— Напускаешь на себя много, Нина, а ведь разве ты такая плохая, какой хочешь казаться? — Вячеслав вышел из-за стола, переставил стул, сел рядом с девушкой. — Мы знаем: жизнь у тебя не сладкая, хотим тебе помочь, но ведь ты-то сопротивляешься, — он погладил ее по всклокоченной голове. — Пантелеев, думаешь, почему злится? Поэтому же.

Плечи девочки поникли, стали еще острее, из тщедушной груди вырвался всхлип:

— Вы… вы… думаете, мне уж очень нравится… по вокзалам? А побудьте хоть денек у меня дома — узнаете, где лучше.

«С ней надо решать, — раздумывал Вершинин, тихонько поглаживая ее по голове, — и решать быстрее. Опекуна, что ли, назначить, а мамашу лишить родительских прав? Посоветуюсь у себя, но так девчонку оставлять нельзя. Пропадет».

— Ну ладно, Ниночка, успокойся. Я постараюсь помочь тебе в самое кратчайшее время, только сама для себя твердо реши, что дальше так нельзя. Всю жизнь на вокзале не проведешь. Пойми же, наконец.

Она подняла голову и доверчиво, по-детски, улыбнулась ему.

— У меня к тебе есть еще одно дело, — сказал Вячеслав, когда она успокоилась. — Ты Шестакова знаешь?

— Шестакова? Кто это такой?

— Ханыга. Так его ребята называют.

Нина скривилась с отвращением:

— Который перышко в бок получил? Васька? Руки всегда тянул, куда не положено.

— Вот, вот. Тот самый. Вспомни, пожалуйста, когда ты видела его последний раз?

— Когда? — она наморщила лоб. — Да, наверно, перед тем, как его уделали.

— Приблизительно за сколько времени до убийства?

Девушка насторожилась. Слово «убийство» резануло ее слух. Она испытующе посмотрела на Вершинина, и он понял, что допустил ошибку. В ее представлении «перышко в бок», «уделали» выглядело несерьезным, а слово «убийство» разом снимало шутки.

— Мы выясняем подробности ссоры между ребятами, — сказал безразличным тоном Вячеслав. — Они ведь любят подраться.

— Тот день мне назвать трудно, запомнила только, что ребята говорили о какой-то драке с Ханыгой. Вроде порезали его там.

— Может, расскажешь поподробней?

— Пришла я тогда на вокзал часов в девять вечера, — вяло начала она. — Поднялась на второй этаж в зал ожидания. Встретила там Тольку Куцова. Посидели с ним на скамейке, поговорили, затем спустились вниз, у касс походили. Вижу, Васька Ханыга идет. Пьяный, как обычно. Он меня увидел и сразу за руки хватать стал. «Пойдем, — говорит, — за пути, потолкуем». Но я не пошла, я Витьку своего не обману, да и противный больно Ханыга-то. Вырвала я руку и говорю: «Отцепись, иди своей дорогой». Он сразу с угрозой: «Я тебе, дрянь, фонари выдавлю». Я в сторону, люди стали на нас оглядываться, милиционер вдалеке показался. Ханыга тогда сразу удрал.

— И все? — упавшим голосом спросил Вершинин. — А после, после ты его встречала?

Она отрицательно качнула головой:

— Больше не видела.

— Ребята потом тоже по вокзалу рыскали, спрашивали, может и нашли.

— Какие ребята? — оживился Вячеслав.

— Там один, — неопределенно отозвалась она и насупилась.

— Нина, ты должна мне помочь. Мне надо знать, из-за чего произошла драка между ребятами, вот я и терзаю тебя расспросами. Ведь не из простого любопытства. Может, парень этот как раз и знает о Шестакове.

— Мы с ним когда-то на одной площадке жили, — опять уклонилась от ответа она, — затем вдруг решительно добавила. — Вадька его зовут, фамилия Субботин. Он и спрашивал Ханыгу. Только вы не подумайте плохого. Я Вадьку спросила, зачем ему Ханыга. Он сказал, что перчатки у него какие-то хочет взять.

