Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Значит, вы мне не доверяете? — спросил Ленька.

— Я Усолке не доверяю. Утром посмотрим.

„Я вам докажу“, — подумал Ленька…»

Радио притихло, Ленька выкрикнул:

— Откуда он знает, что я подумал? Корреспондент этот. Он уж потом в больницу приходил.

— «…подумал Ленька, и утром, когда разведчики проснулись, его уже не было на месте. Но это никого не обеспокоило. Известно, что Ленька — человек в тайге опытный, второй раз ходит с партией, сообразительный, ловкий и, что очень важно, отлично владеет топором, этому его обучил старший брат, прославленный на Урале плотник…»

Дочитав до этого места, Андрей Фомич опустил газету: в дверях возник Ленька.

— Ага, не терпишь! — засмеялся он. — А про меня еще не так расписано.

— Это ты натрепался?

— Я ему только и сказал, что ты меня научил плотничать. А «прославленный» — он сам придумал.

— Сам придумал! Веселей тебя не придумаешь. Еще хорошо, что газета не здешняя… Гляди-ка: «прославленный»! Ну, спасибо, прославил ты меня.

— Говорил: не читай…

Братья заспорили. Пришлось вмешаться Алле. Она взяла газету и дочитала очерк до конца.

— «Туман стоял непроглядной стеной. „Будет хороший день, — подумал Ленька, спускаясь с горного хребта, — ребята поработают сегодня“. Чем ниже он спускался, тем гуще становился туман, но Ленька отлично знал дорогу к реке. За поясом у него был топор, без которого в тайгу никто не пойдет. Реку он нашел по звонкому грохоту разыгравшейся воды. Усолку словно кто-то подменил. Это был стремительный мутный поток. Но Ленька знал, что река — единственный путь, а то, что она взыграла, так это нам на руку — скорее домчит. Он отыскал три лесины, выброшенные рекой еще во время сплава, подкатил их к реке, связал веревкой, которую он захватил в лагере. Потом срубил тонкую сосенку, обтесал, сделал шест. Подумал и сделал еще второй, про запас. Снарядившись таким образом, он оттолкнул плотик, поток подхватил его и понес.

Тут надо сказать, да и сам потом признался, что он испугался, когда его непрочное суденышко, крутясь и раскачиваясь, понеслось с невиданной скоростью. Но скоро он освоился и решил, что никакой опасности пока в этом нет. Одно плохо — шест не доставал дна, и поэтому Ленька не мог управлять плотиком.

Несколько раз он налетал на отмели, и тогда надо было лезть в холодную воду, сволакивать плотик и не зевать, когда поток снова его подхватит, а то останешься на мели.

Но все-таки до устья он не доплыл. Плотик нанесло на огромную сосну, которая упала, перегородив реку. Ленька едва успел прыгнуть в воду и не видел, как его плотик проскользнул под сосновым стволом. Об этом он догадался значительно позже. Оказавшись в воде, он хотел уцепиться за сучья, но только ободрал ладони. Плавать он умел, но на нем была ватная стеганка и сапоги. Все это намокло и тянуло на дно. Он хотел сбросить хотя бы стеганку, но она была туго стянута ремнем. А тонуть ему совсем не хотелось. Единственная мысль и единственное желание было у него — выплыть. Только не поддаваться злой силе, которая тащит его в мутную струящуюся тьму.

Но была какая-то другая, определенно добрая сила, которая помогала ему, стремительно несла по сверкающей солнечной реке, не давала утонуть и в конце концов прибила к берегу. Он вжался лицом в мокрый мох и крепко ухватился за корни, выпиравшие из земли. Он плакал и смеялся от радости».

— Ленька, это все про тебя? — почему-то шепотом спросила Алла.

— А! — отмахнулся Ленька. — Расписывает…

— «Он поднялся. Ноги его дрожали. Его трясло, и он был уверен, что это от холода, хотя стоял жаркий июльский день. Он стащил сапоги и стеганку. Снял всю одежду, выжал воду и снова надел все сырое, тяжелое. Осмотрелся и понял, что до устья он не дотянул самую малость, километра полтора, не больше.

Скоро он был в деревне. Рейдовская радистка Манча Кондакова схватилась за щеки, и глаза ее округлились:

— Ленька! Ох, тошно мне! Рассказывай — что?..

