Наиболее сложная и противоречивая фаза полуторавекового реформационного процесса — это немецкая реформация (религиозно-политическое движение 20–40-х годов XVI века в самой Германии, а также в Швейцарии и нидерландских провинциях). Реформационная идеология в этот период еще настолько обременена средневековыми воззрениями, настолько враждебна свободному исследованию природы и общества, что многие буржуазно-либеральные историки и по сей день характеризуют ее просто как феодальную реакцию на Возрождение и гуманизм. Такая трактовка возникла еще в начале XIX века; основоположники марксизма решительно выступили против нее. Энгельс, неоднократно подчеркивавший средневековую ограниченность ранних реформационных учений, тем не менее утверждал: «Реформация, — лютеранская и кальвинистская, — это буржуазная революция № 1 с крестьянской войной в качестве критического эпизода»[7].
Анализируя общественную жизнь Германии первой половины XVI века, основоположники марксизма отмечали многообразие тогдашних реформационных программ (среди них были и бюргерско-умеренные, и бюргерско-радикальные, и дворянские, и крестьянско-плебейские). Оценивая эти программы, Маркс и Энгельс приходили к выводу, что реальное значение и прочный успех реформаторской проповеди зависели от того, соответствовала ли она в каждой конкретной исторической ситуации основному содержанию эпохи — процессу зарождения в недрах феодализма капиталистических отношений.
Наиболее радикальная, плебейско-крестьянская версия Реформации не могла увенчаться успехом, поскольку она, предвосхищая (разумеется, в фантастических образах) еще слишком далекое бесклассовое общество, выходила «за пределы не только настоящего, но и будущего»[8]. Победу в жестокой борьбе удалось одержать бюргерско-княжеской реформации, деятели которой использовали в своих интересах незрелость тогдашних сословно-классовых конфликтов. Показательно, однако, что возникший в результате этого политический и церковный режим осужден был на провинциальное прозябание. Он не получил общеевропейского распространения, да и в самой Германии к концу XVI века утратил всякий авторитет в народе: наряду с господствующей бюргерско-княжеской церковью образовалось множество сект, в которых верующие укрывались как от католических, так и от протестантских священников.
Идеи немецкой реформации оказались исторически жизнеспособными в той мере, в какой они предвосхищали буржуазно-демократическую идеологию и классовые конфликты капиталистического общества. Это предвосхищение наполняло учения реформаторов идейным богатством и делало их самих историческими деятелями, поднявшимися над ограниченностью своего времени.
«Буржуазная революция № 1» вызвала к жизни ряд ярких, энергичных, разносторонне одаренных индивидуальностей. Ульрих Цвингли и Мартин Буцер, Филипп Меланхтон и Матий Влачич Иллирик, Андреас Карлштадт и Томас Мюнцер образуют такое же яркое созвездие на небосводе позднего средневековья, как и мыслители итальянского Возрождения.
Самой масштабной и многогранной личностью, которую дала миру немецкая реформация, является ее зачинатель Мартин Лютер. Это первый представитель простонародья, который сделался выдающимся историческим деятелем, не выбиваясь в знать, и популярность которого уже при его жизни затмила славу светских и духовных властителей. Вся религиозно-политическая борьба первой половины XVI века выстраивается вокруг фигуры Лютера, обрастающей сподвижниками, преемниками, а также консервативными и радикальными противниками.
Видя свою главную задачу в теологическом разоблачении папства и утверждении «истинно христианской» церковной организации, Лютер одновременно способствовал возникновению новых направлений светского мышления. Он стал одним из родоначальников немецкого литературного языка, дал богатые импульсы развитию поэзии и музыки, выступил в качестве провозвестника ряда основополагающих идей раннебуржуазной философии, этики и политико-юридической теории.
Лютер подготовлял раннебуржуазный духовно-идеологический переворот, вкладывая необычное социальное содержание в традиционные религиозные понятия (он, как верно подметили уже ранние его биографы, «вливал новое вино в старые мехи»). Лютер был христианским религиозным ортодоксом, но таким, который противопоставлял букву Священного писания сводам католической догматики; он был фидеистом, но таким, который возвышал личную, выстраданную веру над церковным авторитетом. Парадоксальная и страстная проповедь Лютера разожгла в верующем простолюдине более глубокие нравственно-религиозные сомнения, чем антиклерикальная публицистика его современников-гуманистов. В то же время почтение к средневековым «старым мехам» заставляло Лютера выступать против им самим разбуженных сил.
Трагическая противоречивость — такова, пожалуй, основная характеристика Лютера, данная основоположниками марксизма. Они высоко оценивали его как зачинателя немецкого и общеевропейского протестантского движения, но вместе с тем сурово осуждали его политические решения (особенно в период Крестьянской войны 1524–1525 годов, когда «реформатор не проявлял готовности идти так далеко, как шел народ»[9]).
Показательно, однако, что, несмотря на этот суровый приговор, Маркс и Энгельс настойчиво подчеркивают эпохальное значение реформаторской инициативы Лютера. Во «Введении» к «Диалектике природы», написанном уже после «Крестьянской войны в Германии», Энгельс отнес Лютера к историческим деятелям, которых вызвал к жизни «величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру»[10]. Основоположники марксизма неоднократно отмечали творческую многогранность Лютера, роднившую его с великими деятелями Возрождения. К. Маркс называл Лютера «старейшим немецким политико-экономом»[11]. По словам Ф. Энгельса, Лютер «вычистил авгиевы конюшни не только церкви, но и немецкого языка, создал современную немецкую прозу и сочинил текст и мелодию того проникнутого уверенностью в победе хорала, который стал «Марсельезой» XVI века»[12].
Вклад Лютера в политическую мысль, философию и культуру формирующегося буржуазного общества выявился лишь с течением времени. Он был ярко обрисован в ходе лютеровских торжеств минувшего 1983 года, посвященных 500-летию со дня рождения реформатора. Юбилей отмечался во многих странах мира. Широкие и многоплановые мероприятия были проведены Лютеровским юбилейным комитетом ГДР, который возглавил Генеральный секретарь ЦК СЕПГ, Председатель Государственного Совета республики товарищ Э. Хонеккер. В центральной печати ГДР было опубликовано несколько его выступлений, посвященных историческому значению Мартина Лютера.
Знаменательно, что ни в одной из стран, отмечавших пятисотлетие Лютера, юбилейные торжества не имели характера узкого, церковно-протестантского мероприятия. Чествования отличались исключительным профессиональным разнообразием: дань реформатору отдали и политические деятели, и философы, и правоведы, и филологи, и музыканты, и работники народного образования. Острая идейная борьба, развернувшаяся вокруг имени и наследия Лютера, обнаружила растущее влияние марксистской исторической концепции, которая всегда выделяла надконфессиональное и международное значение идеологии Реформации.
Тема Лютера и немецкой реформации занимает видное место в работах советских ученых. Обобщающие исследования, посвященные этой теме, появились и в последние годы — укажем хотя бы на сборник «Культура эпохи Возрождения и Реформация» (М., 1981) и на коллективный монографический труд «Философия эпохи ранних буржуазных революций» (М., 1983). Нельзя, однако, не сожалеть о том, что вплоть до последнего времени у нас не было основательного биографического исследования о Лютере, рассчитанного на широкий круг читателей (не было его и в дореволюционной отечественной литературе).
