— Давай ноль пять, — сказал Павел. — Минута в резерве у нас будет.
— Понял вас.
— Никак не привыкну, — вздохнул я.
— К чему?
— К скорости… У меня была втрое меньше.
— Что поделаешь: у твоего читателя будет втрое больше!
Я знаю Павла давно, он ещё совсем молодым был, но с опытом, перед приходом к нам в подразделение работал пилотом-инструктором в лётной школе первоначального обучения. Там курсантами становятся вчерашние школьники. Работа трудная и порой рискованная. Со стороны посмотреть — педагогика, но… заоблачная.
Одного из курсантов Павла звали Борис. Розовощёкий, как девушка. Светлые курчавые волосы. Способный, в общем, только много детского ещё было в нем.
Подошла пора слетать с ним в зону, специально на срыв в штопор. То есть показать курсанту, что может произойти с самолетом, потерявшим скорость, когда машина начинает штопорить — вращаясь, падать на землю, и научить его выводить самолёт из штопора.
Много позже выяснилось, что накануне этого дня товарищи начинили Бориса самыми ужасными рассказами о штопоре — действительными и придуманными. Курсант, размышляя о предстоящем, вполне, так сказать, подготовил себя..
Они набрали положенную высоту. Павел сориентировал самолёт так, чтобы солнце не слепило глаза курсанту, и сказал:
— А теперь начинаем срыв в штопор. Прибирай газок… Приподними нос самолёта, чтобы сохранить высоту… Вот так… Ещё немного… Гаси скорость!
Конечно, большую часть действий Павел взял на себя, но ведь и его инструкторы и наставники поступали так же.
Шум мотора резко стих, воздух становился рыхлым, крыльям не обо что было опереться, и самолёт вздрагивал и покачивался.
— Сохраняй курс, — наставлял Павел. — Сделаем виток и выведем машину в этом же направлении…
Самолёт уже с трудом летел горизонтально и вот-вот готов был мягко проваливаться, «парашютировать». Весьма забавная штука для пилота бывалого, но неприятная для неискушённого. Земля в эти мгновения выглядит угрожающе.
— А теперь дай правой ноги, — продолжает Павел. — Ну же! Вот так. — И сам нажал на правую педаль руля поворотов.
Самолёт как бы перекинулся через правое крыло и устремился носом к земле.
К концу витка Павел попытался отдать рули в обратное положение — на вывод из штопора, но… не тут-то было! И ручка управления, и педаль руля поворота, и даже сектор газа не поддавались ни на миллиметр.
Павел чуть дрогнул, где-то ещё далеко-далеко внутри. Как бы про себя. Попытался ещё разок. Безрезультатно!
На третьем витке мелькнула догадка: курсант испугался и от страха намертво зажал управление… Легче сломать самолёт, нежели пересилить этого парня.
Инструктор взволновался не на шутку. Попытался опять вырвать управление из рук курсанта. Хотел накричать на него. Выругаться. Вовремя сдержал себя: бесполезно.
Высота падала ежесекундно, а земля неумолимо приближалась. Всё было исправно в самолёте. И погодка — чудо. И жизнь вся ещё впереди…
Павел мысленно представил себя на месте курсанта, лихорадочно искал «ключ» к происшедшему. А земля всё ближе. Только на шестом витке Павла осенило.
— Ну и озорник!.. — со смехом крикнул он. — Не думал, Боря, что ты такой орёл… Я тебе сказал, один виточек всего, а ты уже крутишь шестой… Молодец! Понравилось? То-то… Это шутники пугают штопором, а на самом деле — приятнейшая вещь… Однако… Хватит, Боря. Так мы и безопасную высоту проскочим! Порезвился — и будет…
«Как! — пронеслось в голове Бориса. — Значит, инструктор не догадался, в чём дело? Да и вообще: испугался ли я на самом деле, чёрт возьми?..»
Мускулы его стали теперь мягче воска, и Павел стремительно дал рули на вывод из штопора; самолёт послушно прекратил вращение и перешёл в пикирование.
Теперь только хватило бы высоты. Ещё бы метров с десяток для гарантии!.. В глазах потемнело от перегрузки, но Павел энергично тянул ручку управления на себя. Хотелось ещё круче выйти из пикирования, но нельзя рисковать — можно вновь попасть в штопор, на этот раз уже не преднамеренный.