На базу была передана радиограмма, и получен ответ: завтра утром катер доставит разведчикам все необходимое. Леньку раздели, положили на горячую печку. Это он еще запомнил. Но о том, как его на том же катере доставили в районную больницу с воспалением легких, он узнал только через три недели.

Простую эту, будничную историю рассказали мне мой старый друг, начальник отряда геологоразведки Николай Яснов, и мой новый друг Леонид Свищев. Я пришел к нему в больницу, когда он уже числился среди выздоравливающих.

— Где он лежит, в какой палате?

— Лежит! — засмеялась врач Анна Борисовна. — Это состояние ему не свойственно. Он более или менее лежал, когда был без памяти.

Леньку я нашел в больничном садике. Он сидел, окруженный такими же, как и он, выздоравливающими, и рассказывал им что-то забавное. И совсем он не был похож на человека, спасшегося от смертельной опасности при исполнении своего рабочего долга. Как это было, он сам рассказал мне. Но если бы я записал дословно все, как он говорил и изображал, то получился бы рассказ юмористический и отчасти фантастический.

Он, например, рассказал про медведя, который лапой оттолкнул плот, застрявший на отмели. Или про ворону: она летела впереди и садилась на все опасные для плавания места — на коряги, камни — все время ободряюще каркала. А когда он тонул, то его выталкивал наверх кто-то зеленоватый и скользкий, похожий на большую рыбину. Ленька живет в большом добром мире, в котором зло побеждается силой добра, чести, верности долгу.

Отличные, должно быть, люди вырастили и воспитали Леньку! Честь им и слава! В Советской Армии существует славный обычай: командир части выносит благодарность родным солдата, самоотверженно выполняющего свой долг. Начальник геологической разведки Н. Яснов поручил мне поблагодарить Ленькиных родных и воспитателей. Низкий вам поклон, добрые советские граждане!»

4

Город еще дышал дневным жаром в ночное небо, полное ярких августовских звезд.

— Вы сказали: хорошо, что я вас не забыл. А зачем это? — спросил Андрей Фомич.

— Не знаю… Приятно, когда знаешь, что ты не забыт друзьями.

«Друзья, — подумал Андрей Фомич. — Ну, друзьями-то мы никогда не были. Не дошло до этого».

Они вышли на балкон, ожидая, когда Ленька приберет на кухне.

— Вы, наверное, думаете: зачем я пришла к вам?

Этот вопрос смутил Андрея Фомича. Он и в самом деле думал об этом и ждал, когда же она скажет о деле, для которого пришла. Он спросил:

— А разве заходят только для дела?

— Ну, это не так просто. Прежде бы я не могла прийти к вам, даже зная, что Надя дома. Не отважилась бы.

— А я думал, у вас на все отваги хватит.

— Нет. Вы помните, как у нас тогда все получилось? Долго я отдышаться не могла. Вы меня тогда, как того Ленькиного зайчика: пиф-паф!

— Вот как! Дело прошлое. Забытое. А я ведь тогда себя вроде того подбитого зайчика считал.

Два зайчика одним выстрелом! Кто же охотник? «Любовь», — подумал Андрей Фомич, но сказал:

— Глупость наша…

И услыхал ее негромкий торжествующий смех и ее слова:

— Любовь глупой не бывает… Я это недавно поняла.

И он понял, что это она не о той давней, убитой любви говорит, а о новой, своей, которую не убьешь, как глупого зайчика.

— Ага, — сказал он, — Артем.

Он сказал это так свободно и просто, будто в этом не было ничего особенного, никакой тайны и все об этом знают. И она ответила с таким ликующим спокойствием, как говорят о невозможном счастье, о котором можно только мечтать, но чудо совершилось, и оно пришло.

— Да. Я потому к вам и пришла, что полюбила и он меня полюбил. В этом, наверное, главное. Потому что, когда оба любят, то ничего не страшно и все кажется доступным. А пришла я к вам вот зачем: как попасть на Старый Завод?

— Зачем вам это? — спросил он.

Старый Завод! Оттуда все и началось. Именно оттуда идут все радости и беды. И не только для него. Вот и Артема тоже захватило. А теперь и она рвется туда же, где все такое произрастает.

83
{"b":"241940","o":1}