Она открыла дверцу клетки, и, когда мы сели пить кофе, Генри спикировал и сел на стол. «Кто хочет чмок-чмок?» Она высунула язык, и он осторожно зажал его кончик между верхом и низом клюва. Я никогда даже не мечтал о таком, но не потому, что это черт знает как отвратительно, а потому, что попугай укусил бы меня так, что я бы ласты отбросил. И хотя Генри мог ненароком распушить свой хвост в моем направлении, было ясно, что он предан лишь одному человеку, и это, по-моему, было еще одной причиной, по которой моя сестра так его обожала.
– Как тебе поцелуй? – спросила она. – Тебе понравилось?
Я ожидал услышать положительный или отрицательный ответ и был разочарован, когда он в ответ задал тот же вопрос: «Тебе понравилось?» Да, попугаи умеют разговаривать, но, к сожалению, понятия не имеют, что они говорят. Когда Генри только появился у нее, он говорил на испанском, которому научился у тех, кто его поймал. В ответ на вопрос, хорошо ли он за ночь выспался, он отвечал просто: «Hola» или «Bueno». У него бывают различные периоды, когда он выбирает часто повторяющиеся звуки или предложения, а затем переходит к чему-то другому. Когда умерла наша мама, Генри научился плакать. Они с Лизой заводили друг друга, и так продолжалось часами. Через пару лет, посреди короткого учебного периода, она учила его быть ее эмоциональной поддержкой. Я звонил и на заднем плане слышал его крики: «Мы любим тебя, Лиза!» и «Ты можешь это сделать!» Со временем это было вытеснено гораздо более практичным изречением «Где мои ключи?»
Допив кофе, мы с Лизой поехали в Гринсборо, где я прочитал свою намеченную лекцию. То есть я читал истории о своей семье. После чтения я отвечал на вопросы о своих родственниках, постоянно думая о том, как странно, что незнакомые мне люди знают так много о моем брате и сестрах. Чтобы спокойно спать ночью, я должен вычленить себя из уравнения, делая вид, что люди, которых я люблю, горячо стараются выставить себя напоказ. Эми рвет со своим парнем и рассылает сообщения для прессы. Пол регулярно обсуждает свои кишечные проблемы на дневных ток-шоу. Я не трубопровод для сплетен, а простой печатник, застрявший посередине. Такую иллюзию гораздо сложнее поддерживать, если в аудитории действительно сидит член твоей семьи.
На следующий день после лекции Лиза сказалась больной, и мы провели целый день, разъезжая по магазинам за всякими мелочами. Винстон-Салем – город плаз, торговых центров среднего размера, каждый из которых построен вокруг гигантского продуктового супермаркета. Я искал дешевые блоки сигарет, поэтому мы ездили от плазы к плазе, сравнивая цены и беседуя о нашей сестре Гретхен. За год до того она купила пару плотоядных китайских черепах с острыми носиками и страшной прозрачной кожей. Обе рептилии жили в вольере на улице и были относительно счастливы до тех пор, пока еноты не подкопались под проволоку и не отгрызли передние лапки у самки и задние лапки у ее мужа.
– Я могу ошибаться насчет соответствия откушенных конечностей, – сказала Лиза. – Но картина тебе ясна.
Парочка пережила нападение и продолжала выслеживать живых мышей, которые составляли их рацион, волочась, как пара «фольксвагенов» без передних и задних колес соответственно.
– Грустно то, что она заметила это только через две недели, – сказала Лиза. – Через две недели! – Она покачала головой и проехала мимо нашего выезда с шоссе. – Я, конечно, извиняюсь, но не понимаю, как ответственный хозяин питомца может долго не замечать вещи такого рода. Это просто неправильно.
По словам Гретхен, у черепах не было воспоминаний о своих прежних конечностях, но Лиза не верила этому ни на грош. «Да будет тебе, – сказала она. – У них, по крайней мере, должны быть фантомные боли. Я хочу сказать, как может живое существо не противиться потере своих ног? Если что-то подобное случится с Чесси, я не знаю, как потом жить с этим». Ее глаза увлажнились, и она вытерла их тыльной стороной ладони. «Когда у моей колли клещ, я просто схожу с ума».
Лиза когда-то стала очевидцем автомобильной аварии, но единственным, что она сказала, было: «Надеюсь, на заднем сиденье не было собачки?» Человеческие страдания не сильно ее занимают, однако она может днями рыдать над историей о больном питомце.
