Я родилась в культе старшей сестры. Патрисию обожали все – мама, папа, бабушки и дедушки, дядюшки и тетушки, все знакомые, которые когда-либо бывали у нас дома, норовили выразить свое восхищение старшей дочерью Роберта Вэйр. Отец раздувался от гордости, когда музей её многочисленных школьных наград пополнялся очередным экспонатом. Она была везде и всюду: в команде поддержки, в школьной газете главным редактором, законодательницей мод, в старших классах обрела небывалую популярность, кучу подруг, желающих прикоснуться к краешку её славы и толпы поклонников, о которых вытирала ноги. Её яркой и без преувеличения запоминающейся внешности – длинным каштановым, от природы вьющимся волосам, голубым глазам, завидовали многие. Мои темные волосы, тонкие и прямые, серые глаза и непропорционально худые длинные конечности на фоне её идеальности смотрелись катастрофически невыигрышно. Потом у неё стал четвертый размер груди, а у меня второй, но это уже личные заморочки.
То ли из-за внешности, то ли из-за моего клейма вечной неудачницы – я и правда умудрялась влипать в истории на ровном месте, Патрисия стала моим злейшим врагом. Самым жестоким нападкам в школе я подвергалась по её милости, а дома у меня не получалось и слова поперек сказать. Стоило мне открыть рот, как меня тут же перебивала мисс Гениальность и переводила тему на собственные интересы. Так я научилась молчать. Отец поощрял Патрисию во всем, а мама не вмешивалась, потому что не хотела с ним ссориться. В нашей семье тон задавал именно он, и у этого правила не было исключений.
Зато Дэя легко пресекла все попытки отца манипулировать ей, когда он попытался дать ей команду: «К ноге»! – после новости о переезде в Сиэтл. Я поразилась тому, как пара фраз, сказанных уверенным тоном, могут поставить на место даже самую авторитарную личность. Ну… и не только фраз. Она сломала ему руку, швырнув с лестницы, когда отец вывернул ей запястье, пытаясь удержать.
За пару дней до этого Патрисия попыталась издеваться своим классическим уничижительным тоном на тему, что и в Сиэтле ничего хорошего у меня не получится, Дэя зажала её у стенки одним ловким приемом (честное слово, я такого не повторю), и пообещала, что выдерет остатки её стонущих от краски волос, если она ещё раз провернет нечто подобное. Сестрица не поверила, и на своей шкуре убедилась в том, что Древних лучше не злить. Когда она в шоке, быстро и с воем ретировалась, я вспоминала все те пакости, которые по её милости творились со мной, и понимала, что не испытываю к Патрисии ни малейшего сочувствия. Может, я бесчувственная сволочь, а по-моему она просто получила по заслугам.
Как раз после этого произошел тот случай с отцом, за ним – ссора с мамой. Последнее – единственное, от чего больно сжималось сердце.
Пожалуй, я должна ненавидеть Дэю за то, что она сделала, но не выходит. Она, мой папаша и сестрица издевались надо мной, но если уж говорить откровенно, по продолжительности и жестокости издевательств, счет пока не в пользу моего семейства.
Я всегда мечтала о том, кто поддержит и защитит меня перед моими родственничками. Мама была слишком мягкой, чтобы перечить отцу и не меньше меня любила Патрисию. Да-да, были времена, когда я её любила, но потом выросла и поумнела.
Своего защитника я представляла по-разному, но никогда не думала, что это будет вампирша трех тысяч лет от роду.
Дэя сказала, что ещё одно слово «вампирша», и она воткнет ручку мне в коленку. Смешно. Воткнет мне – значит, воткнет и себе. Отныне мы связаны, дорогая. Думаешь, я не понимаю? Станешь вредить себе?
Вампирша, вампирша, вампирша, вам…
Запись пятая. 1 августа 21:43
В Сиэтл мы не полетели.
Дэя психопатка. Она действительно воткнула ручку мне в колено, черт, это было охренительно больно!!! К счастью, не в сустав, иначе бы пришлось совсем туго.
Зато я поняла, что она не шутила, и это к лучшему. Не знаю, чей это юмор сейчас проснулся, мой или её. Кажется, она прется от боли. Да, я знаю, что говорю. Ей это понравилось, ведь её голос в моей голове звучит слишком отчетливо, а её эмоции я чувствую, как свои. Она ловит кайф от каждого болевого импульса, скачущего по клеточкам моего тела.
