Весь маршрут — от взлета до посадки — шли вслепую, по одним приборам. За бортом самолета — густая серая мгла, собственного крыла не разглядишь. На половине маршрута прошли совсем близко от грозового фронта. А при подходе к Татрам попали в чудовищную болтанку. Мощные восходящие потоки, рождавшиеся возле склонов гор, швыряли самолет точно игрушку. Удерживать машину на курсе с каждой минутой становилось труднее. А тут еще, кроме освещенной приборной доски, ровно ничего не видно. Трясет тебя где-то в середине неба, будто в консервной банке, а где именно — не знаешь. Одна надежда, что стрелки приборов не врут.

— Кого же это мы все-таки везем? — не утерпел в конце концов Новиков, вновь принимаясь за свое. Мы с ним пилотировали машину по очереди, но сейчас машину вел я. — Не иначе какая-то архиважная персона… Ради простого смертного в такую муру не пошлют.

— Как минимум стратегический разведчик, — высказал свою догадку Гладков. — По фигуре видно: насквозь спортивная.

Мне было не до разговоров. Стрелки на приборах метались как сумасшедшие. А за бортом уже была ночь.

— Скажите лучше, как садиться будем, если и над Прагой такая же облачность? — задал я через несколько минут, когда болтанка стала ослабевать, чисто риторический вопрос. — А кого везем — дело десятое…

Но в глубине души мне и самому хотелось узнать, кого сопровождали два офицера из штаба главнокомандующего. Поинтересоваться перед взлетом я посчитал нескромным. Да и не принято это в военной среде. Праздное любопытство — привилегия штатских, у них в этом смысле жизнь куда проще.

В Праге нам повезло. Над городом оказался разрыв в облачности. И если бы не это «окно», честно скажу, не знаю, что бы я делал: разыскать в незнакомом городе аэродром при нижней кромке облаков в двести — триста метров — а именно с этим нам и пришлось бы столкнуться, если бы не разрыв в облаках, — задача трудноразрешимая. Особенно если учесть, что радиообмен с Прагой наладить мы так и не смогли, хотя и позывные свои, и частоты перед вылетом я сообщил. До сих пор не знаю, что у них там в тот раз не сработало. Но факт оставался фактом: выводить нас на посадку было некому.

Аэродром мы обнаружили на удивление быстро. Засекли по горящим плошкам. Плошками, кстати, в авиации называют металлические корытца с пропитанной керосином ветошью. Сделав над аэродромом круг, я определил по отклонению дыма направление ветра.

— Курс сто шестьдесят два! — подтвердил мои расчеты Новиков. — Можно идти на посадку.

Курс этот запомнился потому, что, когда я заходил на посадку, слева от крыла неожиданно промелькнула тень металлической мачты — чуть в сторону, и мы бы в нее непременно врезались. А полосу помимо плошек уже высветили прожектора. Теперь и захочешь — не промахнешься, подумалось мне в последние мгновения.

Сели. Огляделся — нигде ни единой души. Говорю Новикову:

— Куда рулить?

— Рулите назад, раз больше некуда.

Новиков угадал. В конце полосы, откуда мы зашли на посадку, стоял автомобиль с включенными фарами. За ним — с потушенными огнями еще два.

Я выключил моторы, смотрю вопросительно на Гладкова; тот, судя по всему, дверцу фюзеляжа открывать не торопится — береженого, дескать, бог бережет.

— Открывай, — говорю ему. — Открывай, раз приехали.

Вышли из самолета, спрашиваю:

— Есть здесь представитель от маршала Конева? Из группы встречающих офицеров вперед выдвинулся пожилой полковник:

— Я его порученец, приехал забрать пассажира.

Хлопнула дверца, фыркнул мотор, и машина, мигнув на прощание фарами, растворилась в ночной темноте. А вместе с ней — и наш загадочный пассажир, ни имени, ни должности которого мы так и не узнали, но ради которого рисковали жизнью.

— Ей-ей, важная шишка! — буркнул себе под нос шагавший вслед за мной Новиков.

— Не иначе разведчик! — в тон ему тихо повторил свое и Гладков.

Когда нас привезли на место, где нам предстояло переночевать, связисты по моей просьбе соединили меня с маршалом Коневым.

— Товарищ маршал, задание выполнено, пассажиры доставлены в Прагу. Разрешите завтра в девять ноль-ноль вылетать обратно.

— Завтра будем смотреть футбол! Играют наш ЦДКА и один из лучших клубов Англии. А пока отдыхайте. Завтра за вами заедут.

Я растерянно опустил трубку: уж не ослышался ли я? При чем тут футбол? В тот момент мне и в голову не могло прийти, каким вскоре будет ответ на все мои недоуменные вопросы.

Утром за нами пришла машина. Поехали в город, посмотрели Прагу — улицы и площади оказались уже расчищенными, завалов почти нигде не было. К полудню нас доставили на стадион, где поджидавший офицер провел всех троих в ложу маршала Конева. Конев поздоровался, кивнул на свободные места и сказал:

— Обязательно надо, чтобы наши выиграли!

Началась игра. Армейцы с первых секунд ринулись в атаку. Но меня почему-то сразу заинтересовал их вратарь. Всмотрелся как следует и чуть не ахнул. Толкаю осторожно плечом Гладкова, а сам чуть не давлюсь про себя от смеха.

— Взгляни, — говорю, — повнимательнее на ворота, там твой стратегический разведчик стоит!..

— Точно, товарищ генерал, он самый! — шепчет в ответ Гладков, а глаза у самого совершенно обалдевшие.

— О чем разговор? — услышал наше перешептывание Конев.

— Боюсь ошибиться, товарищ маршал, — отвечаю я. — Показалось, будто своего ночного пассажира признал.

— Все правильно. Молодец, что доставил вовремя. А то ведь что получалось: команда есть, а вратарь отсутствует. Какая же игра без вратаря! А нам непременно выиграть нужно… И чтобы союзники нос не задирали. И в общем, так сказать, плане… Футбол — это тоже почти политика.

Ту игру у англичан мы выиграли. Причем, помнится, с большим счетом. Вратарь тоже свою лепту внес — пропустил всего один гол. Да и тот, говорили, какой-то крученый. В общем, не зря вроде пассажира везли. Но я почему-то особой радости не испытывал. Скорее наоборот — разочарование. Будто над нами кто-то незаслуженно и обидно пошутил. Обманул надежды. И дело было вовсе не в том, что полет оказался на редкость тяжелым и все мы рисковали жизнью; на фронте любому из нас довелось побывать и не в таких переплетах. Но фронт — это понятно, а теперь, когда война кончилась… Ради чего? Ради какого-то футбольного матча?.. Ладно бы что-то действительно серьезное, а то вратарь!