Созерцая в зеркале мое лицо зеленого цвета и прислушиваясь к физиологическим ощущениям, Дэя про себя думала, что человеческое существо – слишком жалкое и никчемное, и что если когда-нибудь ещё придет в голову использовать обряд замещения, она согласна довольствоваться только телом измененного.
Перед глазами все плыло, а тошнота по-прежнему стояла у горла. В желудке будто скакали колючие перекати-поле, тем не менее мы умылись и вышли, а точнее, выползли в салон. Голова не развалилась на части по какому-то волшебству.
Дэя вернулась на место и даже позволила миловидной темноволосой стюардессе себя пристегнуть: самолет шел на посадку. Чудом не распрощавшись с желудком, мы сжимали зубы и подлокотники. Не знаю, как она себя чувствовала, но я по-черному завидовала трезвому и бодренькому Симеону… Тьфу, Сильвену! Будь я на её месте, со стыда бы сгорела после такого, но для Дэи это вообще не имело значения. Подумаешь, напилась, как старшеклассница на вечеринке.
Когда самолет полностью остановился, Сильвен что-то шепнул стюардессе, и та мигом принесла лекарство. Дэя не стала сопротивляться, запила таблетку водой и откинулась на спинку кресла, чтобы немного прийти в себя. Алкоголь еще гулял в крови лошадиными дозами, но теперь мы себя чувствовали хотя бы относительно вменяемыми.
– Командуй, сестренка, – с улыбкой произнес Сильвен, помогая ей спускаться по трапу к машине.
– Как скажешь, братец, – все же огрызнулась Дэя – по всей видимости, издевки в его голосе ей откровенно надоели.
Она сообщила водителю адрес и сдавила виски руками. Одна боль понемногу проходила, и Дэя надеялась, что вторая не явится ей на смену, или, по крайней мере, сделает это не сразу.
Полтора часа на дорогу в шикарное поместье, расположенное в живописном местечке. Мы не поехали через город, и я искренне сожалела о том, что не смогу даже взглянуть на Канзас-Сити. Возможно, в последний раз.
Вся прислуга дома свято верила, что заботятся о дочери миллионера, которая давно находится в коме. Во мне они признали кузину девушки, регулярно навещающую свою родственницу. Я знала, что сила внушения измененного велика, но увидеть сразу множество зомбированного народа – это было слишком. Конечно, для Древней не составило бы труда заложить программу уверенности в столь податливую человеческую психику. С такой силой можно начинать войны и вершить перевороты.
Я привыкла к масштабам Дэи, но особняк тем не менее поразил меня своей роскошью. Просторный холл, обстановка которого наверняка стоила больше, чем дом моих родителей целиком: мебель из красного дерева, огромная люстра, большая лестница с резными перилами…
– Я бы в отключке могла и в каморке поваляться, – не удержалась я и не сразу поняла, что сказала это вслух. Сильвен бросил на нас быстрый взгляд – казалось, он был удивлен, что в нашем тандеме я вообще имею права голоса. Да что там, он был изумлен, что я до сих пор жива. Все-таки Дэя обладает потрясающей способностью бить под дых даже тех, кто уверен в собственном мире на все сто.
Кажется, ей это понравилось, вот только я не уловила, что именно – его удивление или мои последние мысли.
Мы вошли в просторную спальню размером со школьный спортзал, выполненную в светло-бежевых тонах: начиная от мягкого ковра и заканчивая занавесками. Какая неожиданность, право! Дэя – и в таком светлом интерьере. Под внимательным взглядом Сильвена сиделка слегка покраснела, быстро поднялась и вышла из комнаты, не произнеся ни слова.
У меня же перехватило дыхание. Признаю честно, я не думала, что доживу до того дня, когда увижу её вживую. Не в воспоминаниях, которые у меня остались, а в настоящем. Что мне доведется оказаться рядом с Ней… Это как если бы меня внезапно представили Королеве Великобритании, только в тысячу раз круче. Ну, вы понимаете. Реальность всегда выгодно отличается ото сна и образной памяти.
Она лежала на широкой кровати, и если бы ни до отвращения современная картина проводов и медицинской аппаратуры, с неё можно было бы рисовать сюжет известной сказки про Спящую Красавицу. Я шагнула ближе, чтобы посмотреть на ту, что прошла через три тысячи лет.
