- Оружие и радиоаппаратура в зоне военных действий реквизируются в обязательном порядке без всяких исключений.

Палка с серебряным набалдашником гулко ударилась об пол. Старик, не сгибая спины, присел на корточки, дрожащей рукой поднял палку, поклонился нам и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

- Жалко мне старика, - сказал Ашот.

- Теперь-то все они старички…

Брожу по городским улочкам один. Надоели команды, шагистика и вечное «разрешите обратиться». Удивительная тишина и покой вокруг. На деревьях, охваченных шафрановым налетом наступавшей осени, ни один листочек не шелохнется. Аккуратные домики, вкрапленные меж деревьями, исподтишка поглядывают на меня светлыми окошками, перед которыми красуются астры необычайной пышности.

Что- то заставило меня оглянуться -увидел старого генерала, стоящего у калитки. Встретились взглядами. Он показал мне негнущуюся спину - скрылся за кустами лавровишни.

Я вспомнил глаза старика и дрожащую руку, тянувшуюся за палкой. Отряхнув с сапог пыль и поправив гимнастерку, решительно зашагал по узкому настилу из красного кирпича к веранде.

- Разрешите! Есть здесь хозяева?

Долго не отзывались. Потом я услышал шаркающие быстрые шаги. На веранду вышла маленькая худенькая старушка с шустрыми глазами, оглядела меня с ног до головы.

- Вы к нам, сударь?

- Прошу прощения, мне хотелось бы видеть господина генерала.

- Входите, пожалуйста… Николай Алексеевич! Николя, тут к вам пришли!

Она ввела меня в большую комнату, обставленную книжными шкафами. Вошел генерал, коротко кивнул мне головой и повернулся к старушке:

- Капитолина Васильевна, прошу вас заняться своими делами.

- Ухожу, ухожу. - Извинительно улыбнулась мне и быстро скрылась за дверью.

Генерал, не меняя позы, спросил:

- Чему обязан вашим посещением, господин полковой командир?

Действительно - чему? Мгновенно, как на поле боя, оценил обстановку. Книги!

- Разрешите взглянуть. - Шагнул к книжным полкам.

Он, не переменив тона:

- Вы спрашиваете позволения? Смотрите, берите, реквизируйте…

Я медленно шел вдоль шкафов, за стеклами которых выстроились тома Пушкина, Лермонтова, Толстого, Данилевского, Гоголя, Достоевского. У просторного письменного стола, поближе к окну, - шкаф с военной литературой. Я увидел знакомых авторов. Клаузевиц, Драгомиров, Филиппов… А вот и «Тактика» генерала Добровольского, которую я проштудировал на сборах Высших командных курсов.

- Вы не возражаете, я посмотрю? - показал на «Тактику».

Генерал подошел к шкафу, достал книгу и голосом, в котором было удивление, спросил:

- Вам известен этот труд?

- Изучали его на офицерских курсах.

Смешавшись, генерал сел, положил руки на письменный стол, пальцы подрагивали.

- Этого не может быть… Я понимаю, традиции Кутузова, Суворова… Замечательно, что русская армия несет сейчас на своих знаменах их имена… Но меня, лишившегося родины… Капитолина Васильевна! Капитолина! - Он поднялся во весь рост, держась за спинку стула.

Вбежала испуганная старушка:

- Николя, вам худо?

- Нет, нет… Вот они, понимаете, они изучают мой труд!

Она, сразу же успокоившись, очень мягко и просто сказала:

- Я всегда говорила, что в России ваше имя забыть не могут. А сейчас я вас чайком напою. У меня замечательное вишневое варенье. Что же вы стоите? Садитесь, батюшка, садитесь, будете нашим гостем. - Усадила меня в кресло напротив генерала и ушла.

- Вы, господин генерал, извините за вчерашний прием… Моего отца, изрубленного саблями, дроздовцы подняли на штыки…

- Дроздовцы, слащевцы, шкуровцы и прочие маньяки… Я не имею к ним никакого отношения. Я - русский генерал. История вышвырнула меня из России, но есть такие связи с землей, где ты родился, которые нельзя обрубить никакими силами. Мне восемьдесят лет. Когда немцы подошли к Волге, жизнь для меня потеряла всякий смысл. А сейчас я хочу дождаться того дня, когда капитулирует Германия…

- А вот и чаек. - Принаряженная Капитолина Васильевна вошла с подносом.

