Конфликт постепенно обострялся. В 1976 году аргентинцы тайком заняли Южный Туле, необитаемую островную группу в Южной Атлантике[17]. Британский МИД не только никак не отреагировал на это событие, но даже не поставил его на обсуждение в парламенте. Аргентинцы расценили молчание британцев как согласие на действия в том же духе — главное, без лишнего шума. Правда, возникло одно препятствие. В 1977 году премьер-министр Джеймс Каллагэн обнаружил на дне своего красного чемоданчика записку МИДа, в которой говорилось, что аргентинцы планируют еще одну акцию в рамках своих поэтапных мероприятий, направленных на установление суверенитета над островами. Последовавшие события были достойны телесериала «Да, господин премьер-министр». Невзирая на протесты членов своего правительства, Каллагэн распорядился направить к берегам Фолклендов атомную подводную лодку в качестве фактора сдерживания аргентинского авантюризма (Каллагэн в свое время служил во флоте). Хотя британский МИД заявил, что эта мера не стоила затраченных на нее денег, факты свидетельствуют о том, что в 1977 году ВМС Аргентины, настроенные весьма агрессивно в связи с фолклендским вопросом, воздержались от ответных действий. Кризис утих. Подводные лодки по-прежнему имели вес в глазах аргентинцев.
В 1980 году на Даунинг-стрит верховодила Маргарет Тэтчер, а в Форин-офисе за Латинскую Америку отвечал Николас Ридли. Он вознамерился «решить проблему Фолклендских островов раз и навсегда». К неудовольствию лобби Фолклендских островов он предложил схему «обратной аренды», в соответствии с которой законное право владения островами перешло бы к Аргентине, а та сдала бы острова в аренду Великобритании на 99 лет. Такая мера защитила и гарантировала бы привычный образ жизни островитян, удовлетворила бы чувство гордости Аргентины своим суверенитетом над островами и избавила бы британский МИД от вечной головной боли. Это было бы изящным и практичным решением запутанной проблемы.
Ничего не вышло. Ридли не предусмотрел реакцию фолклендского лобби. В 1980 году парламент решительно отверг его предложение, заодно устроив Николасу Ридли «худший день в его политической жизни». Ридли покинул улюлюкающую палату общин «с побелевшим от бессильной ярости лицом». Фолклендское лобби заблокировало единственное реально осуществимое решение. Островитяне одержали победу.
Аргентина сделала последнюю попытку. В 1981 году в одной из комнат для закрытых заседаний в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке заместитель министра иностранных дел Аргентины Карлос Кавандоли пустил в ход все свое личное обаяние, чтобы развеять сомнения представителей Фолклендских островов. Разыгранная сцена была уподоблена одним обозревателем «искушению Христа Сатаной». Встретившись с делегацией недоверчивых фолклендских островитян, вежливый Кавандоли предложил им все мыслимые уступки: особый статус региональной автономии, сохранение государственного языка, традиций, денежной единицы — все, что угодно, включая новые школы, больницы и дороги. Островитяне отказались.
Как сообщил в 1982 году один источник на Фолклендах, аргентинская сторона во время нью-йоркской встречи настолько отчаянно жаждала сдвинуть дело с мертвой точки, что даже предложила островитянам по «миллиону долларов на семью» за согласие на переход островов под юрисдикцию Аргентины. Далее сообщалось, что келперы якобы выдвинули встречное требование — «по миллиону на человека», причем «только настоящим островитянам», под коими фолклендские традиционалисты явно подразумевали «британских граждан, родившихся на Фолклендах». (Следует подчеркнуть, что это сообщение исходит от единичного непроверенного источника, но, если оно правдиво, из него следует, что даже суверенитет имеет свою цену. Из него также следует, что терпение аргентинцев подвергалось чудовищным испытаниям.)