Парамедик в аэропорту офигел. Когда он спросил: «Зачем вы это сделали, мисс?» – я не нашлась что ответить.
Зато она ответила за меня: «Я думала, это колено того жирного ублюдка, который толкнул меня в очереди на регистрацию».
Да-да, так и сказала.
Я хромала к дверям так быстро, как только могла, и села в первое же такси, чтобы побыстрее убраться оттуда. Мне все казалось, что меня сдадут в полицию, а потом в сумасшедший дом. Дэе все равно, но мне нет. Я не знаю, есть ли в этом мире хоть что-нибудь, чего она боится. Что-нибудь или кто-нибудь. Похоже, нет.
Её не слышно, а у меня снова начинается истерика.
Господи, помоги мне.
Запись шестая. 1 августа, 23:14
Я только что принимала ванну, насколько позволяло больное колено. Пришлось закинуть ногу на бортик, изображая подбитую чайку. Я вспоминала, что произошло в аэропорту. Дэя точно знала, куда бить, чтобы обойтись большой кровью и минимальными повреждениями – в больнице ей пришлось бы прохлаждаться вместе со мной.
Пока сидела в теплой воде, было легче. Морально. Я писала всякие глупости-пожелания на листочках, а потом складывала их на полку над головой. В частности, попросила встречу с любовью всей жизни, пока я ещё жива. Забавно было бы представить, как я с Дэей в своем разуме с этой любовью управляюсь. Ещё писала о том, что хочу увидеть и обнять маму, попросить у неё прощения. А потом нырнула в воду с головой и пускала там пузыри. Скажете, вы так в детстве не делали?
Вспоминала, как Дэя выглядит на самом деле, подробно, до деталей. Она кроха. Должно быть, метр пятьдесят, не больше. Я со своим ростом по сравнению с ней кажусь великаншей. Хрупкая, с черными, как смоль, волосами, темноглазая и смуглая. Экзотичная внешность, Дэя чем-то похожа на современных восточных женщин, но только отчасти. Есть что-то от индианок, разрез глаз ближе к европейскому, но я бы не поручилась. Сложно сказать, сколько кровей в ней намешано, и откуда они берут свое начало.
Интересно, какую историю она хочет поведать миру. О своих расправах надо всеми, кто был ей неугоден?..
Я спросила, как ей удалось влезть в мое тело и подчинить меня себе, и, как ни странно, Дэя ответила.
Это древний ритуал. Временное замещение. Его использовали в самом крайнем случае правители древних цивилизаций, чтобы лично вести переговоры со своими царственными недругами. В теле парламентера им ничего не угрожало – яд, кинжал или любое другое оружие убивал лишь оболочку, а сам правитель здоровый и невредимый приходил в себя. Зато наверняка знал тех, кто желает его смерти.
Хитро.
Она рассказала, что этому ритуалу много тысячелетий, гораздо больше, чем ей. Говорит, что ей нужно подобраться к одному человеку незамеченной, чтобы кое-что разузнать.
Надеюсь только, что яд, кинжал и прочее – не мой случай.
Вот только у меня и выбора-то особо нет.
Запись седьмая. 2 августа, 22:40
Летим в Сиэтл. На сей раз обошлось без крови и членовредительства. Я больше не употребляю слово на букву «в», потому что они называют себя «измененные». Кто это они? Да, я же ещё не писала о «них».
Измененные – те, в чьей крови гуляет вирус, меняющий организм человека. Отсюда и название. Они вроде как люди, но уже и не совсем. Когда кровь измененного попадает в организм человека, вирус начинает свое грязное дело. Хотите знать подробнее – почитайте про механизм действия вирусов, перестройку ДНК и так далее. Так, со слов Дэи, происходит заражение. Они становятся быстрее, сильнее и выносливее, и с каждым годом их силы возрастают. Разве что ультрафиолет для них что-то вроде аллергена. Вызывает раздражение и быстрый ожог кожи. По мне так невелика плата за силу и бессмертие, которое они обретают. Чтобы поддерживать силы, им нужна кровь. Человеческая, разумеется.
