После того как я собрал свою сумку, Мартин проводил меня до двери.

– Надо будет повторить когда-нибудь, – сказал он, имея в виду, что мы больше никогда не увидимся.

– Было бы неплохо, – ответил я.

Он протянул свою теплую липкую руку, и, охваченный духом братства, я пожал ее.

Парижским летним вечером мы с Хью пошли посмотреть Конец одного романа, фильм Нила Джордана по роману Грэма Грина. Мне было трудно держать глаза открытыми, потому что я устал и не полностью вник в сюжет. У Хью были те же проблемы, потому что его глаза сильно опухли: он всхлипывал от начала до конца фильма, и, к тому времени как мы покинули кинотеатр, он был полностью обезвожен. Я спросил его, всегда ли он плачет на комедиях, а он обвинил меня в чрезвычайной черствости, хотя я ходатайствую о признании этого обвинения просто недопустимым.

Теперь я понимаю, что мне следовало дважды подумать, прежде чем сопровождать Хью на любовную историю. Такие фильмы всегда опасны, так как в отличии от сражения с инопланетянами или внедрения под прикрытием с целью выследить серийного убийцу влюбленность – это нечто такое, что большинство взрослых людей действительно испытали в определенный момент своей жизни. Эта тема универсальна и побуждает зрителя провести ряд нездоровых сравнений, сводящихся к вопросу: «Почему наша жизнь не может быть такой же?» Этот ящик лучше оставить закрытым, что объясняет вечную популярность историй о вампирах и буффонад с боевыми искусствами.

Конец одного романа заставил меня выглядеть полной жабой. Ненасытную парочку в фильме играли Ральф Файнс и Джулиана Мур, которые сделали все, разве что не съели друг друга. Их любовь была обреченной и тайной, и, даже когда падали бомбы, они выглядели ослепительно. Картина была интеллектуальной, так что я удивился, что режиссер использовал прием, характерный для телевизионных фильмов недели: все замечательно, а потом один из героев кашляет или чихает, что означает его кончину в течение двадцати минут. Все могло бы быть по-другому, если бы у Джулианы Мур вдруг стали кровоточить глаза, но покашливание по своей природе довольно прозаично. Когда она это сделала, Хью плакал. Когда это сделал я, он ударил меня в плечо и велел подвинуться. «Не могу дождаться ее смерти», – прошептал я. Что-то в Джулиане Мур и Ральфе Файнсе заставило меня занять оборонительную позицию, может, их цветущий вид.

Я не настолько бесчувствен, как считает Хью, но все меняется, если вы вместе больше десяти лет. Фильмы о долгосрочных парах снимают редко, и на это есть серьезная причина: наши жизни скучны. После многих лет совместной жизни мы стали предсказуемым сиквелом, за просмотр которого никто в здравом уме не стал бы платить. («Посмотри, они распечатывают счет за электроэнергию!») Мы с Хью вместе уже так долго, что для вызова незаурядной страсти нам надо инициировать физическую борьбу. Как-то раз он ударил меня по затылку разбитой рюмкой для вина, и я упал на пол притворяясь, что потерял сознание. Это было романтично, или было бы таковым, если бы он поспешил нагнуться ко мне, а не переступил меня, чтобы взять совок.

Назовите меня человеком без воображения, но я все равно не могу представить себя с кем-то другим. В наши худшие времена я надеюсь, что все получится само собой. Когда же все хорошо, я не думаю о наших проблемах. Ни один из нас никогда не выразил бы свою любовь на людях; мы просто не те люди. Мы не можем откровенно признаваться в любви и никогда сознательно не обсуждали наши отношения. Это, по-моему, хорошо. Хью тоже все устраивало, пока он не увидел этот треклятый фильм, напомнивший ему, что есть другие варианты.

