— Многовато тут, — сказал наконец Агапов, продолжая читать. — Строк на пятьсот ты размахнулся.

— Я думаю, можно сократить, — пролепетал Артем, хотя как раз он думал, что ни одной лишней строки в рукописи не найдется.

Но Агапов сказал:

— Правильно, — и потянулся за карандашом.

— Ох, — вздохнул Артем, увидев, как синий крест уничтожил первый абзац, который пришел как чудо, как вдохновение. — Это ключ ко всему. Как же так?..

Агапов не обратил на этот вопль никакого внимания. Он как бы отмахнулся от него:

— Приучайся писать по-газетному. Все эти завитушки для стихов. Озерный катер — это хорошо. Примета времени. Мы его в другое место вставим. И мальчишку-капитана тоже надо, где он о будущих морях мечтает. А эти елочки-палочки, цветочки на заливных лугах — кому это надо? И вот старуха в пустой деревне… Бунинская тоска. Затопленные луга. Не то. Плотину строим, моря создаем, нарождается новая экономика, небывалая техника… Вот что надо! А инженера этого ты вроде бы осуждаешь. Он как раз дело говорит. Тебе не об охране природы поручили писать, а совсем наоборот: о наступлении на нее.

Высказавшись, он притих и только иногда, старательно работая синим карандашом, замечал: «Ага, хорошо», или осуждал: «А вот это ни к чему», или явно восхищался: «А ты глазастый, подмечаешь!»

«Я бездарен, — думал Артем в это время. — Я совершенно и безнадежно бездарен. Я написал совсем не то, что надо. А если то, что надо?.. Если прав я, а не этот опытный газетчик? Тогда я вдвойне бездарен, потому что у меня нет сил и нет слов для защиты своей правоты». Агапов прервал эти горькие мысли:

— Молодец! Хватка у тебя есть.

— Я не подпишу этого, — пересохшими от волнения и негодования губами проговорил Артем.

И снова Агапов отмахнулся:

— Возьми вот этот второй экземпляр и перенеси в него нашу правку. Чтобы было твоей рукой, когда отдашь на машинку.

Артем понял, как он совершенно бессилен против Агапова, который силен именно тем, что слушает только то, что хочет услыхать, и пропускает мимо ушей всякие нежелательные слова. Может быть, именно в этом и заключается искусство газетчика? Молча взяв опозоренную рукопись, он потащился искать место, где бы он мог без помех продолжить свои невеселые мысли. Такого места в редакции не нашлось, он спустился в зал заседаний и там, примостившись в конце длинного стола, скорбно склонился над рукописью.

Когда Артем, то с отчаянием, то впадая в прострацию, переносил во второй экземпляр рукописи ужасную правку Агапова, он был уверен, что способствует какому-то нечистому и нечестному делу: он чувствовал что-то вроде легкого презрения к Агапову и очень презирал себя за то, что ничем не возразил ему. Он сам попирал свои принципы — что может быть чудовищнее?

Но теперь было уже все равно. Он сдал изуродованную своей рукой рукопись на машинку, и скоро по редакции распространился слух о необычайной и даже жесткой требовательности к себе пока еще внештатного сотрудника. Требовательность? А может быть, просто неопытность? Так или иначе, парень в работе — зверь.

И еще одно известно: Агапов ходатайствует перед Никандрой о зачислении Артема в штат.

— Господи! — взволнованно возмущалась веселая толстушка. — Меня второй год не зачисляют. А тут месяца не прошло, и… пожалуйста!

Ничего этого Артем не знал — другое, очень серьезное дело захватило его. Сдав рукопись в машинное бюро и выяснив, что готова она будет только завтра утром, он отправился в буфет, надеясь в такой поздний час разве что на стакан остывшего чая и какую-нибудь завалявшуюся булочку. Странное чувство облегчения овладело им. Наверное, в таком состоянии находится боксер, потерпевший поражение: волнение, напряжение боя, шум толпы — все это кончилось, и теперь надо только как следует отдохнуть перед новыми боями. Впрочем, Артем не думал о новых боях, он просто хотел есть.

Из отдела последней полосы доносился бессмысленный смех главы отдела и негодующий голос веселой толстушки.

