Это уже полный капец!

Конечно, я могла бы пожаловаться хозяевам, но дело в том, что хозяйка особняка меня терпеть не может. В прошлом модная певица, сейчас ей под пятьдесят, но стареющая дива который год отмечает тридцатилетие. У нас с ней как-то сразу отношения не сложились, я имела неосторожность сказать как-то в обществе, каков её истинный возраст, и понеслась душа по кочкам.

Мелких пакостей она не делает, но она распустила обо мне такие слухи, что просто уши вянут, а её прислуга тоже расположилась недоброжелательством к моей скромной персоне.

- Я что-то сделал не так, хозяйка? – жалобно спросил Федор, - у вас какие-то договорённости с соседями?

- Нет никаких договорённостей, - заверила я его, - и наплюй на них, лучше посади на месте дуба московскую мимозу.

- Ах ты шлюха! – крикнула в окно кухарка, и захлопнула створки, а я сначала оторопела, а потом хихикнула, - побольше мимозы посади, - и заговорщицки подмигнула я Федору, всё-таки я редкостная стерва.

- У вас отношения с соседями такие плохие, и у кого-то из них аллергия на мимозу? – проявил чудеса догадливости Федор.

- Молодец, - похлопала я его по плечу, и вошла в дом.

Кошки вылетели мне на встречу, пронеслись мимо, а Кешак тормознул, и я успела его хапнуть. Он меня не особо принимает, побаивается. Он очень слабый, маленький из-за рахита, а меня почему-то вообще боится. Я его не обижаю, я вообще кошек очень люблю, но он всё равно меня сторонится.

И я не понимаю, почему.

Однако, теперь, когда Маня его гоняет, находясь в положении, он стал и ко мне ластится. Я погладила его по голове, Кешак неожиданно сам стал тереться головой о мою руку. На него иногда находит.

Прижав его к себе, я пошла на кухню, откуда неслись очень вкусные запахи, и застала там Ивана Николаевича, Макса, и Анфису Сергеевну, она что-то увлечённо готовила.

- И как он к тебе пошёл? – с усмешкой сказала Анфиса Сергеевна, - поставь его к мисочке со сметаной.

- Будет он сметану, - невольно фыркнула я, и намазала ему усы сметаной. Кешак тут же нахохлился, но стал облизываться, и я повторила удавшийся фокус.

- Однако, - засмеялся Иван Николаевич, - вот бы мои знакомые посмеялись, когда увидели бы, как вы его кормите.

- А что с ним делать? – пожала я плечами, - если он не желает есть молочную пищу.

- А на фиг это надо? – со смехом спросил он.

- Отстаньте, - махнула я рукой, - так что насчёт переезда?

- Я уже переехал, - доложил Иван Николаевич, и я обрадовалась.

Остаток вечера я помогала ему разбирать книги, которые он привёз с собой. Их было огромное количество, и я всерьёз задумалась о том, чтобы купить парочку новых шкафов.

Уложив их в стопки в кабинете, я со стоном встала с колен, и помогла подняться Ивану Николаевичу.

- И зачем вы их привезли? – устало спросила я, - мне свои девать некуда, едва места хватает.

- Я всю жизнь с этими книгами, - пожал он плечами, - наверное, лучше мою квартиру сдать, и я забрал все личные вещи оттуда.

- Пожалуй, вы правы, - я тоскливо оглядела весь бедлам, творящийся у меня в кабинете.

- Кошмар, - заглянул в кабинет Максим, - что вы тут устроили? Нам ещё шкаф нужен.

- Нужен, - утвердительно кивнула я, а он подошёл, и обнял меня сзади.

- Макс, давай футбол посмотрим, - сказал вдруг Иван Николаевич, - сегодня лига чемпионов.

- Извини, но я не буду, - Максим стал сзади покусывать моё ушко, - мне моя страстная супруга этого не простит, - и он подхватил меня на руки.

- Что это за произвол? – возмущённо воскликнула я, - думаешь, у меня после этой горы книг есть силы?

- У тебя силы на это есть всегда, - со смехом воскликнул Максим, - я футбол могу смотреть до полуночи, только в определённые дни месяца, когда ты из игры выбываешь, - и он поволок меня в спальню.

Часы показывали уже около трёх ночи, но сон ко мне не шёл. Максим тихо сопел, лёжа на животе, а я слушала грохот дождя, который как начался около двенадцати, так и лил без остановки. Ветер нещадно мотал ветки сирени, росшей под моим окном, а поскольку ночи сейчас относительно светлые, то и в комнате было светло. И ветки эти причудливыми узорами двигались по потолку, вернее, тени этих веток.