Картина закончилась около десяти, и мы пошли выпить кофе в маленькое кафе через дорогу от Люксембургского сада. Я мог стереть фильм из своей памяти в любую секунду, но Хью все еще был им очарован. Он выглядел так, будто жизнь не только прошла мимо него, но еще и задержалась, чтобы плюнуть ему в лицо. Принесли наш кофе, и, когда он высморкался в салфетку, я подбодрил его. «Послушай, – сказал я, – мы, может, и не живем в военное время в Лондоне, но Париж тоже могут разбомбить. Мы оба любим бекон и музыку кантри, чего еще надо?»

Чего еще ему было надо? Это был невероятно глупый вопрос, и, когда он не ответил, я подумал о том, как мне на самом деле повезло. Персонажи фильма могут гоняться друг за другом в тумане или бегать по ступенькам горящих домов, но такие отношения – для начинающих. Настоящая любовь – это утаивание правды, даже когда тебе представляется идеальная возможность ранить чьи-то чувства. Я хотел сказать что-то в этом роде, но вместо этого придвинул свой стул на несколько дюймов ближе, и мы молча сидели за крошечным столиком на площади, и весь мир смотрел на нас, как на влюбленных.

Мы с сестрой обсудили мой предстоящий визит в Винстон-Салем, но ни о чем конкретно не договаривались до дня накануне моего приезда, когда я позвонил из гостиницы в Солт Лейк Сити.

– Я буду на работе, когда ты приедешь, – сказала она, – поэтому, думаю, просто оставлю ключ под неточным оршком возле адней твери.

– Где-где?

– Под неточным оршком.

Я думал, что у нее что-то во рту, пока не понял, что она использует шифр.

– Ты что, говоришь по громкой связи из клиники для наркоманов? Почему ты не можешь просто сказать мне, куда положишь проклятый ключ от дома?

Ее голос превратился в шепот.

– Я просто не уверена, можно ли о таком говорить.

– Ты по мобильному?

– Конечно нет, – сказала она. – Это обыкновенный радиотелефон, но все равно, надо быть осторожной.

Когда я сообщил, что ей, в принципе, не надо быть осторожной, Лиза заговорила своим нормальным голосом и сказала: «Неужели? Но я слышала…».

Моя сестра из тех, кто фанатично смотрит страшилки местных программ из серии «Вы очевидец», запоминая только заголовки. Она помнит, что яблочное пюре может убить, но забывает, что для смертельного эффекта его нужно ввести прямо в вену. Сообщения о том, что кто-то может прослушивать ваши разговоры по мобильному смешивались с информацией о росте количества домашних краж и случаев мозговой опухоли, означая в ее понимании, что все телекоммуникации потенциально опасны для жизни. Если она не смотрела этого по телевизору, то читала в Потребительских известиях или слышала из третьих рук от друга друга друга, чье ухо загорелось при разговоре с автоответчиком. Все постоянно таит в себе угрозу, и если о чем-то ходят слухи, значит, определенно, ведется следствие и это что-то существует.

– Ладно, – сказал я. – Но можешь хотя бы сказать, под каким неточным оршком? В последний раз, когда я был у тебя, их имелось довольно много.

– Он асный, – сообщила она. – Вернее… асно-ватый.

Я прибыл к дому Лизы поздно вечером следующего дня, нашел ключ под цветочным горшком и вошел через заднюю дверь. Длиннющая записка на журнальном столике объясняла, как мне следует обращаться со всем, начиная от телевизора и заканчивая вафельницей, при этом в конце каждой подробно написанной инструкции я читал: «Не забудь выключить и обесточить приборы после использования». Постскриптум внизу на третьей странице гласил, что в том случае, если прибор, о котором идет речь, не имеет шнура – например, посудомоечная машина, – я должен убедиться, что она завершила свой цикл и стала холодной на ощупь к моменту моего выхода из комнаты. В записке была отражена растущая паника, и подтекст вопил: Господи-Боже-мой-он-пробудет-один-в-моем-доме-почти-целый-час. Она оставила свой рабочий телефон, рабочий телефон своего мужа и номер ближайшей соседки, приписав, что не очень хорошо знает эту женщину, так что мне не следует ее беспокоить без крайней в этом необходимости. «Р.P.S. Она баптистка, так что не говори ей, что ты гей».