Прости, прости…

Я сидела на пляже и рыдала в Ее объятиях. Волны нежно омывали меня, и впервые я не считала их цепями. Больше всего они походили на ласковые руки.

После той ночи мы с Океан стали родственными душами. Я считала, что должна заменить Мэрилин и многих сирен до нее и стать Ей другом. Шло время, и я ощущала, как глубоко Она меня любит. Я стала особенной. Все мы были для Нее драгоценны, но я выделялась среди остальных, поскольку отчаянно жаждала Ее расположения. Мне следовало поговорить с Миакой и посоветовать ей быть добрее к Океан, но мне нравилось, что наши отношения с Ней были единственными в своем роде. По крайней мере, пока.

Я все ближе узнавала Океан, и Она дарила мне лучшее от себя. Меня окутывало то, чего не хватало мне уже много лет: материнская любовь. А присутствие Миаки баловало любовью сестринской.

Я никогда не заговаривала о том, как глубоко жаждала иной, опасной, немыслимой любви. Но пока придется довольствоваться тем, что есть. Томление не отпускало, но мне стало легче его контролировать.

Жила я одна. Но поскольку я часто разговаривала с Океан, одиночество меня не угнетало. Хотя я забыла бóльшую часть свой жизни до того, как стала сиреной, Она помнила все. Всех сирен по имени, срок их службы и мелкие подробности их жизни. Но Она тщательно выбирала, какими историями поделиться со мной. Как ни странно, все они казались похожими и в то же время совершенно разными.

Теперь я лучше понимала, как Океан выбирает сирен. Роль играло не одно какое-то качество. Похоже, Она знала, что выделяет нас среди других людей. Я всегда сочувственно относилась к окружающим, но не замечала за собой этой черты, пока Она не указала на нее. Это мой дар. Все мы могли щедро одарить сестер, и наши черты дополняли друг друга. И правда, я столько почерпнула из нашей крохотной общины. Мэрилин помогла мне обрести мудрость и терпение. Миака научила вдумчивости и творческому полету. Даже Ифама привнесла что-то новое, хотя наши судьбы соприкоснулись лишь на краткий миг. И все же меня крайне удивит тот день, когда я почувствую благодарность к Эйслинг.

У нас с Океан получился своеобразный медовый месяц. Полис-Айленд я оставила почти сразу после первого разговора и какое-то время порхала по Америке, прежде чем снова надолго покинуть эту страну. Я не знала, когда вернусь сюда и вернусь ли вообще. Океан показывала мне скрытые уголки, о которых никто не знал. Она подарила мне остров. Крохотный тропический атолл – такие я видела только на открытках. Островок полностью покорил меня. Когда платье рассы^́палось, я жила там голой. Я бы никогда не рискнула на подобную выходку, если бы не уверенность в полном уединении. Я нежилась в тени огромных пальм и пробовала растущие в роще плоды. Те, чей вкус мне не нравился, я считала ядовитыми.

Я исследовала лес, не боясь укусов насекомых и царапин. После двухдневной прогулки я нашла самую высокую точку на острове и вскарабкалась на вершину, чтобы оглядеться. Вокруг простирались безграничные воды. Никто не мог навредить мне здесь. Ни один из постоянно бороздящих море кораблей не появлялся на горизонте. Ничто не омрачало радости, поскольку ничто не напоминало о моих обязанностях.

Остров стал моим убежищем.

Но еще краше острова было окружавшее его море. Пляжи и морское дно устилал светлый мелкий, как пудра, песок. Порой я заходила в воду и наполовину закапывалась в него, а Океан помогала мне своим течением. Солнце сияло так ярко, что вода прогревалась, но песок оставался прохладным, и я наслаждалась контрастом. До того времени я считала, что повидала все мыслимые оттенки волн и Ей нечем меня удивить. Но здесь, в укромном уголке света, море переливалось невиданной ранее синевой. Прозрачный лед, небо, мед и дождь слились в безупречно гладкое зеркальное полотно с надломленным краем, где пенился и щекотал мои босые ноги прибой.

Вот что Она подарила мне. Место, где можно забыть, чтó мне приходится делать и какой грозной Она может стать. Здесь царили лишь Ее щедрость и красота. Я могла распевать во весь голос, и никто не страдал. Иногда я кричала, просто от радости. Хотя мой крик у людей вызывал ужас, каждый раз я сопровождала его смехом.

