Когда ветры прогудели на дуплах, проклубились Русалки, проаукало Эхо, понесли угощенья: изморозь, крупный град и крупу на блюдах, и в чашах заздравный туман.
— Ну, Баба-Яга, как ты поживаешь? что нового?
— Пришли черные годы, Буря великая Гроза громоносная, пришло в ступе воду толочь!
— Истолки в мелкий порох, скажу спасибо.
— Проявилось на белом свете неверье в людях, едешь — никто не кланяется, знать не хочет, едешь — и подмести нет ничего… житья нет! Мою избушку на курьих ножках с лица земли стерли, построили на месте палаты с крестом. Живу в погребах да в подвалах, да еще и за ночлег плати; а я человек не денежной: пришло побираться на перекрестках! Вот какая доля! Помоги, Буря великая Гроза громоносная! Какие-то народились книжные кудесники, переписали всех в книги, и меня написали, уладили такой запрет, что и малые ребята перестали старой бабы бояться; не только что розгой — всем помелом ничего не сделаешь! И в сказках пишут не про богатырей великих, а про каких-то все вельмож, что чужими руками жар загребают да пушкой воюют, палицы не смогут с земли поднять… Да еще какие-то людские взялись мудрецы, допытываются, откуда я родом. Говорят, видишь, из Индейского царства,[137] а я… вот тебе шиш! сроду там не бывала!
— Чудные вещи ты рассказываешь!.. Ну а ты, Кощей? что у тебя в подземельном царстве нового?
— Да что, учусь читать и писать!
— Это что?
— Верно, век такой пришел! Бывало, двух перечесть не умеешь; да и к чему считать, как во всем избыток, всего вволю; а теперь не то время — бедность да мель! Бывало, вместо подписи капнешь да размажешь пальцем, а дьяк напишет: руку приложил такой-то; а теперь сам собственной рукой напиши и имя, да еще напиши, что и руку прикладывал; а то не верят: говорят, что подписывать-то ты сам подписывал, да, может быть, не сам руку прикладывал.
— Хм! что ж ты теперь почитываешь?
— Да о самом себе историю читаю;[138] таких вещей понаписано!
— Хорошо?
— А провал знает! странная книга: как смотришь в нее, так хорошо; а как отвернешься, так худо.
— Хм! а что, дочки здоровы?
— Что ж им делается!
— Ни одной не сбыл с рук?
— Одну только Машу, да и то обманом; устарели в девках.
— Неужели обманом?
— Уже: обморочил Ивана Царевича, Берендеева сына: влюбился в накладную красоту да и увез — я и рад; еще попугал его, чтоб скорее выбежал из подземельного царства. Про это есть и История печатная, чудная История! я наизусть выучил! угодно, перескажу?
— Вдругорядь!.. Ну, Домовые, вы что?
— Да без мест, кое-где бродим.
— Как!
— Места за печкой уничтожены.
— Неужели?
— Уже.
— Хм! А вы, Лешие, что скажете?
— Леса переводятся, жить негде.
— Неужели?
— Уже.
— Хм! Надо принять меры! Тс! Ветры! позвать Русалок!.. Ну, каково вам?
— Бедность настала! пощекотать некого.
— Отчего?
— Да люди не щекотливы стали.
— Что-то вас мало?
— Перевелись, а вновь не прибывают — девицы перестали топиться от любви.
— Да что-то у вас щетинисты волосы?
— Накладные.
— Это что!
— Мода такая.
— Ах вы, тина болотная! за модой гоняются! Ведьмы что?.. Где Ведьма Киевская?
— Еще не бывала: верно, где-нибудь застряла между огнем и полымем.
— Бррр! не люблю кто опаздывает! пляшите!.. Кощей, тряхни бородой! А мы, господа, составим совет.
Пррр, Тшшш, Фффф, Ууууу, Ссссс и Ммм низко поклонились.
— Вы слышали, господа, что говорили Кощей, Баба-Яга, Домовые, Лешие и прочие?
— Слышали, Буря великая Гроза громоносная.
— То-то же я радуюсь, что вы слышали: это доказывает ваше усердие и внимание к пользам нашим. Скажите же мне, чем помочь беде? Начнем с младших. Ну, Ммм?
