Роман Матвеевич был в Киеве, Наталья Ильинишна почивала еще, Зоя встретила гостя.

— А, верно с долгом пришли.

— Нет, Зоя Романовна… Я несчастлив!..

— Что с вами сделалось? садитесь.

Поручик сел подле Зои.

— Вы что-то очень расстроены, — сказала Зоя с участием.

— Совершенно расстроен… Я еду…

— Куда?

— Полковник посылает меня бог знает куда, бог знает надолго ли…

— Как он может посылать!.. Не поезжайте!

— Никак невозможно; это почтут за ослушание, и тогда — беда.

— Какая же беда?

— Выключат из службы.

— Ах, какая беда! Выключат из службы, определитесь в другую.

— Не велят ни в какую принимать.

— Так что ж такое? Вот папинька ни в какой службе не служит.

Поручик не успел еще отвечать на это замечание Зои, как вдруг в передней раздалось громкое:

— Дома?

— Ах, боже мой! — вскричал Поручик вполголоса, побледнев и вскочив с места.

— Чего вы испугались?

— Полковник…

— И очень кстати: я скажу ему, чтоб он вас не посылал.

Полковник расшаркался по зале, вошел в гостиную, взглянул — его бросило в огонь.

— А! Господин Полковник! — вскричала Зоя, — как я рада, что вы пришли!

— Мое почтение! — произнес он к Зое, смотря искоса на Поручика.

— Вы еще здесь? — сказал он, обратясь к нему. Поручик стоял, как вкопанный.

— Садитесь, Полковник, садитесь, господин Поручик! — сказала Зоя, усаживая обоих. — Господин Полковник, — продолжала она, — я вас прошу не отправлять господина Поручика: ему не хочется ехать, да и меня вы лишите партии…

— Партии-с?.. Никак не могу… Они должны были быть уже в дороге… Дела службы не терпят отлагательства… Они едут-с по самонужнейшей казенной надобности.

— Пустяки, пустяки! — вскричала Зоя.

— Ей-богу, не могу, Зоя Романовна! Для вас бы… я все, что вам угодно… но… Господин Поручик!..

И — он дал знак головой. Поручик понял — двинулся с места и, не говоря ни слова, забыв о Зое, вышел из гостиной.

В зале Полковник сказал что-то ему на ухо. Поручик исчез.

— Это что такое значит, господин Полковник? — сказала Зоя, вспыхнув. — Вы здесь не у себя в учебном сарае распоряжаетесь! Мы принимаем не по чинам, сударь!.. Здесь не площадь, где вы можете командовать вашим подчиненным «направо» и «налево»!

Полковник стоял еще как окаменелый, а Зои уже не было в комнате; она вышла, стукнула за собой дверью и исчезла.

— На кого ты кричала? — спросила Наталья Ильинишна, пробудившись от сна, когда Зоя проходила через ее комнату.

— На человека! — отвечала Зоя.

— Что он сделал?

— Дурак! приходит, когда его не зовут!.. делает все по-своему!

— Верно, пьяница Кузьма? — спросила Наталья Ильинишна; но Зоя ушла уже.

Между тем Полковник очувствовался; он посмотрел вокруг себя — никого нет. Тихонько он вышел из гостиной в залу, из залы пробрался в переднюю, из передней на крыльцо, на улицу, домой. Никогда выговор начальника не действовал так сильно на подчиненного; никогда слова: «Я вас, сударь, арестую; я вас, государь мой, представлю к исключению из службы; я тебя отдам под суд, посажу на хлеб, на воду!» — не пугали так виноватого и не виноватого, как гнев девушки, как голос, высказывающий презрение, как звуки, заменяющие слова: «Не хлопочи, я не тебя люблю: я люблю его!» Это такие звуки, от которых весь внутренний стройный мир человека обращается в хаос.

— Позвать ко мне Поручика! — сказал, наконец, Полковник, задыхаясь от волнения и стуча зубами от трепета сердца.

При штабной учебной команде Поручик был только один; и потому не нужно было спрашивать: какого поручика?

— Поручик уехал, ваше высокоблагородие, — отвечал денщик, — еще давича уехал.

— Врешь! здесь!

— Ей-богу, уехал, часу в первом.

— Здесь, говорю! на гаубвахте.

Вестовой побежал на гаубвахту; но скоро воротился и донес, что Поручика нет ни на гаубвахте, ни дома.

