Требование дать толстосумам в руки кирку и лопату было встречено аплодисментами.
В апреле 1945 г. внезапно последовал всеобщий запрет политической деятельности в районах, оккупированных западными союзниками. Это напоминало своего рода политический карантин, направленный против антифашистов.
Те, кто за этим стоял, знали, что делают: лидеры Запада уже тогда начали приучать к мысли, что война против Советской России неминуема.
Особое недоверие у западных оккупационных властей вызывало сотрудничество между социал-демократами, коммунистами и другими сторонниками демократии.
Маршал Монтгомери, бывший главнокомандующий британскими оккупационными войсками в Германии, в своих мемуарах писал: «Русские поддерживали профсоюзы. Я решил этого не делать».
Что касается социал-демократической партии, то в ней изначально было два направления. Представители одного из них считали: «Мы вступаем на путь сотрудничества с коммунистами, руководствуясь свободным выбором и собственными интересами… Мы вели борьбу против нацизма. В этой борьбе пали тысячи наших товарищей. Наш священный долг состоит в том, чтобы претворить в жизнь завещанное ими — объединение всех сил германского рабочего класса. Немецкий рабочий — за такое демократическое обновление Германии, при котором было бы невозможно возрождение фашизма». Ведущими представителями этого направления были Гротеволь и Бухвитц.
Другое направление формировалось вокруг Курта Шумахера, который считал, что гарантами демократического развития могут быть только западные оккупационные власти. В отношении Советского Союза К. Шумахер занимал откровенно антикоммунистические позиции. Именно поэтому он решительно выступал против единства действий коммунистов и социал-демократов.
Но правые шли еще дальше. И уже в первые послевоенные месяцы стало очевидным, что меч антикоммунизма, который активно помогали оттачивать Курт Шумахер и его сторонники, обернулся своим острием против них же. В 1957 г. канцлер Аденауэр заявил: «Во время предстоящих выборов в бундестаг речь будет идти о том, сохранят ли Германия и Европа свою христианскую природу или же станут коммунистическими… Если победят социал-демократы, то все, что с таким трудом было восстановлено за последние годы, окажется обреченным на гибель». Несколько ранее Аденауэр говорил в бундестаге: «Социал-демократическая публика привела бы к тому, что 50 миллионов немцев Федеративной республики и 18 миллионов немцев, проживающих в отторгнутой у нас советской зоне, подобно овцам, подобно баранам, были бы попросту отправлены на бойню».
Аденауэр без малейших колебаний использовал также ложь о деньгах, якобы поступающих в СДПГ с Востока.
Так антикоммунизм, подобно бумерангу, ударил по СДПГ. 15 мая 1976 г. Франц Йозеф Штраус заявил, что в ходе парламентских выборов речь пойдет о выборе между «свободой и социализмом». Партийный съезд ХДС «уточнил» лозунг Штрауса и предложил «свободу вместо социализма».
И здесь СДПГ подверглась обстрелу из орудий крупного калибра. Рост массовой безработицы, в 1982–1983 гг. достигшей двух миллионов человек, использовался правыми для нападок на правительство социал-демократов во главе с Гельмутом Шмидтом. А ведь именно Шмидт проводил политику, отвечавшую интересам капитала, политику, которую профсоюзы оправданно критиковали за постоянное сокращение расходов на социальные нужды.
Кандидата СДПГ на пост канцлера Ганса Йохена Фогеля пытались дискредитировать как «агента Москвы», хотя в вопросе о размещении ракет он не выступал в пользу моратория. Деятель ХДС Рюе выдвинул в адрес Фогеля обвинение в том, что он «является кандидатом не только советского Генерального секретаря, но и Эриха Хонеккера».
В конце концов антикоммунизм сыграл свою роль. В 1983 г. СДПГ перестала быть правительственной партией.
Начался поворот вправо.
Какую свободу означает свобода печати в ФРГ?