Когда я переставала нежиться в теплой воде, то позволяла себе расслабиться и помечтать. Мечты уносили меня в сотню разных вселенных. Я представляла, как вернусь сюда с любимым. Мы забудем о мире и потеряемся здесь вдвоем. Затем я воображала, как выйду замуж и приеду сюда отдохнуть с красивыми темноволосыми детьми. Разве может быть некрасивым ребенок, бегущий по нетронутому человеком побережью? Чудесное место, где мой ум наконец-то смог избавиться от всех тревог, вызванных тайным служением. К сожалению, я не могла остаться здесь навсегда.

Я провела год наедине с Океан. Убежище всегда будет открыто для меня, но нельзя забывать о своих обязанностях.

Летом 1956-го я вернулась к Миаке. Как оказалось, самостоятельная жизнь тоже пошла ей на пользу.

Я бы ни за что не нашла ее сама. Первой мыслью было вернуться в Италию, мы недолго жили там перед гибелью Ифамы. Но Океан подсказала, что Миака переезжает с места на место и дает Ей знать, где собирается остановиться.

В то время Миака жила в Индии. Она притворялась глухонемой и рисовала на улицах. В мое отсутствие девочка стала еще талантливее. Она рисовала под бомбейским солнцем и была счастлива. Люди останавливались посмотреть на художницу и иногда покупали ее работы. Мы не заводили счетов в банках, так что Миака прятала свои деньги в разных уголках мира – под камнями, на задних дворах незнакомцев. Сирены не нуждались в деньгах, я уже говорила. Океан щедро делилась с нами добычей. Но меня радовала возможность не обращаться к покровительнице с постоянными просьбами. Купить что-то ненужное, наиграться с обновкой и «забыть» ее на пороге дома достойных людей.

После Парижа мода стала одной из наших излюбленных слабостей. Если мы приезжали в место, где жители следили за последними новинками, естественно, мы следовали их примеру. Ведь нужно быть как все, правильно? Так что, когда у нас появлялись лишние деньги, мы шли за покупками. Выбор нарядов всегда доставлял удовольствие. В Индии мы носили длинные узорчатые сари – красивые, разноцветные и удобные. Намного удобнее, чем любимые в Штатах джинсы, особенно после полной наготы, которой я наслаждалась на острове. Жизнь в Индии послужила хорошим переходным периодом, хотя я по-прежнему питала слабость к красивым платьям.

Как раз перед тем, как Океан подарила мне остров, я жила в Виргинии. Океан давала мне деньги, даже когда я не просила о них. Не думаю, что Она часто так поступала. Ведь в конце концов даже Ее запасы могут иссякнуть. Но в то время Она хотела, чтобы я имела возможность выходить в люди и радоваться жизни. Первое, что я сделала, – вернула скучное, плохо сидящее платье, которое позаимствовала из корзины для стирки в пустом доме. Одеваться из чужого гардероба далеко не так весело, как пройтись по магазинам. От одежды исходил запах тела прежних хозяев, что всегда меня смущало. И еще раздражала необходимость следовать чужому стилю.

Так что я пошла и купила себе платье. Как же я его любила! Я сидела на скамейке в новом платье с узором из вишен и наслаждалась жизнью, как Она и хотела. Хранить мне его было негде, так что на остров я отправилась тоже в нем. Естественно, платье разлетелось на нитки. Мной двигала злость, но, раз я не могла оставить платье себе, пусть, по крайней мере, его лохмотья будут рядом. Я обожала то платье. Первая вещь за долгие годы, которая принадлежала лично мне. И мне пришлось с ним расстаться.

За десять лет молчаливых скитаний с нами не происходило ничего выдающегося, но все же этот период стал для меня особенным. Я меньше страдала. Даже если за весь день не случалось ничего, чтобы отвлечь меня от мыслей, я не металась ночью в тревоге. Если нам попадалось много счастливых пар, я пряталась в мечтах, но не ударялась в слезы. Миака весь день рисовала, а я восторгалась ее талантом. Ничем не примечательная жизнь, но хорошая.