В буфете за столиком сидел Агапов и деловито поглощал тушеную капусту, запивая ее минеральной водой.

— Сосиски мы прозевали, остался один гарнир, — бодро сообщил он. — Присоединяйся.

Получив порцию капусты и бутылку воды, так как чаю тоже не осталось, Артем устроился за столиком напротив своего шефа. Но поесть он не успел — прибежала секретарша и позвала их обоих к редактору. Николай Борисович встретил их так, словно он был именинником, а они пришли с поздравлением и принесли дорогие подарки.

— Завертелось дело! — проговорил он.

Во-первых, как и предсказывал Михалев, появились отклики. А, во-вторых, чего не предполагал даже и Михалев, руководители треста не согласились с решением своего же парткома провести глубокую проверку всей работы треста. Но это уж они зарвались. Все равно их заставят.

Сообщив все это, Николай Борисович с необъяснимой живостью проговорил:

— Их-то заставят, но и нам достанется. Вот у меня письмо, подписанное управляющим стройтрестом: «В то время как по всему тресту развернулась широкая работа по выявлению скрытых резервов и экономному расходованию стройматериалов, как об этом уже сообщалось в вашей газете, всякие проверки только отвлекут силы от патриотического почина…» Ну и так далее.

Не понимая, отчего это редактор так ликует, Артем промолчал. Но Агапов, кажется, понял:

— А может быть, у них там и в самом деле не так уж из рук вон плохо? — Он взял письмо и начал его перечитывать.

— Вот это нам и надо знать и со всей очевидностью. Пока что надо самим побывать на стройках, посмотреть, собрать факты и доказательства. И я решил поручить это вам.

— Хорошо. — Артем вспыхнул и снова повторил: — Хорошо. Я постараюсь.

На лице редактора мелькнула какая-то особенно озорная улыбка, он взмахнул рукой:

— И еще я прикомандирую к вам одного очень сведущего человека. И, кажется, весьма расположенного к вам…

Агапов положил письмо на стол.

— Да, — сказал он, — сила!

— Михалев их пробьет, — отозвался редактор.

— Нет. Сомневаюсь.

— Почему?

— Вы знаете, что трест строит дом для своих работников?

— Ну и что? Дом-то плановый.

— Да, плановый. — Агапов нахмурился. — А расходы-то сверхплановые. Им утвердили дом на сорок квартир, а они отгрохали сто. А вы бы посмотрели, какая там отделочка! Паркет, кафель, лоджии…

— А Михалев знает?

— Весь город знает. Строят за счет экономии. Так утверждают в тресте.

Это верно. Артем вспомнил, что он тоже слыхал разговоры о строительстве какого-то необыкновенного дома, и только теперь догадался, для чего руководителям треста понадобилось доказать, какие они хорошие, какие экономные хозяева. Построили дом за счет экономии стройматериалов. Честь им и хвала!

— Но это же не экономия, — сказал он, — это дутые заявки.

— Что и требуется доказать! — воскликнул Николай Борисович и нажал кнопку звонка.

Вошла секретарша, редактор тихо что-то сказал ей. Она удивилась, понимающе поджав губы. Очень скоро дверь приоткрылась, и послышался встревоженный девичий голос: «Можно?» Появилась веселая толстушка, которую Артем считал опытной журналисткой и втайне побаивался.

— Садитесь, — сказал Николай Борисович с изысканной вежливостью. — По моим наблюдениям, вы в данный момент не очень загружены? Есть одно ответственное поручение. Ширяев вам скажет, какое. Словом, поступаете, как говорится, в его распоряжение.

Она удивленно взглянула на Артема, но, встретив ответный удивленный взгляд, слегка растерялась, что случалось с ней не часто.

— Есть. — Она на всякий случай улыбнулась.

— Вы почему не подаете заявление о зачислении в штат?

Вот тут она по-настоящему растерялась и, не зная, что сказать, только пожала плечами.

В коридоре веселая толстушка пришла в себя и для начала решила захватить инициативу. Взяв Артема под руку, она сообщила:

— Меня зовут, если вы не знаете, Милана. Прелестное имя, правда? А теперь вы мне расскажите, что все это значит? По всему ходу событий Никандра должен бы в два счета выгнать меня из редакции…