– Да, в государстве, принадлежащем Венскому престолу.

– А зачем господин Сакариас приехал в Венецию?

– Вашему господину Джеремии порекомендовал меня в качестве жильца мой работодатель, кир Димитрис Теодосий, венецианский житель, владелец местной типографии и издатель, так что теперь вам ясно, зачем я здесь. Я корректор славяно-греческой типографии кира Теодосия. У нас с ним есть несколько книжных магазинов в Петроварадине, которые торгуют нашими изданиями.

– Но это не означает, что вы стали жителем Венецианской республики?

– Пока нет.

– В таком случае вам придется заплатить за жилье вперед. Лучше всего было бы сделать это прямо сейчас. Можете дать деньги мне, а я напишу расписку, если у вас есть чернила.

Так прошла и была заверена подписью синьорины Анны Поцце их первая встреча. В дверях она остановилась и, прежде чем выйти, сказала:

– Вижу, у вас есть колокольчик. Если что-нибудь понадобится, пока вы еще не привыкли, пожалуйста, звоните. Старый хозяин давно уже стал глуховат, и ему это не помешает, а я, если я где-то в доме, услышу и приду вам прислужить.

После этой встречи Захария не мог оставаться дома. Из соседней комнаты снова доносились звуки чембало, но играла не Анна, это было ясно по невероятной, почти механической скорости игравших пальцев. Музыка дышала, из нее изливалось что-то страшное, что не было музыкой, и Захария заранее угадывал, когда оно, это страшное, прозвучит. Звуки накладывались на звон колокола, отмерявшего пять часов после полудня. Захария еще не знал, что и впредь каждый день в это же самое время хозяин дома маэстро Джеремия будет играть Скарлатти.

Он вышел на мощенные каменными плитами тротуары и по набрякшей от воды собственной тени зашагал под каким-то грязным ветром, который топил в каналах птиц. Тумана не было, но на лагуну, как туман, опускалась тишина. Захария шагал неспешно и думал о том, что надежда всегда штука невежливая и не вполне чистая.

Как-то июньским днем, после полудня, Захария снова услышал из соседней комнаты низкий голос маэстро Джеремии. Старик снова декламировал свои загадочные фразы, которые звучали гулко, как из бочки:

– Разница между двумя мужчинами может быть большей, чем между мужчиной и женщиной… Запомнила, Анна? Но разница между двумя женщинами всегда больше, чем между мужчиной и женщиной… Ты следишь за моими словами, Анна? Ничего не перепутаешь? Так, на сегодня хватит. Теперь ступай. Пришло время кашлять…

Воспользовавшись удобным моментом, Захария схватился за свой колокольчик. Раздавшийся звон заставил его вздрогнуть, потому что здесь, в Венеции, он звучал совсем не так, как в Петроварадине или Вене. Захария принялся внимательно разглядывать его, он даже заподозрил, что колокольчик подменили. За этим занятием и застала его Анна, вошедшая с бокалом вина, присланным, по ее словам, маэстро Джеремией.

– Чем могу служить молодому господину? – спросила Анна, ставя бокал на стол.

– У меня к вам два вопроса и один сюрприз.

– Прекрасно, послушаем сначала вопросы, а с сюрпризом подождем. Для настоящего сюрприза всегда время найдется.

– Благодаря чему, синьорина Анна, некий иностранец заслужил столь пристальное ваше внимание?

– У нас с вами много общего.

– С чего вы это взяли?

– Прочитала.

– Прочитали? Где?

– В дорожных документах этого иностранца. Там написано, что господин – вдовец, что у него есть сын, которого он не взял с собой в Венецию, и что одно из его имен – Орфелин. Это слово означает «сирота». Я тоже сирота. Подкидыш. Вас удовлетворяет такое объяснение?

– Нет. Вы, как и сами признаете, тайком рылись в моих ящиках и читали бумаги. Кроме того, вы взяли страницу с нотами моей приветственной песни епископу Моисею Путнику и скопировали ее. Поэтому и смогли исполнить ее в то утро.