Разочарование аргентинцев усиливалось. К 1981 году внутриполитическая борьба в стране завершилась разгромом левой оппозиции, но это была «грязная» победа, оставившая после себя горькое наследство зверств, пыток и репрессий военщины. В стране царили уличная преступность, гиперинфляция и массовая безработица. Военное правительство увязло в ожесточенном международном споре с Чили из-за пролива Бигля у мыса Горн. Словом, правящая военная хунта генерала Роберто Виолы страдала как от внутренних, так и от внешних напастей. Только два луча света освещали политическое будущее страны: предложение новой администрации США создать антикоммунистическую коалицию в Латинской Америке (что подразумевало для аргентинской хунты определенную степень международного признания и уважения) и вновь забрезжившая надежда на окончательное решение фолклендского вопроса, которое означало бы торжество государственной внешней политики новой хунты, с начала 1982 года возглавлявшейся армейским генералом Леопольдо Фортунато Гальтиери.
Хунта Гальтиери пришла к власти в декабре 1981 года. Три ее лидера были людьми военной закалки, намеренными разом решить проблемы Аргентины и начать все с чистого листа. «Тэтчерисгский» комплекс рыночных реформ нанес тяжелый удар по обанкротившейся «пе-ронисгской» структуре зарплат, налогов и рабочих мест, а министр иностранных дел Никанор Коста Мендес вернулся в правительство с пакетом не менее радикальных реформ в области внешней политики. При поддержке рейгановской Америки Аргентина взяла в свои руки инициативу в международных спорах и начала делать первые шаги к тому, чтобы стать доминирующей державой в регионе.
Члены хунты Гальтиери понимали, что они должны добиться быстрых успехов. Экономические реформы были болезненными, и в случае отсутствия каких-либо ощутимых успехов строптивые профсоюзы и многопартийная оппозиция могли спровоцировать крупные социальные волнения. Южный вариант «зимы недовольства» казался почти неизбежным. Поскольку инфляция составляла более 140% в месяц, жизнь 28 миллионов аргентинцев в течение южного лета с сентября 1981 по март 1982 года представляла собой настоящую борьбу за выживание. Политические инициативы хунты в тот период создавали впечатление отчаянных действий, продиктованных крайней необходимостью. В отношении Фолклендов хунта Гальтиери применяла простейшую стратегию: оказание дипломатического давления на Великобританию в ООН с одновременной подготовкой к силовому захвату островов на тот случай, если британцы не согласятся на решение проблемы дипломатическим путем.
В начале 1982 года, когда хунта приступила к решительным действиям, британцы, и в частности Форин-офис, изобразили крайнее удивление. Первые признаки нетерпения Аргентины проявились в ходе подготовки к новому раунду переговоров Коста Мендеса в ООН. В одной из статей в аргентинской прессе в январе 1982 года было сказано, что «если следующий раунд переговоров с Лондоном не принесет успеха, Буэнос-Айрес уже в этом году возьмет острова силой». Когда аргентинская делегация отправлялась в Нью-Йорк, в аэропорту ее провожала разгоряченная толпа. Британский МИД расценил это как типичное проявление латиноамериканской экспансивности. Каждая из сторон начала превратно истолковывать позицию другой стороны.
Корни этого непонимания были очевидны: британцы не имели адекватного представления о внутриполитическом давлении, испытываемом аргентинской хунтой, в то время как аргентинцы совершенно неверно истолковывали позицию британского правительства на протяжении последних десяти лет. Реальная британская политика в отношении Фолклендов состояла в затягивании решения вопроса, и аргентинский МИД прекрасно это понимал. Несмотря на определенные дипломатические сдвиги, всякий раз, когда британский МИД поднимал вопрос в парламенте, фолклендское лобби грудью вставало на защиту островитян, желания которых, как убедился бедняга Ридли, служили главным камнем преткновения. Тем не менее, с точки зрения аргентинцев, за минувшие годы британцы подали ряд достаточно четких сигналов, указывавших на то, что они обсуждают проблему островов исключительно для видимости, тогда как на самом деле давно желают избавиться от своего колониального бремени.