Наконец холмистый берег стал уходить вправо и назад. Павел подвернул к середине реки, чтобы выиграть даже высоту берега, и, мелькнув над самой водой, они со свистом и рёвом вновь ушли в небо, навстречу жизни!
…Так было тогда.
Он и курсант выскочили из беды потому, что Павел верно понял, что произошло, и, хотя в его распоряжении оставались считанные секунды, отыскал точный и осуществимый выход из положения.
Павел посмотрел на землю и отчего-то засмеялся.
— Что там? — поинтересовался я.
— Епифань проходим.
— Ну и что ж?
— Да был у меня как раз над этим местом конфуз. Я тогда на Ил-14 работал. Летели из Москвы в Воронеж. Глянул небрежно на карту — скоро вот эта самая Епифань. Измерил расстояние по карте. Запомнил, закурил. Второй пилот вскоре напомнил мне:
— Командир, проходим…
Я гляжу на часы, высчитал по счётной навигационной линейке путевую скорость, прикинул оставшееся расстояние и передал в Воронеж: прибудем тогда-то.
А прилетели е опозданием на несколько минут, да в ясную погоду! В чём дело? Когда стал расследовать — выяснилось: Епифани-то две! Одна — на железной дороге, а другая — южнее и на шоссейной. Я измерил расстояние до одной Епифани, второй пилот засёк время пролёта другой — и получился конфуз… Что ни говори, а пилоту нужны наблюдательность и уважение к «мелочам» — ведь никогда не узнаешь, какая из них мгновенно превратиться во «вдруг».
Пилоты вообще не стесняются говорить не только о чужих, но и о своих промахах. Это хорошая привычка, своего рода обмен опытом, как бы ещё одна школа лётного мастерства, не предусмотренная никакими приказами. Редкие же отступления от этого правила тоже становятся известными всем и идут на пользу…
Несколько лет назад в нашей эскадрилье, где я летал, появилось вакантное место пилота-инструктора. Поскольку из Москвы прибыл инспектор по технике пилотирования, его попросили выбрать человека на эту должность.
Кандидатов было двое: командиры кораблей Афанасий Архипович и Иван Иванович. Оба мастера своего дела, и инспектор, полетав с каждым, оказался в затруднении: кому отдать предпочтение?
— Так-так… — сказал он, не выходя из самолёта. — Ну, а теперь давайте я попробую слетать.
Роли переменились. Испытуемые с интересом присматривались к полёту своего проверяющего. Взлёт прошел нормально.
Если бы они ставили ему оценку, то инспектор получил бы «отлично».
Самолёт набрал высоту, по кругу пилот вёл его сносно, но, заходя на посадку, вышел из четвёртого разворота метров на триста левее нужного направления. А затем ушёл на второй круг. И лишь потом сел.
— Ну как? — невинно спросил инспектор после посадки. Поймав на себе вопрошающий взгляд, Иван Иванович покрылся испариной, густо покраснел и, отыскивая подходящий, по его мнению, мягкий тон, ответил:
— Вообще-то сказать… ничего… По-моему… нормально!
— А вы как полагаете? — повернулся инспектор к Афанасию Архиповичу.
— Плохо, — ответил тот.
— Вот и отлично! — обрадовался проверяющий. — Это и есть ответ инструктора. А сейчас я сделаю полёт для вас, Иван Иванович.
И показал, как в авиации летают «боги»!..
Я смотрю вниз, на землю: мы проходим Московское… Видите — большое Шатское водохранилище и на берегу — городок с десятком дымящихся труб?
Отсюда берёт начало наш величественный тихий Дон. Раньше здесь было Иван-озеро (отсюда и «отчество» Дон Иванович!).
— Тихим Доном любуешься? — спрашивает Павел.
— Да, — говорю. — Здесь он совсем ещё младенец, а у Ростова — уже старик…
— Пожалуй, — кивнул Павел.
Я собирался было развить свою мысль, но Павел неожиданно заговорил о другом, и я понял, как сильно зацепила его наша дорожная беседа о профессии пилота, о человеческих качествах, необходимых этой профессии… Видимо, он лишь продолжил вслух свои размышления.
