— Я единственный, кто живёт здесь, в старых домах, — пояснил Дэрил, начиная скидывать в одну из коробок кое-какие личные вещи со стола. — В убежище для меня слишком… тесно. Тяжело.

В отсутствии других омег Дэрил как будто оттаял и разговаривать стал чуть более доброжелательно.

— Сид просто боится. Он несёт ответственность за всех. К тому же случаев болезни Гранта всё больше. А для нас это… Сами понимаете, какой выбор: или вернуться, или передохнуть тут. Не знаю, что хуже…

— Инфекция распространяется? — спросил Эйдан.

— Каждый день регистрируют по пять-шесть новых случаев. Давно надо было объявить карантин.

— А сколько вас здесь?

— Двадцать семь взрослых и трое детей, — ответил Дэрил, глядя при этом не на задававшего вопросы Эйдана, а на Кендалла. — Мы поговорим вечером. Пока отдыхайте. Вам принесут еду и пару вёдер воды. И ещё одежду.

— Как вы тут живёте? Откуда вода, еда?

— Везде можно жить, — уклончиво ответил Дэрил. — Нас вряд ли можно назвать здоровыми — сам воздух отравлен, но даже это лучше, чем там…

— Могу я позвонить? — спросил Кендалл. — Есть у вас тут связь?

— Есть, но сначала надо узнать, разрешит ли Сид.

— Почему ты ему подчиняешься? — Кендалл попытался заглянуть Дэрилу в глаза, но не сумел поймать взгляд. — Если ты захочешь, остальные пойдут за тобой. Ты сильнее, это видно.

— Меня всё устраивает, — просто ответил Дэрил. — И не суди остальных строго: все, кроме меня и ещё одного, выросли в воспитательных центрах. Чего ещё ждать от них?

Он развернулся и пошёл к дверям, бросив:

— Никуда не выходите.

Эйдан в последний момент задержал его на пороге, подбежав ближе:

— Спасибо за всё!

Тот слегка нахмурился и ответил:

— Мы не вмешиваемся, и вы должны были умереть там. Но когда я… когда понял, что он хочет сделать… — Дэрил бессильно покачал головой: — Я старый сентиментальный дурак.

— Ты сказал Сиду, что мы пара, чтобы он оставил Кендалла в живых?

— Я сказал это, потому что вы пара.

— Нет! — затряс головой Эйдан. — Мы бы знали.

— Вы просто не поняли, ваша связь совсем молодая. Когда расстанетесь, сразу поймёшь.

Когда Дэрил ушёл, Эйдан вернулся к Кендаллу.

— Он говорит, что у нас связь, просто мы этого не понимаем.

— Я знаю. Вернее, чувствую, — ответил альфа, а потом отвернулся. — Это плохо.

Эйдан понял, что он имел в виду. Он подошёл к Кендаллу — его словно потащило к нему против воли — и обнял, уткнувшись лицом в плечо.

Губы Кендалла коснулись его виска:

— Мне не дадут оставить тебя на второй год. Они так шантажировали моего деда. Больше десяти лет… Знали, что он сделает всё ради пары.

— Есть же эти, как их, анадеологи, они тебя вылечат, — предложил решение проблемы Эйдан, грустно усмехнувшись.

— Я не хочу, чтобы меня вылечили.

Кендалл заставил его приподнять лицо и поцеловал в губы. Поцелуй ещё не успел закончиться, а Эйдан уже чувствовал возбуждение, пугающее своей силой. Он думал, что всё прошло, но нет: тело было лишь истощено, но теперь, когда силы частично восстановились, снова хотело альфу.

— Зачем ты это делаешь? — простонал у него над ухом Кендалл. — Сейчас должны принести воду и остальное…

Эйдан только хотел спросить, что именно, но тут сам понял: он не просто обнимал Кендалла, он прижимался к нему, прогибался в поясе и едва ли бёдрами не тёрся.

— Я не знаю… — отдвинулся Эйдан. — Прости…

— Поздно извиняться, — прошептал Кендалл, лишь крепче обхватывая его за плечи.

— Ты сам сказал, что… Ох, чёрт!.. — взвыл Эйдан, когда рука Кендалла сильно, больно ухватила его за задницу. От этого прикосновения словно огнём ожгло. Он бы полжизни отдал, чтобы Кендалл сейчас оказался внутри него.