– Мой юный господин, вы все неправильно поняли. Ваши документы я просмотрела по распоряжению хозяина дома, маэстро Джеремии. А на песню я наткнулась случайно и просто запомнила мелодию.

– Увидели и запомнили?

– Да. У меня дар читать с листа, как это называют музыканты, другими словами, стоит мне бросить взгляд на любую нотную запись, и я запоминаю ее целиком и могу тут же или позже спеть или сыграть. Впрочем, это не совсем дар, меня этому научили в сиротском доме, может быть, и вы тоже там учились музыке.

– Должен вас разочаровать, синьорина Анна, слово «орфелин», как звучит мое второе имя, уходит корнями в алхимию и обозначает особым образом ограненный драгоценный камень.

– Значит, вы не сирота?

– Могу сказать вам только то, что своих родителей я не помню. А вы? Вы приемная дочь маэстро Джеремии?

– Да нет, я же сказала вам, что выросла в Оспедалетто ди Санти-Джованни-э-Паоло.

– Что это такое?

– Это особый сиротский дом для музыкально одаренных девочек, брошенных матерями сразу после рождения. В Венеции таких домов четыре, и в них преподают лучшие музыканты, такие как Галуппи, Порпора, Скарлатти или Чимароза. Может быть, вы слышали эти имена? Маэстро Джеремия давал мне там уроки игры на чембало, а кроме того, как вы слышали, научил меня петь. Кстати, если у вас будет возможность, приходите как-нибудь на один из наших музыкальных вечеров, они у нас называются «accademia», там и послушаете. Венеция – столица музыки… А теперь ваш второй вопрос.

– Он в некоторой степени личного характера. Я никак не могу понять: что вам иногда диктует маэстро Джеремия во второй половине дня перед приступом кашля?

– Это «гномы», – со смехом ответила Анна, – но об этом мы поговорим в другой раз. Потому что сейчас пришло время для вашего сюрприза.

– Вы спрашивали меня в первый день, чем я занимаюсь в типографии кира Теодосия. Сейчас я вам покажу одну вещь, которую я набрал и напечатал специально для вас, чтобы вы смогли увидеть.

– Что это?

– Это поздравление в стихах, которое я начал писать, а когда закончу, то напечатаю у Теодосия и буду дарить такие поздравления у себя на родине, в Петроварадине и Нови-Саде под новый, тысяча семьсот шестьдесят пятый год, как и написано на обложке… Если Бог даст, один экземпляр подарю и вам, чтобы пожелать в новом году здоровья и всего самого лучшего.

– А на каком языке это будет напечатано?

– На моем родном языке, славяно-сербском, на котором я и пишу. Я прочитаю вам первую строфу, ее я уже сочинил, так что вы сможете услышать, как это звучит:

– Дивно! А теперь спойте эти стихи, – попросила восхищенная Анна.

– Но, Анна, это же новогоднее поздравление в виде отпечатанной книжечки, это не поют.

– Позвольте спросить, уважаемый синьор, кому нужны стихи, которые нельзя петь? Мне – не нужны. И скажу вам откровенно, бросьте вы все это. Забудьте. Не тратьте время и силы напрасно. Все вы, кто приходит с той стороны Альп, всегда печальны и склонны к самоистязаниям. Вас трудно понять и перевоспитать. Но давайте попытаемся сделать это прямо сейчас. Я хочу вам кое-что показать. И у меня есть для вас сюрприз. Приходите сегодня в конце дня на Понте делле Тетте, это по другую сторону от Риальто, там где Санта-Кроче. А еще лучше – приходите к моему сиротскому дому Оспедалетто на площади Санти-Джованни-э-Паоло, Святых Иоанна и Павла. Там вы меня увидели в первый вечер и сбежали от меня, я и сейчас там живу. А потом мы вместе наймем лодку. Но не опаздывайте, потому что на мосту мы с вами должны быть ровно в пять часов и двадцать шесть минут. Запомните, в пять двадцать шесть…

– Много веков назад, как говорит связанное с этим мостом предание, мужчины утратили желание совокупляться с женщинами, а женщины потеряли интерес к мужскому племени. Все стали спариваться с животными, в Венеции воцарилась содомия…