— Оооо! — вскричал с отчаянным ожесточением Полковник, схватив себя за голову. — Он не уйдет от меня! Я ему дам Зою Романовну!..

Денщик и вестовой стояли руки по швам и молчали во все время этой грозы.

Зоя также в отчаянии; когда гнев ее утих, она залилась слезами, проплакала всю ночь, не выходила из своей комнаты, не говорила ни с кем. Тщетно Наталья Ильинишна допрашивала: что с ней сделалось, что у ней болит, чего ей хочется? — Ничего! — отвечала она.

Прошло несколько дней. Полковник не является, не видать и Маиора, не видать и Прапорщика.

Наталья Ильинишна, зная, сколь необходимо замужество для ее дочери, посылает звать к себе Анну Тихоновну.

— Что это значит, — говорит она ей, — Полковник вот уже с неделю как не был у нас?

— Сама я не могу понять! — отвечает ей Анна Тихоновна, сделав удивительный знак плечами и головой. — Сама я его с тех пор не вижу; с ним, верно, что-нибудь сделалось по полку; я слышала, что он едет в отпуск. Бог знает, что это такое! Я за ним и посылала, просить к себе — все дома нет!

— Стало быть, он раздумал? Странно! искать руки девушки, объявить о желании своем отцу и матери и вдруг раздумать! Это доказывает, что он бесчестный человек! что у него нет в голове царя! Ему не навязывался никто на шею!

— И конечно, и конечно, — возразила Анна Тихоновна, — женихов и без него вдоволь найдется для Зои Романовны. Я вам откровенно могу сказать, что от меня не отстают: Городничий, Судья наш и Маиор — сватай да сватай! Не всех же сватать!

— Мне кажется, Маиор прекрасный человек? Такой смирной и большой хозяин должен быть.

— Очень хороший человек! Имеет, кажется, небольшое именьице… Судья, правда, богаче их всех и расчетливее, ну, а Городничий немножно старенек для Зои Романовны, — зато у него брат большая рука в Петербурге.

— Мне Маиор очень нравится, я бы и не задумалась отдать за него Зою… А Полковник, признаюсь, мне не по душе: он что-то смотрит не по-человечьи.

— Я намекну Маиору об этом, — сказала Анна Тихоновна, — авось дело и пойдет на лад.

— Благословляю вас! — отвечала Наталья Ильинишна. — Откровенно сказать, мне не хочется, чтоб Зоя засиделась в девках: я повезла бы ее в столицу, да вы, думаю, сами слыхали, что там за женихи…

— Мотыги, продувные! Конечно, уж если выдавать, так в своем городе, — сказала Анна Тихоновна, сбираясь домой.

— Анна Тихоновна, я вам, моя милая, все сбираюсь прислать своих припасов деревенских; похвалюсь вам хозяйством…

— К чему ж это, Наталья Ильинишна.

— И, матушка, бог велел делиться с добрыми людьми. Заключив прощанье благодарностию за обещаемую присылку хозяйственных припасов, Анна Тихоновна отправилась; а Наталья Ильинишна пошла распоряжаться в чулан — уделять доброму человеку, Анне Тихоновне, от излишества своего, мучки, крупки, зеленого горошку, выписных вологодских груздиков и рыжичков.

Вслед за Анной Тихоновной явился и посланный с возом, наполненным кульками, мешками и кадушками. Приняв все сполна, Анна Тихоновна немедленно же послала за Маиором. Он явился.

— Ну, я уж приступила к делу, — сказала она ему.

— Что такое, Анна Тихоновна?

— Как что? завтра прошу пожаловать к Роману Матвеевичу; я также приеду и — будем говорить, о чем следует.

— Нет уж, Анна Тихоновна, извините…

— В чем извинить?..

— Не могу…

— Это что значит?.. или вы подшутить хотели надо мной!..

— Ах, нет, как можно шутить.

— Вы меня просто в дуру поставили! По вашей же просьбе сватаю вас, получаю согласие; а вы на попятный двор!.. Это, государь мой, не водится!.. Вы теперь уж не можете отказываться!..

— Анна Тихоновна… обстоятельства такого рода… Я бы рад… да… если вам известно…

— Что такое?

— Я имею верное сведение, что Полковник намерен жениться на Зое Романовне.

— Это кто сказал вам?

— Я это наверно знаю.

— Это совершенно ложь! Помилуйте, я сегодня была у Натальи Ильинишны; неужели она бы стала сватать дочь свою за двух в одно время?