Такой метод оценки успехов исходил от Роберта Макнамары и его ставленников. Одним из этих ставленников был генерал Уэстморленд, главнокомандующий вооруженными силами США во Вьетнаме. Назначение «Уэсги» было прямым следствием политического влияния Макнамары на ведение войны. Уэстморленд был высоким, красивым и статным выходцем из зажиточной южнокаролинской семьи, типичным представителем южной элиты, традиционно выбиравшей службу в армии Соединенных Штатов в качестве карьеры, достойной истинного джентльмена. Не лишним было и то, что влиятельный председатель комитета палаты представителей по вооруженным силам США Л. Мендель Риверс также был уроженцем Южной Каролины.
В то время многие современники Уэсги полагали, что он достиг своего потолка в звании генерал-майора на посту командира 101-й воздушно-десантной дивизии в начале 1960-х годов и что ни своими умственными способностями, ни складом характера он не годится для занятия высшего командного поста. Считалось, что он больше подходит для тактического уровня боевых действий, где мог оказывать личное влияние на своих солдат (никто никогда не сомневался в мужестве и доблести Уэсти), чем для оперативного и стратегического уровня войны. Проще говоря, его коллегам казалось, что для главнокомандующего ему не хватает необходимого стратегического кругозора. С учетом этого он вряд ли стал бы оказывать противодействие тому, как Роберт Макнамара ведет «свою» войну.
Это вполне устраивало бывшего президента Ford Motor Corporation. Никто не несет большей вины за поражение американцев во Вьетнаме, чем министр обороны США Боб Макнамара. Он считал, что генералы существуют исключительного для исполнения его желаний, а в военном опыте видел досадное препятствие ясному административному мышлению, необходимому для эффективного осуществления властных функций в современном мире. Окрыленный своим недавним триумфом над военными во время Карибского кризиса, когда он, будучи вхож в ближний круг Кеннеди, выдержал схватку с Хрущевым, и своими успехами в управлении международной автомобильной компанией, политически проницательный Макнамара ныне имел перед собой две четких цели: дать своему политическому хозяину, президенту Джонсону, то, чего тот хотел, и заставить военный истеблишмент плясать под свою дудку.
Для достижения первой из них Макнамара беззастенчиво манипулировал политической системой Вашингтона, чтобы обеспечить себе единоличное право давать военные советы президенту. Он играл на сомнениях Л.Б.Д., который чувствовал себя крайне неуверенно на посту президента, поскольку считал свое пребывание в Белом доме в некотором смысле нелегитимным (Л.Б.Д. автоматически стал президентом после убийства Джона Кеннеди). В Джонсоне была глубоко заложена нелюбовь к конфликтам, и он предпочитал делать дело без каких-либо споров или открытых разногласий. Если кто-то мешал, с таким человеком договаривались, его подкупали, ему затыкали рот, его дискредитировали или просто отстраняли от дел. Такова была манера Л.Б.Д. вести внутреннюю политику.
Хорошо зная это, Макнамара принимал все меры для пресечения любых возражений со стороны военного руководства США в отношении войны во Вьетнаме. Он готов был пойти на все, чтобы не дать членам Объединенного комитета начальников штабов выражать свои сомнения в правильности ведения войны ни в личных беседах, ни на публике. В частности, Макнамара старался не давать ходу любым военным рекомендациям, которые могли бы иметь неблагоприятные, с его точки зрения, политические последствия, — таким, например, как прозвучавшие за закрытыми дверями слова командующего Корпусом морской пехоты США: «Если президент действительно хочет выиграть войну во Вьетнаме, тогда лучше сразу скажите ему, что для этого потребуются полмиллиона американских солдат и пять лет военных действий». Отдельных начальников штабов, боровшихся за преимущественное финансирование своих войск и личную власть, Макнамара одного за другим отстранил от должности с использованием комбинации угроз и подкупа, несмотря на то что по Конституции они были обязаны отчитываться перед Конгрессом, а не только перед главнокомандующим и министром обороны. Воспитанные в строгих традициях демократического контроля гражданских над военными и памятуя о судьбе генерала Макартура, командовавшего войсками в Корее, начальники штабов держали языки за зубами, пока их самих не обвинили в содействии непродуманной политике Макнамары и Л.Б.Д. во Вьетнаме, но тогда уже было слишком поздно.