Когда шпрингеровская пресса, действуя заодно с кланом Штрауса, развернула разнузданную кампанию клеветы и травли, направленную на срыв запланированного визита Хонеккера в Бонн, канцлер Коль улыбался: у нас, дескать, свобода печати. Что поделаешь?
Должна ли свобода печати рассматриваться как свобода дезинформации и злоупотребления общественным сознанием с помощью вымыслов, фабрикуемых секретными службами, например таких, как «письмо Коминтерна», как «манифест оппозиционеров ГДР», как «покушение» КГБ на папу римского, как письмо молодых христиан ГДР?
Означает ли свобода печати разжигание ненависти по отношению к народам социалистических стран с помощью лжи о детях в советских концлагерях, о младенцах как жертвах космического вооружения, о взрыве бактериологической бомбы в Свердловске?
Должна ли свобода печати служить орудием извращения истины, как это имело место в случаях с легендой о «желтом дожде» в Афганистане, с измышлениями о кризисе как неизбежном спутнике реального социализма?
Должна ли свобода печати служить средством психологической подготовки войны и маскировки империалистической агрессии, как это имело место в ходе войны в Корее, в ходе диверсий ЦРУ против Никарагуа?
Должна ли свобода печати использоваться для распространения лжи о «советской угрозе», о том, что «русские идут» — лжи, с помощью которой граждан ФРГ готовят к антикоммунистическим «крестовым походам»?
Должна ли свобода печати и впредь служить прикрытием для пропаганды лжи о ядерных ракетах в ГДР, для манипулирования статистическими данными о советском вооружении, лжи, с помощью которой осуществляется психологическая подготовка к размещению американских ракет у нас?
Должна ли свобода печати использоваться в качестве средства публицистического мародерства, как это имело место в связи со смертью Рудольфа Буркерта?
Или такой пример «свободы печати».
Вспыхивает скандал с пропажей диоксина на предприятиях концерна Маннесмана. Исчезла 41 бочка с ядом, принесшим столько бед в Италии. Вина за это с ходу возлагается на ГДР. В конце концов пропавший яд был найден в Северной Франции.
«Подлинные дневники Гитлера» публикует «Штерн». А откуда они взялись? Естественно, из ГДР.
Детали меняются в зависимости от времени. Однако глобальный образ «врага» остается неизменным.
Какое отношение все это имеет к свободе печати? Не существует правовых норм, узаконивающих ложь и фальсификации, однако ложь всегда используется при подготовке провокаций и войн.
Свобода печати — для кого? И против кого? Это коренной вопрос в условиях капиталистической системы, где гигантские газетные и информационные концерны определяют, какие газеты должны выходить, какую информацию и дезинформацию они должны распространять и в угоду кому формировать общественное мнение.
«В конституции, — так писал еще в 1965 г. публицист Пауль Зете, — содержатся прекрасные положения о свободе печати. Однако, как это часто бывает, применение конституционных положений на практике резко расходится с тем, что записано в ее тексте. Свобода печати — это свобода для двухсот богачей распространять их мнения».
Так обстоит дело со свободой печати у нас, на Западе.
Задача книги — помочь разоблачению фальсификаторов и применяемых ими методов. Она призвана показать, какие цели преследуют антикоммунистические клевета и фальсификации, кампании и провокации, кому они приносят выгоду, а кому ущерб.
Запугивая призраком коммунизма, у нас стремятся отнять свободу, отнять жизнь.
Библиография
Введение: почему русские должны прийти
WilliamS. Schlamm, Die Grenzen des Wunders, Zürich 1959, S. 185.
Zitiert in: F. R. Schumann, Russia since 1917, New York 1957, S. 394.
Zitiert in: D. Horowitz, Der Kalte Krieg, Westberlin 1969, S. 22.
I. Как возникла ложь о советской угрозе
Philipp Scheidemann, Memoiren eines Sozialdemokraten, Dresden 1928, S. 252.
Prinz Max von Baden, Erinnerungen und Dokumente, Stuttgart, Berlin und Leipzig 1927, S. 580.