Мэдисон вставила ключ в замок входной двери и испуганно вскрикнула, увидев, как из тени возле дома возникла темная высокая фигура.

– Люк! – Она прижала руку к груди, словно это могло успокоить колотившееся сердце. – Что ты здесь делаешь?

– Уже поздно, Мэдди, – сказал он, не обращая внимания на ее вопрос. – Такой режим не может быть полезен для ребенка.

– Как и попытка напугать до смерти его мать. Что ты здесь делаешь? – спросила она снова.

Вопрос чисто риторический. Она знала, зачем он здесь. Прошло несколько дней с тех пор, как он узнал о ее беременности. Несколько дней, на протяжении которых у нее из головы не выходили воспоминания о том, как он принес ей на подносе сэндвич с арахисовым маслом и джемом и стакан молока, пока она отдыхала на кровати, на которой за месяц с небольшим до этого они зачали ребенка. Он остался с ней, чтобы убедиться, что она съела все до последней крошки и допила молоко, потом сказал, что ей надо поспать. Они могут поговорить завтра.

Он оперся рукой о дверь и посмотрел на нее.

– Я тщетно пытался застать тебя в течение трех дней. Оставлял тебе записки везде. Похоже, ты меня избегаешь. Почему?

– Я была на приеме у врача, мне делали анализ крови, – сказала она, показывая ему руку, на сгибе локтя которой был наклеен пластырь.

Она вовсе не пыталась доказать, что говорит правду. Ей просто нужно было отвлечь его внимание, чтобы не ответить на вторую часть вопроса – почему она его избегает. Но ей следовало знать, что Люк – человек действия, поэтому он обязательно должен был появиться на ее пороге.

Он взял ее руку в свою большую ладонь и внимательно обследовал ранку. Она слишком поздно поняла, что совершила ошибку, показав ему руку, но она не думала, что он будет столь внимательным к ней. Указательным пальцем он поглаживал нежную, чувствительную кожу на ее запястье. Мурашки побежали по ее коже вверх к плечу и добрались до груди. Вот почему она избегала его. Ее страшило то, что с ней происходило, когда он дотрагивался до нее. Ощущения, которые она испытывала, были такими сильными и всепоглощающими, что тут невольно испугаешься.

Он не питал к ней большого уважения, и не скрывал этого. Разве из этого могло вырасти что-то большое и серьезное? Было глупо надеяться, что он полюбит ее, как бы ей того ни хотелось. Она инстинктивно понимала, что он мог бы причинить ей такую боль, какую никто и никогда не причинял и не смог бы причинить.

– Ты должна была рассказать мне о результатах анализа, – нежно пожурил он ее низким, чарующим голосом, от которого у нее перехватило дыхание. – И вообще, я бы мог пойти с тобой.

Она отдернула руку, избегая его прикосновений.

– Зачем? Никому не нужен твой вес, анализ крови или давление. Хотя, если судить по выражению твоего лица, свидание с манжетой для измерения давления тебе не помешает.

– Ты меня осуждаешь? Это и мой ребенок тоже. Я хочу знать обо всем, что происходит.

– Так ты изменил свое мнение по поводу желания иметь детей? – спросила она с вызовом.

Мэдисон поняла, насколько важен для нее его ответ, только после того, как задала вопрос. Когда она напомнила ему об этом, он не стал ничего отрицать, более того, попросил извинения за свои слова. Учитывая опыт своего далеко не идеального детства, она никогда не решилась бы забеременеть при подобных жизненных обстоятельствах. Еще недавно она не представляла себя в роли матери семейства. Но сейчас, когда такая возможность ей представилась, она с удивлением обнаружила, что очень хсчет этого ребенка, чувствовала, что будет любить его всей душой. А как же Люк?

Это была еще одна причина, по которой Мэдисон так долго откладывала разговор о ребенке, она боялась услышать, что он не хочет его.

Люк провел рукой по волосам, а потом сложил руки на груди.

– Я имею право обсуждать все, что касается ребенка, – сказал он.

– Понимаю, – ответила она. Ощущение было такое, словно огромный кулак сжал ее сердце и оно остановилось. Она надеялась услышать совсем другой ответ.

Мэдисон открыла дверь, дотянулась до двух выключателей и зажгла свет на крыльце и в гостиной. Встретившись взглядом с Люком, она устало вздохнула. В памяти промелькнуло воспоминание о том, как он нес ее в спальню, когда был здесь в последний раз. Вместе с этим воспоминанием она ощутила прилив теплоты и нежности к нему.

Но его ответ доказывал, что он не изменил своего мнения и по-прежнему не хотел иметь детей.

Она остановилась в дверях. Вопреки желанию, ее душа рвалась к нему. Но, увидев его хмурое лицо, она заставила себя быть строгой.

– Я буду сама растить этого ребенка и дам тебе знать, если появится что-либо, требующее совместного обсуждения. Спокойной ночи.

Она попыталась закрыть дверь. Он придержал ее ладонью.

– Постой. Судя по твоему обычному поведению, я сомневаюсь, что ты проинформируешь меня об этом.

Она положила руку на талию и встретилась с ним взглядом.

– О чем ты говоришь?

– О том, что ты часто утаиваешь важную информацию, о которой мне должно быть известно.

– Как они быстро все забывают, – пробормотала она. – Как насчет презумпции невиновности? Ты обвинил меня во лжи, когда речь шла о твоем отце, и понял, что ошибался. Я не старалась скрыть от тебя, что беременна. Ты случайно узнал об этом от другого человека, прежде чем я успела сама рассказать.

– У тебя было множество возможностей, но ты предпочла промолчать. Я никогда не узнаю наверняка, собиралась ли ты поставить меня в известность о том, что я стану отцом.

– Мне не удастся доказать тебе, что я ждала подходящего случая. Поверь мне как адвокату. – Она смотрела на него, одновременно желая ударить и поцеловать, чтобы в любом случае оказаться в его теплых и сильных руках. – И к чему это нас приведет?

– К тому, что мы должны пожениться.

– Пожениться? – Она заморгала и уставилась на него. Выражение его лица было совершенно серьезным, в глазах не было дразнящих искорок, а на губах ни тени усмешки, подтверждающей, что он шутит, и ямочек на щеках не было видно. – Это несерьезно.

– Я никогда в жизни не говорил ничего серьезнее, – ответил он.