Для достижения своей второй цели, а именно принуждения американских военных к выполнению своих приказов, Макнамара применил методы деловой деятельности, сослужившие ему хорошую службу в гражданской жизни и вознесшие его на верхние ступени иерархической лестницы деловой Америки. Сразу по вступлении в должность министра обороны он организовал блицсерию гражданских инспекций на предмет соотношения затрат и эффективности на всех уровнях военной машины США, приведя в смятение более традиционно настроенных солдат, моряков, летчиков и морских пехотинцев. Несогласные были в срочном порядке уволены, а те, кто промолчал и остался, были вынуждены смириться с методами нового хозяина. Команды блестящих молодых магистров делового администрирования, только что покинувших стены лучших бизнес-школ США, с безжалостной эффективностью выявляли все случаи расточительности и некомпетентности военных — благо того и другого было достаточно, как в любой сфере, находящейся в ведении государства. Эти юнцы, ни разу не слышавшие звука выстрела, объездили все крупные военные части, где обращались с опытными офицерами с беспримерным высокомерием и презрением к добытому потом и кровью боевому опыту.
Как бы ни сокрушались военные традиционалисты, в некоторых отношениях Макнамара был абсолютно прав. Действительно, с экономической точки зрения было нерационально тратить 30 миллионов долларов, чтобы держать авианосец «Констеллейшн» на «Янки стейшн»[12]с единственной целью уничтожения северовьетнамских целей с воздуха, чтобы при этом его дорогостоящие самолеты и высокооплачиваемые экипажи беспорядочно разбрасывали свободнопадающие («железные») бомбы по зоне расположения целей. Чтобы получать отдачу от национальной «стратегии капиталовложений в продукцию», намного разумнее было бы использовать более дорогостоящие высокоточные управляемые боеприпасы, гарантированно поражающие свои цели: в этом случае все огромные капиталовложения в авианосец были бы разом оправданы. Такую экономику действительно можно было бы назвать здоровой. С этим не стал бы спорить ни один налогоплательщик.
Но Макнамара и его соратники не продумали проблему еще на один шаг вперед: действительно ли бомбардировка научно выбранных военных целей является лучшей стратегией для победы в войне с изобретательными и неуловимыми партизанами, преследующими главным образом политические цели. Числа и статистические данные составляют лишь малый фрагмент общей картины войны; большая ее часть не поддается количественному определению. К сожалению, Макнамара оказался плохо подготовленным к тонкому миру международной политики и иррегулярной войны, и он вернулся к тем вещам, в которых действительно знал толк, — таким, например, как сбор ежедневных статистических данных по точному количеству потерь Вьетконга во Вьетнаме. За годы, проведенные в американском бизнесе, Боб Макнамара привык считать, что «цифры» решают все. «Количество убитых» было для него итоговой строкой в счете прибылей и убытков.
Для генерала Уэстморленда, «менеджера» Макнамары во Вьетнаме, ключевым показателем была «точка пересечения» — тот волшебный момент, когда потери противника в Южном Вьетнаме, определенные путем подсчета убитых, оказались бы выше, чем способность Северного Вьетнама возместить эти потери новой живой силой. К середине 1967 года, когда потери врага, по данным MACV, составляли 6 тысяч человек в месяц, а пополнения — только 3,5 тысячи, точка пересечения была достигнута, что могло привести к ослаблению политического давления с целью сокращения численности американских войск. Но здесь подоспело ЦРУ со своей цифрой в 120 тысяч вспомогательных сил Вьетконга, ставившей под сомнение все тщательно собранные МАСУ статистические данные и включенной в национальную разведывательную оценку, которая, с учетом всегдашней «болтливости» Вашингтона, могла очень быстро получить огласку.