Сердце у Вячеслава екнуло. Он подался вперед.

— Перчатки? Какие перчатки? Он был без перчаток?

— Откуда мне знать, смотрела, что ли? Выпивши был, это точно.

— А на голове, на голове? Шапка была?

— Шапка? По-моему… была. Да, точно была.

— Ну хорошо. А дальше?

— Потом Вадька убежал, а я походила еще по вокзалу, но Витьку не встретила и ушла домой. Мамаша, помню, в тот вечер раздобрилась. Получку получила как раз, торт даже купила. И пол-литра.

— Ей зарплату в какие дни выдают?

— Третьего и восемнадцатого каждого месяца.

— Значит, ты и Ханыгу и Вадьку последний раз встретила в одно из этих чисел?

— Точно. Только сейчас не помню, в какое из них. И потом Вадьку я еще два раза видела, но мельком.

Вершинин оставил Нину в кабинете, а сам ринулся искать Стрельникова. В коридоре он едва не сбил с ног Пантелеева.

— Где капитан? — бросил он на ходу.

— Минут десять как появился. У себя сейчас.

Вячеслав буквально влетел в кабинет Стрельникова.

— У меня важные новости, старик, — бросил он и коротко пересказал содержание разговора с Ниной.

— Ты считаешь, убийство мог совершить Субботин? — с волнением спросил Стрельников.

— Перчатки. Ты вспомни о перчатках. Ведь Шестаков отобрал у одного из пьяных парней перчатки. Им вполне мог оказаться Субботин. А если это так — вот тебе и повод для убийства. Повод, правда, незначительный, но все-таки повод. Субботин разыскивал Шестакова, пьяный, возбужденный. И по времени совпадает, и число сходится…

— Субботин, Субботин… — глядя куда-то в пространство, задумчиво проговорил Стрельников. — Моя память не запечатлела такой фамилии… Краюхин, — сказал он по внутреннему телефону. — Свяжись с инспекцией по делам несовершеннолетних. Пусть дадут справку на Субботина, Вадима Субботина.

Через десять минут дежурный по отделу Краюхин принес продиктованные ему по телефону данные.

Шесть часов в поезде пролетели быстро. Вершинин с любопытством рассматривал через окошко знакомые места. В городе, к которому приближался поезд, семь лет назад он прошел первую свою стажировку в районной прокуратуре. О том времени остались хорошие воспоминания. Поселили его в крошечной старинной гостинице, на самом берегу реки, протекавшей в центре города. Стояло знойное лето, и каждое утро Вячеслав бегал на уютный песчаный пляжик, делал зарядку и бросался с размаху в теплую, обволакивающую воду. Он плавал до изнеможения, ему доставляла удовольствие борьба с сильным течением реки. В этой борьбе наливалась приятной тяжестью каждая мышца тела, учащенно стучало сердце. Из воды не хотелось выходить, и по пути к берегу он то и дело окунался, стараясь подольше сохранить ощущение прохлады. Однако приятные воспоминания промелькнули в его сознании так, словно все это происходило с каким-то другим, очень похожим на него человеком.

Едва ступив на перрон, Вершинин убедился, что город мало изменился. Он уверенно сел в шестой номер трамвая, который повез его в центр, где находилась прокуратура. На площади Вячеслав вышел, пересек небольшой сквер, сплошь заставленный скамейками с броскими надписями: «окрашено», свернул на тихую улочку и двинулся по ней вдоль старинной каменной ограды. Память не подвела, и вскоре он остановился у здания прокуратуры.

Дежурный внимательно ознакомился с удостоверением Вершинина, затем пропустил Вячеслава.

В гулком длинном коридоре прокуратуры нервно расхаживали несколько человек. Среди них выделялся молодой человек. В отличие от остальных, сосредоточенно ушедших в себя, молодой человек озирался по сторонам с довольно растерянным видом. На секунду он встретился взглядом с Вершининым, и тот заметил приоткрытый рот с редкими зубами, испарину на лбу. Юноша тут же отвернулся. Напряженная спина парня лучше всяких, слов подтверждала, что появление постороннего человека не оставило его равнодушным.