Посвящение: Dita von Lanz
Серая мышь — это классика. В каждой школе, а порой и в каждом классе имеется представитель
этого вида: типичная зубрилка в очках с толстыми линзами, с двумя тощими косичками блёклого
цвета, в нелепой мешковатой одежде и с вдолбленными в голову родителями правилами поведения, где главное слово «Нельзя».
В нашем классе был такой экземпляр. Её никто не трогал, — зачем обижать убогих? — её просто не
замечали.
Не думаю, что я обратил бы на неё внимание, если бы не мой отец, пообещавший мне новый
компьютер. Плата за щедрый дар была ерундовой: вытянуть алгебру с геометрией на четвёрки.
Конечно, я мог бы обратиться к учителю и записаться на дополнительные занятия, но папаша
категорически отказался оплачивать их, а бесплатно в наше время даже сыр в мышеловке не
найдёшь. Бесплатно можно разве что огрести в тёмной подворотне, но это сомнительное
удовольствие.
И тут я вспомнил о Ксюшеньке, звёздочке нашей тусклой, победительнице олимпиад, зануде, тихоне, любимице всех учителей и примерной девочке.
Когда один из первых хулиганов школы, широко улыбаясь, подходит к какой-то серости, серость
обычно сползает под парту, чуя беду. Ксюшенька под парту не полезла и сделала проще и
неожиданнее для меня: она сгребла свои вещи и убежала из класса. А я ведь даже поздороваться не
успел! Пугливый народ пошёл...
Отыскал я нашу умницу-разумницу, что неудивительно, в женском туалете. И кто запретит мне
войти туда? Я даже постучал и покашлял, прежде чем распахнуть дверь. Ксюшенька сидела на
подоконнике, прижимая к груди сумку с учебниками и тараща на меня глаза из-под очков —
зрелище то ещё. Я решил сначала расслабить её, усыпить, так сказать, бдительность, а потом перейти
к наступлению. Протянул ей шоколадку, а она, маламожная, заорала. Да она почти на ультразвук
перешла! Я даже позавидовал — такая дыхалка. Пришлось девчонке рот зажать ладонью и
пообещать, что ничего плохого ей не сделаю. Доходчиво объяснил, чего хочу, обязался
отблагодарить потом. От благодарности она как-то быстро отказалась, а вот позаниматься со мной
была не против. Я себя мастером уговоров почувствовал.
Репетитором Ксюшенька оказалась строгим: заваливала задачами и примерами, лично проверяла
домашку и спрашивала теоремы — монстр очкастый!
Не знаю, или я уродился шибко умным, или у зубрилки нашей был дар обучения идиотов, но я
действительно стал понимать то, что прежде мне казалось тайным шифром, придуманным учителями
для издевательств над нами несчастными.
Занимались мы обычно в школьной библиотеке после уроков, так что о нашем общении никто
толком не знал. Хотя мне было плевать, а вот Ксюшеньке не хотелось огласки. Я, видите ли, не
лучшая компания для приличной девушки. Это она мне сама сказала. Смелая.
Я решил отблагодарить её хоть как-то и приволок целый пакет с вещами моей сестры-двойняшки
Милы. Та как узнала, для чего мне это, весь шкаф перерыла — добрая она у меня.
Ксюшенька отказывалась, но я настоял. Кто узнает, чьи это шмотки? Они же новые почти, а сестра в
другой школе училась, для одарённых. Ксюшенька искренне поблагодарила за подарок, но всё равно
продолжила таскать своё старьё. Оказалось, что ей родители запрещают выставлять себя напоказ.
И вот тогда я обратился к приятелю фотографу Алексу, попросил его организовать фотосессию по
дружбе для одной девчонки. Пусть ей хоть фотки на память останутся, раз родители дышать
свободно не дают. Алекс моё благородство оценил, едва не прослезившись. А что ему стоит?
Ксюшеньку я сначала уговорить не мог, но женское любопытство встало на мою сторону, и она
сдалась.
Фотограф подключил своих знакомых, чтобы мышь привели в порядок для съёмки.