– Ты видел этот фильм про кубинского парня? – спросила она. – Он шел у нас довольно долго, но я не пошла. Кто-то сказал мне, что там в первые пятнадцать минут убивают собаку, так что я решила, что ни за что не пойду.
Я напомнил ей, что главный герой тоже погиб, при этом ужасной смертью, от СПИДа, а она стала парковаться, приговаривая: «Что ж, надеюсь это была не настоящая собака».
В итоге я купил сигареты в «Табакко США», магазине со скидками и названием, как у парка отдыха. Лиза официально бросила курить десять лет назад и могла бы снова начать, если бы не Чесси, у которой, согласно заключению ветеринара, была предрасположенность к легочным заболеваниям.
– Я не хочу, чтобы из-за меня у нее началась эмфизема легких, но я совсем не против сбросить немного веса. Скажи честно, я кажусь тебе толстой?
– Совсем нет.
Она повернулась боком и изучила себя в витрине магазина «Табакко США».
– Ты врешь.
– Что ж, разве ты не это хотела от меня услышать?
– Да, – сказала она. – Но я хочу, чтобы ты действительно так считал.
Но я действительно так считал. Больше всего в глаза бросался не вес, а одежда, которую она надевала, чтобы его скрыть. Свободные, обвисшие штаны и слишком большого размера футболки, ниспадающие почти до колен: такой вид она приобрела за пару месяцев до того, после их с мужем визита в горы к родителям Боба. Лиза сидела возле огня и, когда поволокла свой стул к середине комнаты, ее свекор сказал: «Что случилось, Лиза? Стало слишком жирно – в смысле жарко. Стало слишком жарко?»
Он попытался исправить свою ошибку, но было уже поздно. Это слово уже въелось в мозг моей сестры.
– А я и в кино буду толстой? – спросила она.
– Конечно, нет, – сказал я. – Ты будешь такой… какая ты есть.
– Какая я есть для кого? – спросила она. – Для китайцев?
– Ну, не для всех, – сказал я. – Только для одного.
Обычно, будучи дома в рабочий день, Лиза любит читать романы девятнадцатого века, прерываясь в час дня, чтобы пообедать и посмотреть телепрограмму под названием Путаница. К тому времени, как мы покончили с моими покупками, дневной показ уже закончился, и поэтому мы решили пойти в кино – какой бы фильм она ни выбрала. Лиза выбрала историю молодой англичанки, которая борется за свое счастье, пытаясь сбросить пару лишних кило, но в итоге перепутала плазы, и мы попали в другой кинотеатр как раз вовремя, чтобы посмотреть «Можешь на меня рассчитывать», фильм Кеннета Лонергана, в котором блудный брат навещает свою старшую сестру. Обычно Лиза болтает от начала фильма до его конца. Персонаж намазывает майонез на сандвич с курицей, а она нагибается и шепотом говорит: «Как-то раз, когда я делала это, нож упал в унитаз». Потом она садится обратно на место и я провожу следующие десять минут в недоумении, на кой черт кому-то делать куриный сандвич в туалете. Этот фильм так мрачно показывал нашу жизнь, что впервые за последнее время она молчала. Не было никакого физического сходства между нами и главными героями – брат с сестрой были молодыми и осиротевшими, – но, как и мы, они вваливались во взрослую жизнь, играя изношенные, ограничивающие роли, которые им были навязаны в детстве. Кто-то из них постоянно вырывался на свободу, но в большинстве случаев они вели себя не так, как хотели, а так, как от них ожидали. Сюжет такой: парень появляется в доме своей сестры и остается там на пару недель, пока она его не выгоняет. Она делает это не со зла, но его присутствие заставляет ее думать о том, о чем думать не следует, что естественно для родственников, по крайней мере, для тех родственников, которых знаем мы с сестрой.
Выйдя из кино, мы долго и вынужденно молчали. Между тем фильмом, который мы только что посмотрели, и тем, который должен был сниматься, мы оба чувствовали себя неловко и стесненно, будто на кастинге для подбора актеров на роль самих себя. Я начал было рассказывать какую-то добродушную сплетню об актере, который сыграл роль брата, но перестал говорить, заявив, что, с другой стороны, это не так уж интересно. Она тоже не могла ничего придумать, поэтому мы молчали, представляя себе заскучавших зрителей, ерзающих на своих сидениях.