Форточка внезапно распахнулась, с силой ударив по стене, и в комнату ворвался холодный ветер с дождём.

Я натянула на голое тело ночную рубашку, и хотела было закрыть форточку, но вдруг передумала. В прохладе легче спится, а если примёрзнем, можно взять пледы.

Максим заворочался во сне, и перевернулся на бок, а потом стиснул меня в объятьях. Дима тоже всегда так делал, именно во сне, машинально. При мысли о Диме сердце ёкнуло, и я поспешила загнать мысли о нём подальше в подсознание. А сама сосредоточилась на гложущем меня ощущении, что я пропустила что-то очень важное.

Что-то не давало мне покоя, но я не могла понять, что именно. Что-то прошло мимо меня, и это изрядно раздражало.

Мои веки стали закрываться, и сон медленно накрыл меня.

Я легко плыла по туману, едва касаясь его голыми ногами, и откуда-то шло лёгкое свечение... белое платье, доходившее мне до щиколоток, слегка качалось от дуновения ветра... и вдруг откуда-то из тумана выплыл массивный перстень, огромный, золотой, печатка, а на нём буква « Я » выгравирована с завитушками...

Крик сорвался с моих губ, и тут же перед глазами возникло лицо Максима, обеспокоено глядящего на меня в полумраке.

- Любимая, что с тобой? – спросил он, - ты кричала во сне.

- Ерунда, - махнула я рукой.

- Тебе кошмар приснился? – он погладил меня по голове, и я прижалась к нему.

- Кошмар, - согласилась с ним я, дрожа всем телом.

Печатка! Я её видела совсем недавно! Но на ком? Я точно видела такой перстень, какой описала Рита, но где я его видела, я не помню.

Я покрепче прижалась к Максиму, но мой мозг упорно держал информацию где-то на подсознании, и не хотел мне её выдавать. Максим опять уснул, а я промучалась ещё минут пятнадцать, и тоже улетела в царство морфея.

Утром, стоя под холодным душем, я продолжала терзать свои несчастные мозги. Потом одела узчайшие джинсы, которые идеально сидели на моей стройной фигурке, прозрачный бюстгалтер, и малиновый топ без всяких бретелек.

Выглянула на улицу, обнаружила там ливень, и прихватила белый жакет, и зонтик.

Максим уже ушёл, а Иван Николаевич со скорбным видом приканчивал свой завтрак. Вместо привычных бутербродов он получил тарелку овсянки, чашку натуральной арабики, а не растворимую бурду, и фруктовый салат. Анфиса Сергеевна уже с ходу взяла его в оборот.

- Викуля, ты овсянку будешь? – спросила она у меня, едва я переступила порог кухни.

- Конечно, буду, - с жаром воскликнула я, и получила любимое лакомство.

- Что за гадость вы едите? – вдруг спросил мой свёкр, - я не могу столько есть на завтрак, мне хватает только двух бутербродов. А тут эта овсянка, терпеть её не могу.

- Мне вас трудно понять, - невольно улыбнулась я, - я обожаю овсянку. И она не только вкусная, но и полезная для здоровья.

- С ума сойти! – растерянно воскликнул он, - впервые вижу человека, который обожает овсянку.

- Вы скоро привыкнете, - « обрадовала » я его, - если есть её каждый день, можно и втянуться.

- Я этого не переживу, - он сделал такое лицо, что я едва не рассмеялась. И тут на кухню вошёл Федор.

- Хозяйка, я вот спросить хочу, - растерянно спросил он, и слегка замялся.

- Что ещё такое? – посмотрела я на него.

- Слушайте, я вот что подумал. У вас тут такой участок огромный.

- Верно, - я тем временем проглотила овсянку, налила себе кофе, и взяла булочку с шоколадом, - а что такое?

- Может, лучше огород разбить? – смущённо спросил Федор, - чего земле пропадать? Перед домом у вас будет цветник, и сзади можно немного, я беседку сколочу, и мангал сварю. У вас там яблонь полно, и яблони-то садовые, хорошие. А всё бурьяном заросло.

- А это идея, - воскликнула Анфиса Сергеевна, - Викуль, ты сама подумай, дети будут есть клубнику с грудки круглый год. Не круглый год, я что-то погорячилась, но весь сезон от зимы до зимы. Если ремонтантную посадить.