Отличница рыдала, когда ей безжалостно откромсали и перекрасили волосы, но результат того
стоил: вместо тощеньких косичек непонятного цвета теперь было ровное каре с приятным медным
отливом, что ей необычайно шло.
Алекс крепко задумался, наблюдая за дальнейшим преображением, и это мне не понравилось. Я был
наслышан, как он общался с молоденькими девушками. Я же не знал, что из Ксюшеньки вполне
симпатичную девку сделают, на которую и позариться не стыдно. Нет, для меня она оставалась
прежней, но вот другие могли бы начать подкатывать. Да меня же её родители убили б, если б
узнали, кто тому виной!
Ксюшенька стеснялась позировать да и чувствовала себя неуютно в новом образе, щурилась без
очков, фыркала и пыталась убрать волосы за уши, за что получала по рукам от Алекса. А потом
ничего, втянулась, повеселела. Я был рад. Хотелось приятное ей сделать за все её муки со мной. Да и
вообще, неплохая она была, просто забитая и замороженная. Решил её с Милой моей познакомить —
та способна научить развлекаться, как и положено всем нормальным девчонкам.
И всё-таки Алекс после фотосессии взял у Ксюшеньки номер телефона. А я же потом гулял с ней по
городу, чтобы она ещё чуть-чуть почувствовала себя живой и приготовилась морально к
объяснениям с родителями. Я хотел пойти с ней, но она заверила меня, что справится сама.
Справилась... На следующий день вновь пришла в школу в своём тряпье и с волосами, забранными в
короткий жидкий хвостик с выбивающимися прядями. А на физкультуре я увидел синяки на её
руках. Да... Справилась.
Я возмущался, орал, грозился лично разобраться, а Ксюшенька только качала головой, улыбалась и
благодарила меня за самый счастливый день в её жизни. У меня все слова в глотке застряли. Ей ведь
всего шестнадцать! Она отличница, скромница и вообще исключительно положительная девушка —
чего ж её родителям не хватает?
Я, как и хотел, познакомил Ксюшеньку со своей сестрой. Не прогадал! Они быстро нашли общий
язык и трепались без умолку по телефону, созваниваясь по десять раз на дню. Ксюшенька ожила.
Мила даже к её родителям в доверие втёрлась и отвоевала новый образ для нашей серой мыши.
Но внешность внешностью, а остальное не изменилось: дом — школа — дом. Казалось, родители
Ксюшеньки и к батарее бы её привязали, если бы она дала им повод, задержавшись где-нибудь
дольше положенного. Нельзя же так!
Мы с Ксюшенькой сдружились. У меня никогда не возникало никаких непристойных мыслей в её
адрес. Она была классным другом, готовым помочь в трудную минуту. Когда по школе поползли
слухи о нас, мы посмеялись и забыли. Людям всегда хочется поковыряться в чужой жизни.
Даже будучи уже не серой мышкой, а привлекательной девушкой, Ксюшенька, вопреки моим
опасениям, оставалась для наших ребят той же зубрилой и занудой. Разве что теперь, судя по слухам, она решала примеры не только в тетради и на доске, но и в моей постели.
А потом появился Алекс. Как грёбаный чёрт из табакерки. Я увидел их целующимися за школой и
понял, что Ксюшеньку надо спасать. Только вот она не считала, что ей нужно спасаться. Она попала
в паутину первой влюблённости, сплетённую опытным пауком-сердцеедом Алексом. Сколько таких
Ксюшенек было в его жизни? Наверное, он и не помнил. Он обещал им небо в алмазах, а дарил
жалкую картину с изображением небосвода, испачканного редкими звёздами-пятнами. И за
определённую плату. Алекс заманивал глупышек в свои сети, высасывал из них всё живое и
выбрасывал после за ненадобностью.
Ксюшенька смотрела на него с восторгом, потеряв всякий интерес ко всему остальному, включая и
друзей — меня и Милу.
Она стала врать родителям, врать безбожно, забросила учёбу и с головой ушла в отношения. А
Алекс продолжал опутывать её, обещая сногсшибательную карьеру и вечную любовь. Зачем ему
была так нужна эта девчонка, если подобных ей множество? Азарт. Банальный азарт и инстинкт
охотника.