Длинные темные волосы, тень от ресниц на бледных щеках, заострившиеся черты: неподвижно застывшая девчонка, которая сейчас казалась не старше восемнадцати. Стало не по себе, и я шагнула назад, наткнувшись на Сильвена, который положил руки мне на плечи. Дэя, в которой всегда было столько жизни, сейчас выглядела слепком с себя самой, застывшей в своей хрупкости статуей. Не живой.
Я наконец-то подобрала определение её внешности – смертельная. Вот так, безо всяких приставок. Спроси меня кто-нибудь сейчас, почему я не могу вытолкнуть из себя слово «красота», я бы ответила, что они не видят всей картины. Я слишком хорошо помнила, как легко эти хрупкие пальцы ломают шею, ногтями вспарывая кожу, как она любит причинять боль, как в своем безумии становится похожей на демоницу.
– Глядя на тебя сейчас, – произнес Сильвен, будто читая мои мысли, – понимаешь, почему в большинстве легенд нас называют живыми мертвецами.
Дэя пропустила его своеобразный комплимент мимо ушей, отстранилась и подошла к кровати, медленно опустилась рядом со своим телом. Мое время истекало, и я не представляла, что произойдет дальше. Страха не было. Должно быть, так чувствуют себя осужденные на казнь, смирившиеся со своей участью.
– Люди обожают сочинять, – прошептала она, – сказка про спящую красавицу тоже не просто фольклор. Правда умалчивает о том, что красавица сожрала принца.
Она, не отрываясь, смотрела на собственное лицо. Дотронулась до холодной руки – это было слишком странно, ощущать холод после стольких дней тепла. Свой холод… как чужой. Температура тела измененных на несколько градусов ниже, чем у человека. Я об этом знала, но все же мысленно содрогнулась.
Дэя насмешливо посмотрела на Сильвена, кивнула на дверь.
– Останешься? Или внизу подождёшь, Принц?
Блондин подошел к двери и запер её на ключ, прислонился к стене и скрестил руки на груди.
– Останусь. Вдруг без поцелуя ты не проснешься?
Дэя улыбнулась, а дальше все произошло слишком быстро. Её мысли вновь сплелись с моими, становясь единым целым, и все же я понимала, что это засечка, от которой пойдет разлом. Загадка природы – сознание или душа, которое является нашей сутью. Пока оболочка в состоянии удерживать его в себе, оно остается. Связь можно разорвать двумя способами. Один из них – смерть человека. Это проще. Второй не причиняет вреда аватару. Почти.
Дэя не задержалась на мысли, почему решила оставить меня в живых. Возможность пожалеть об этом решении ей представилась в течение тех минут, когда все происходило. Не факт, конечно, что умирать в человеческом теле ей было бы приятнее, но и переживать разрыв в полном сознании весело. От струящейся между тонких пальцев и неподвижно лежащим телом энергии расплескался холод. Он обвился вокруг позвоночника, подобно змее, пронзая тело ледяными иглами. Я буквально чувствовала, что меня раздирают надвое, вытягивая из души неотъемлемую часть жизни. Наши крики сливались воедино до мгновения, когда мы обе рухнули во тьму.
Очнулась я от навалившейся на меня слабости и холода. Хотелось свернуться клубком или заползти под самое теплое одеяло. Я не могла открыть глаза – голова болела так, что, казалось, стоит поднять веки – и свет разобьется на тысячи осколков, расплавляя мою черепушку изнутри. Я слышала голоса и знала, что Древняя и Сильвен совсем рядом. Что меня ждет теперь?
Я помнила ощущение голода Дэи, а ведь она не ела полгода. Может, потому и оставила меня в живых?
Движение рядом. Я лежала на полу. Блондин перешагнул через меня, как через досадную помеху, остановился рядом с кроватью. Превозмогая боль, я все же открыла глаза и слабо всхлипнула, когда под веки брызнул убийственный сейчас дневной свет. Если бы Дэя хотела меня сожрать, вряд ли я сейчас была бы ещё жива. Нет, она меня не замечала.
С такого ракурса я видела роскошный тыл Сильвена и призрачную, бледную Древнюю. Она по-прежнему казалась абсолютно беззащитной – не только перед ним, но и перед любым порывом ветра. Кому как не мне знать, насколько обманчиво и опасно это ощущение, но избавиться от него я не могла.