Она от души угощала меня домашним вареньем. Я отвечал на вопросы генерала рассеянно, занятый своими мыслями. Мне было грустно смотреть на этих доживающих свой век людей, заброшенных сюда, за Дунай. Они жили здесь, сажали деревья, растили цветы, как-то зарабатывали на хлеб насущный, но сердца их были там, в России, в том далеком прекрасном мире, дороже которого у них ничего не было…

31

Приказ на марш получил в полночь. Поднял батальоны, и через час мы простились с уютным городком под предрассветный петушиный крик. Вчерашний дождь обмыл сады, виноградники, острый пряный аромат при полном безветрии провожал нас всю дорогу. Солнце светило ярко, но зноя не было, шагалось споро.

Через двое суток к вечеру мы вошли в Рущук.

Тут улицы с глинобитными домами, глухие заборы, почему-то крытые красной черепицей, а за ними дома с затемненными окнами. Где-то рассеянно зарокотал пулемет и умолк. Пахло рекой, мазутом, в воздухе плыл легкий аромат кофе.

В темноте угадывались контуры кораблей, колышущиеся на прибрежных волнах. Нас встретил линейный офицер и повел за собой. Мы шагали мимо громаднейших пакгаузов, портовых кранов, зачехленных машин с пушками на прицепах, спящих у портового забора солдат. Словно сабельный взмах блеснул Дунай. Перекликались гудками буксиры.

Наш причал просторен, батальоны свободно расположились на нем. Вдоль пирса тянулись длинные черные баржи. Меня разыскал офицер с повязкой на рукаве.

- Вас вызывает генерал Валович.

На «виллисе» проскочили несколько кварталов и оказались в бетонном доте. Валович посмотрел на меня:

- С жирком, подполковник!

- На наркомовских харчах, товарищ генерал…

- Дров по пути не наломал?… Где полк?

- На пятом причале.

- Вооружены?

- Как положено, исключая батарею.

- Снаряды подбросим. Подойди. - Начштаба армии развернул карту. - Порт Видин. Здесь должен быть с полком пятого октября на рассвете. Плавсредства готовы, зенитное прикрытие - твоя забота.

- Что могу узнать о фарватере?

Генерал поднял телефонную трубку:

- Моряка ко мне.

Вошел высокий морской офицер, козырнул:

- Капитан второго ранга Демерджи, старший офицер оперативного отдела Дунайской флотилии! Приказано сообщить, что последняя баржа четвертого каравана…

- В воздух? - Валович вздрогнул.

- Наскочила, товарищ генерал…

- Вы не моряки, а… Тралили фарватер?

- Так точно, но мины с особыми секретами.

Валович обошел вокруг стола, сел; спросил, не поднимая глаз:

- Как обеспечивается пятый караван?

Капитан необнадеживающе ответил:

- Тралим. Разрешите идти?

- Идите…

Офицер вышел, генерал сказал мне:

- Спасательные средства держи в готовности номер один. С богом! - Подал руку. - До встречи в Видине!

* * *

Грузились на баржи молча, рота за ротой быстро и бесшумно занимали места. Много хлопот доставила баржа, на которую втаскивали пушки со снарядами, обоз с лошадьми и хозяйственные службы. Сиплый гудок головного буксира возвестил: караван к отплытию готов.

Клименко держал на коротком поводу Нарзана и своего пегого Чекана. Я смотрел на худое, постаревшее лицо ездового и вспомнил про свое намерение отправить его в родное село.

- Боишься воды, старина?

- Кажуть, шо глубока…

- Из дому-то пишут?

- А як же? - Переступая с ноги на ногу, щерил рот до ушей.

Караван вытягивался в кильватер.

Светлело, Небо распахнулось сразу, стало высоким, без облачка.

Оставляя пенный след, мы плыли вверх по реке. Ускользали берега с поймами, на которых виднелись стога сена, старые вязы, белые деревеньки, городки, дома вокруг церквей - православных на болгарской стороне, католических на румынской.