Полжизни от него никто не требовал, и Эйдан опомниться не успел, как оказался склонённым над шатающимся столом, а Кендалл уже стягивал с него штаны. Альфа развёл ему ноги и провёл рукой сверху, от самых лопаток, донизу, заставив Эйдана нетерпеливо завозиться, когда пальцы дразнящее, всего лишь на долю секунды, коснулись его входа, а потом сомкнулись на члене. Ну когда же Кендалл окажется внутри? Когда?! Эйдан ощущал себя настолько готовым, настолько ждущим, что ему казалось, он уже не выдержит настоящего, сильного прикосновения, как перезревший плод, который исходит соком, стоит чуть дотронуться до тонкой оболочки…

Эйдан почувствовал, что становится влажным снаружи, как будто подтекает, и тут же пальцы Кендалла прекратили ласкать его член, и коснулись там, именно там…

— Ты меня хочешь… течёшь… Я вижу, — произнёс альфа каким-то особенным, низким грудным голосом.

Гладкая округлая головка упёрлась в задний проход, и Эйдан вздрогнул и выгнул спину от этого нажима, который медленно усиливался, давил, пока наконец стенки не расступились и не пропустили член внутрь.

Эйдан вцепился пальцами в ходивший по ним ходуном стол.

Чужая, твёрдая и сильная плоть внутри резко двигалась, растягивала, ударяла, и Эйдан растворялся в этом ощущении. Больше ничего не существовало… Он не был Эйданом Стивенсом, сыном Глена Стивенса, омегой, умеющим читать, писать и считать и имеющим на всё своё мнение. У него вообще не было сейчас никакого мнения, никаких мыслей, кроме одной — он принадлежал Кендаллу, принимал в себя его член и испытывал от этого удовольствие.

Он вскидывал бёдра навстречу Кендаллу, отталкиваясь локтями от стола, который угрожающе скрипел и шатался, бился об него, и тёрся, и стонал сквозь зубы… Альфа потянулся к его члену, обхватил его, и Эйдан захлебнулся криком.

Секс в таком бешеном ритме не мог быть долгим, и вскоре Кендалл впился в его плечо зубами, кончая. Было больно даже сквозь одежду, но боль была совершенно особой, немой и тягучей, пробирающей до нервов, до костей, и она вызвала в Эйдане такую лавину эмоций, что он, хотя Кендалл не держал его больше, тоже кончил.

С полминуты они лежали один на другом, но потом Кендалл опомнился:

— Надо выходить, а то…

— Да, — отозвался Эйдан, пытаясь приподняться. — Если придут и застанут нас…

Кендалл помог ему подняться и, развернув к себе, заглянул в глаза:

— Я хотел бы повязать тебя, Эйдан. По-настоящему. Чтобы ты узнал, каково это…

Он отвернулся, и Эйдан едва успел заметить в его глазах неуверенность и грусть и ещё какое-то неведомое чувство, то ли жалость, то ли любовь… Он тоже поспешил отвести глаза.

***

Когда они оба поели, немного обтёрлись водой (настоящим мытьём назвать это было сложно) и переоделись (Эйдан в удобную одежду для беты), Эйдан наконец спросил Кендалла о том, что не давало ему покоя все эти дни, когда им было не до разговоров:

— Почему тебя хотят убить?

Губы Кендалла скривились в мрачной усмешке:

— Мне тоже хотелось бы знать. Обидно будет умереть, так и не поняв, почему. Ко мне попали файлы от доктора Платта, того самого, который разрабатывал препарат от болезни Гранта. Ума не приложу, почему он отправил их именно мне, мы никогда не встречались, — Кендалл пожал плечами. — Я не смог разобраться в этих материалах.

— И что там было, в этих файлах?

— Это достаточно сложно и, насколько я понял, каким-то образом касается того, почему вирус иногда не сразу поражает организм, а «засыпает».

— Думаешь, я не соображу, о чём речь? — поинтересовался Эйдан, заслышав в голосе Кендалла неуверенность.

— Это действительно не так-то просто, и без фотографий придётся объяснять на пальцах… — вздохнул Кендалл, будто оправдываясь, но потом всё же рассказал про снимки с микроскопа и про то, что было на них изображено.

Эйдан кое-что переспрашивал, но в целом неплохо понимал.

— А зачем ты поехал в Беркли к этому анадеологу? — спросил он, когда Кендалл закончил.

— С одной стороны, зря съездил, он ничего не рассказал мне про вирус, с другой стороны — я узнал другую важную вещь. После того, как омегам начнут колоть это новое лекарство, узы исчезнут. Не до конца, не совсем, но исчезнут.