— Исполняя твое Громоносное повеление, я считаю преисподнею обязанностию сказать свое мнение… Кх!.. хотя мое мнение… Кх!.. есть ничто даже в сравнении с неслышным голосом невидимой мошки… Но… Во всяком случае, я потщусь надуться как должно более… и… Кх! сказать то, о чем давно уже помышляю, по долгу моему и по моей обязанности… Во-первых… Кх!.. то, что все сказали, подвержено еще сомнению и требует исследования… ибо… как бы слово ни было верно, оно всегда разнится с делом… и обратно: дело разнится с словом… и потому не благоугодно ли будет назначить комиссию…
— Ну, а во-вторых?
— Во-вторых?.. Второе уже будет последствием первого… и так далее… то есть третье будет последствием второго… и будет это ряд логических выводов…
— Хм! А ты что скажешь, Ссссс?
— Я вполне согласен с мнением Ммм.
— Я вижу, вы любите исследования; какой бы вам людской пример сказать? Если бы, например, голодный просил у вас есть, вы бы употребили год на исследования, действительно ли он не ел, и потом бы определили: дать ему есть. Это очень осторожно и экономно. Ну, а ты что скажешь, Ууууу?
— Доверяя вполне донесениям Бабы-Яги, Кощея и прочих членов шабаша, я полагаю, что нужно только потребовать от них эти донесения письменно и по оным поступить с виновными беззаконным образом.
— Вести дела судебным порядком, не так ли?
— Действительно так, Буря великая Гроза громоносная.
— По судебному порядку, нужно навести на все справки, справки требуют исследований… это опять дело о голодном… Ну, а ты, Фффф?
— Мое мнение такое, что должно обдумать этот важный вопрос основательно и предварительно и потом уже изложить мнение; ибо…
Между тем как Фффф доказывал, что экспромтом нельзя сказать хорошего мнения, Тшшш вышел потихоньку из залы совета и бросился в залу танцевальную; там отыскал он Нелегкого и прямо к нему, отвел его за водяной столб…
— Любезный друг, ты, верно, сделаешь для меня все, что я тебя попрошу?
— Все, что вам угодно.
— А вот что, мой друг, у нас теперь идет совет; каждый должен сказать Буре великой Грозе громоносной мнение свое о поправлении современных обстоятельств нечистой силы… Ты, я думаю, слышал жалобы Бабы-Яги и прочих?
— Как же.
— Так вот что: нужно сказать мнение свое… а я совершенно не в духе… Сделай одолжение, ступай за меня и скажи что-нибудь умное, хорошее, достойное внимания… Я знаю, ты необыкновенно как находчив, для тебя это ничего не значит… А уж ты будешь мной доволен…
— Но каким же образом?..
— Что ж такое! сегодня маскарад: мы поменяемся только костюмами.
— Не то; но мне неловко оставить даму: мы только что начали мазурку.
— Я встану за тебя. Ты с кем танцуешь?
— А вот с пиголицей.[139]
— Я хоть и не мастер, да ничего, как-нибудь пройдусь… поскорей, поскорей!
Они поменялись масками.
Нелегкий, сбросив голову Египетского черногуза,[140] накинул на себя костюм священного Мемфисского жука[141] и пополз в совет.
— А! Тшшш, теперь твой черед говорить — ну?
— Теперь тяжкие времена, — сказал Нелегкий, преклоняя усы пред Бурей великой Грозой громоносной, — трудны и средства к восстановлению заблуждений людских.
Давно уже подано было мнение не учить людей ничему, кроме насыщения желудка; но этого мнения не послушались — и вот последствия! Люди не только не верят нечистой силе, но и осмеливаются даже доказывать, что она не существует. Дерзость беспримерная! Они постигли все средства, которые мы употребляли для морока; остается одно: овладеть стихиями и производить по произволу гром и молнию, дождь и снег… Чтоб остановить эти успехи людей, клонящие земной шар к погибели…
— Ну, ну, ну, говори скорее, — пробурчала Буря великая Гроза громоносная.
— Должно запутать людей в сети познаний, раздробить все на бесконечность, сбить их с толку в отношении понятий о вещах…
— Сделать Фаустами? — сказал Прррр с досадою, — странное средство!