кровожадность чудовища; героическому обществу Хеорота — инесоциальное, одинокое существование Гренделя или дракона. Ряд оппозиций можно было бы увеличить во много раз, но ниже, при характеристике отдельных элементов героического мира многие из них будут рассмотрены подробнее, поэтому сейчас хотелось бы обратить внимание лишь на одну особенность дихотомии героического мира.

Противопоставленность отдельных элементов настолько последовательна и всеобъемлюща, что мир чудовищ предстает как перевернутый мир героев. Он имеет те же самые характеристики, но со знаком минус. Это своего рода абсолютная противоположность мира героев, его обратная сторона.

Что представляет собой Грендель? Это великан, известный своей жестокостью и алчностью, как Беовульф известен благородством и щедростью. Гиперболизированным качествам Беовульфа соответствуют гиперболизированные описания его противников, что оттеняет и подчеркивает значительность и неосуществимость для других его подвигов. Поэтому не раз отмечается в противоположность статности, красоте Беовульфа безобразный, наводящий ужас вид Гренделя и его матери. Он напоминает изображение волшебника и злобного чародея Мамбреса на миниатюре в рукописи «Чудес Востока» (около 1030 г., 47): настил дворцовый ступил, неистовый,

во тьме полыхали глаза, как факелы,

огонь извергали его глазницы.

Едва он коснулся рукой когтелапой затворов кованых — упали двери,

ворвался пагубный в устье дома,

на пестроцветный

(Беовульф, 722–728).

Высокой нравственности Беовульфа, основанной на соблюдении норм и обычаев общества, в котором он живет, противостоит «аморальность» Гренделя, его пренебрежение «старыми законами», отказ от выполнения обязательных для любого члена общества норм, например нежелание выплачивать вергельд за убитого. Как основное предназначение Беовульфа — творить добро, освобождая людей от чудовищ, так предназначением Гренделя является зло, наиболее наглядным проявлением чего является людоедство.

Последовательная противопоставленность каждого элемента этих двух миров пронизывает всю поэму. Система оппозиций настолько универсальна, что они, как скрепы, сопрягают мир героев и мир чудовищ в единый, хотя и антагонистический эпический мир. Две его полярные половины не только не исключают друг друга, но, находясь в сложной взаимосвязи, немыслимы одна без другой.

Рассмотрим теперь более подробно отдельные элементы эпического мира, и в первую очередь его социальное устройство.

Не трудно заметить, что система образов поэмы: король, дружинники, королева, герой, его дружина — образует не что иное, как идеальное общество эпического мира. Эпический социум ограничен: в нем нет места реальным общественным отношениям. Лишь одна-единственная ячейка социальной структуры — вождь и его дружина, в наибольшей степени отвечающая героическому идеалу, возникшему, надо полагать, в дружинной среде, воссоздается в эпическом мире.

Этот микросоциум в поэтическом сознании рассказчика и слушателей заменяет весь остальной мир. В поэме, как и в других памятниках героического эпоса, нет пахарей и купцов, охотников и рабов. Лишь один раз в «Беовульфе» упоминается раб — тот, который украл чашу из сокровищницы дракона (поступок столь низкий сам по себе, что его не мог бы совершить свободный) и тем самым навлек на геатов нападение чудовища. Дружинный мир в опоэтизированной и возвышенной форме и есть идеальное эпическое общество. Дружина поэтому постоянно отождествляется со всем племенем. Говоря о фризах, например, скоп повествует лишь о дворце Финна и его дружинниках, постоянно называя их «все фризы». «Даны» для него — это те, кто пирует в Хеороте, ходит в походы под водительством Хродгара, получает от него дары.

Поэтому описание датского двора в Хеороте — наиболее полное изображение эпического идеального общества в англосаксонской поэзии30, а сам Хеорот является вещественным, материальным воплощением и олицетворением дружинного мира. Его создание может быть сопоставлено с актом творения мира — не случайно первым в нем были исполнены песни о творении земли. Завершение Хеорота знаменует установление социального порядка и гармонии:

Он же задумал данов подвигнуть на труд небывалый: хоромы строить,

чертог для трапез, какого люди вовек не видывали; там разделял бы он со старыми, с юными все, чем богат был по милости Божьей,—

только земля неделима . , и войско одно.

(Беовульф, 67–73).

Только при таком понимании роли Хеорота — как центра, вокруг которого строится весь эпический мир, — становится ясно и то, почему вся ярость Гренделя обращена именно против дворца. Казалось бы, основатель и хранитель радостного мира героев— Хродгар. И кто, как не он, должен быть уничтожен, чтобы воцарился хаос чудовищ? Но нет. Хродгар спокойно живет в своих покоях поблизости от Хеорота, а великан нападает на всех, кто смеет остаться в Хеороте после захода солнца. Достаточно отойти от знаменитой палаты на несколько шагов, чтобы очутиться в безопасности: