Они направились к старому амбару на пустыре, поодаль от жилищ. Когда пришли, Данир сказал:

— Поскын, давай замажем в амбаре все дыры и щели, только в самом низу оставим небольшое отверстие, такое, чтобы в него могла пролезть крыса.

— И что потом?

— Потом мы принесем сюда мяса, масла, зерна целую кучу. Все крысы города соберутся в амбаре, и тут-то мы и закроем эту последнюю дыру. И всех крыс перебьем! То-то тебя все храбрецом назовут!

Сказано — сделано.

Крысы быстро почуяли запах снеди в амбаре. Одна крыса, другая, а потом целые полчища их двинулись к пустырю. Притаившись в сторонке, Данир с Поскыном терпеливо ждали, пока последняя крыса скрылась в дыре. А потом — раз! — и быстро завалили ее большим камнем.

Посмотреть на это необычное зрелище собрался весь город. А Данир и Поскын взобрались на амбар и, оторвав на крыше несколько досок, обрушили на крыс град камней. За ними полезли другие. Даже самые отъявленные трусы не побоялись бросить в крыс по камню.

До самого вечера люди не могли говорить ни р чем другом, кроме подвига Данира и Поскына.

На другой день от баскака вернулся Куркур. Он тотчас приказал привести Шомходжу — самого большого труса в этом городе. (Потому-то Куркур и сделал его своим главным доносчиком.) Представ перед Куркуром, Шомходжа затрепетал от страха.

— Ну, рассказывай, как вы жили тут без меня. Никто не говорил ничего дурного обо мне или о баскаке? — строго спросил Куркур.

Заикаясь, Шомходжа залепетал:

— У-у... Куркур-ага, в ваше отсутствие... э... э... здесь произошли большие и необыкновенные события...

— Рассказывай живее!

Шомходжа покосился на дверь и, понизив голос, продолжал:

— Здесь был крысиный праздник...

— Какой еще такой «крысиный праздник»?!

— Храбрецы Поскын и Данир били... э... э... били барабаны... собрали... э... э.... народ... все их хвалили... э... э...

— Ну, заладил свое «э» да «э»! Кто такой этот... как его?.. Дан... Дан...

— Данир? Э... э... я и забыл сказать о нем., В наш город пришел... э... э... чужой джигит...

— Что?! — сразу насторожился Куркур. ...

Наконец Шомходжа кое-как справился с рассказом. Выпучив глаза, Куркур растерянно слушал его.

«Что делать? — соображал он.— Взять джигит под стражу или сначала вызвать к себе и допросить? А не лучше ли вернуться к баскаку и поведать ему обо всем?»

Но Куркуру не пришлось долго ломать голову. Ему доложили, что Данир сам пришел к нему. Тут Куркур испугался еще больше. Он вовсе не хотел оставаться с джигитом наедине.

— Ладно, пусть ждет меня на площади,— поспешно сказал он,— Я буду разговаривать с ним при всех.

Данир пришел на площадь, а там уже собрался народ. Людям не терпелось узнать, о чем будет говорить Куркур с Даниром.

Опираясь на палку, появился и сам Куркур. Сутулый, длинный, с косматыми черными бровями, нависшими на самые глаза, и длинными усами под крючковатым носом, он важно прошел к большому камню. На этом камне он восседал в торжественные дни.

Шум тотчас унялся. Куркур, выждав время, ткнул пальцем в Данира и закричал:

— Хватайте его, вяжите!

Но никто не сдвинулся с места.

— Быстро! Чего смотрите? Такова воля Куркура, указом самого хана поставленного над вами!

Люди продолжали стоять неподвижно.

Куркур заерзал на камне. Сейчас этот чужеземец .набросится на него, а народ... народ все так же безмолвно будет Смотреть...

— Ну! — Куркур хотел крикнуть очень громко, да страх сдавил ему горло, и никто его не расслышал. Он заметил в толпе старого кузнеца и впился в него глазами. Старик не раз выручал его мудрым советом. Что же скажет он теперь?

И Жантимир заговорил:

— А зачем нам хватать этого джигита? Он ничего плохого не сделал. Наоборот, мы все у него в долгу.

Толпа ожила.

— Да, да! Он избавил нас от крыс! — разом заговорили несколько человек.

Куркур беспомощно заморгал глазами: все на стороне чужака.

— Опомнитесь, безумцы! Что вы говорите? — закричал он.— Разве вы не знаете, что нам за это будет?

— Мы ничего не скажем хану,— послышалось со всех сторон.

— А как же с крысами? — напомнил Куркур.

— Что — крысы? Их уже нет! — раздался чей-то недоуменный голос.

— Но ведь за них баскак снесет нам теперь головы!

Тогда заговорил Данир.

— Почему? — спросил он.

Куркур не ответил.

— Да, почему, почему? — зашумели все в один голос.

Куркуру пришлось объяснить.

— Крысы... крысы ведь...— начал он сбивчиво, подбирая слова, и вдруг заспешил:— Баскак наложил на нас дань в сорок батманов (мера веса около шести пудов) льна, сорок батманов овса, двадцать бочек меда и двадцать бочек сала. Он ведь отвечает перед самим ханом. Что же он ответит, если крыс больше нет? Ведь хан теперь потребует с него дань сполна...

Данир сразу понял, в чем дело, и громко воскликнул:

— Вы поняли, люди добрые? Часть вашей дани ханский баскак оставляет себе, а хану говорит, что ее съели крысы! Вот какие «крысы» поедают ваше добро!

Поднялся страшный шум.

— Мы голодаем, - кричали люди,— все отдаем хану и его баскаку... Не будем больше платить столько дани!

Лицо Куркура перекосилось:

— Что вы говорите, безумцы! Если об этом узнает баскак, он завтра же нагрянет сюда. В пепел превратит весь наш город!..

Данир прервал его:

— Постой, Куркур-ага! Скажи, когда надо платить следующую дань?

— Как соберем урожай...— ответил Куркур дрожащим голосом.

— Значит, через шесть месяцев... Тогда мы сделаем так: не дадим ничего ни хану, ни его баскаку...

От страха Куркур чуть не свалился с камня.

— А если они придут сюда со своим войском? — пролепетал он.

Данир засмеялся:

— Не дрожи так. Раньше чем через шесть месяцев они не явятся, а до тех пор мы соберем урожай, обменяем его у соседних племен на оружие и научимся владеть им. Тогда никакой хан не будет нам страшен.

— Правильно! — поддержал старый кузнец.

— Он дело говорит! — согласились с Даниром и другие.

Но большинство трусов молчало.

— Почему вы молчите? — обратился к ним Данир.— Или среди вас совсем не осталось храбрых джигитов? Или вы не дети Алмазбану?..

При этих словах все повернулись в одну сторону. Там, в конце площади, одиноко стояла высокая черная башня. Кузнец объяснил Даниру:

— Всех смелых мужчин нашего племени баскак заточил в эту башню...

Глядя на Данира, совсем забыли люди о страхе. Они взломали железные двери и освободили джигитов, которые томились в черной башне. Потом они сместили Куркура и, подняв в воздух кетмени и палки, избрали кузнеца Жантимира старейшиной племени.

Посоветовавшись со стариками, кузнец и Данир решили выставить вокруг города стражу. Во главе ее был поставлен храбрец Беркет, которого только что освободили из темницы.

Затем Данир с почтением обратился к Жантимиру.

— Мудрый старейшина,— сказал он,— если веришь мне, назначь меня военачальником. Клянусь, ты не раскаешься в этом...

— Очень хорошо! — сказал кузнец.— Будь военачальником, храбрый Данир!

На другой же день Данир начал обучать джигитов и мужчин стрельбе из лука, показал, как владеть мечом, как метать копье.

Зерно, мед и масло, которыми раньше платили дань хану, старейшина стал понемногу выменивать у соседей на медь, железо и олово. Теперь в его кузнице дни и ночи ковали мечи и копья, мастерили луки и стрелы...

Данир часто уводил своих воинов в горы на охоту. Сначала они стреляли зайцев,- белок, диких коз и птиц, а вскоре самые смелые джигиты вместе с Да-ниром стали охотиться на хищных зверей. Иные каждый раз добывали одну-две лисицы, а то и волка. Поскыну удалось убить даже дикого кабана. День ото дня охотников на хищных зверей становилось все больше.

Ожидая нападения хана, горожане запасались сушеным мясом, бочками сала, зерном и мехами.