Слово взял Аржанцев.

- В последнее время и в тактике немцев стало появляться новое. Вспомните первый месяц войны: ночью они не наступали. Немец заканчивал свой боевой день часов в десять вечера и шел отдыхать. Теперь он и ночью наступает.

Затем слово взял Канашов.

- Надеюсь, вы меня поняли, товарищи. Вот и давайте так накоротке обмениваться новым в тактике. Начальник штаба журнал заведет… Его дело такое - боевому опыту учет вести. А сейчас по местам… Время дорого, ускорьте оборудование своих районов обороны.

3

- Товарищ Куранда, я вызвал вас, чтобы поставить в известность о назначении нового командира роты, - сказал Аржанцев.

На лице политрука появилась улыбка.

- Наконец-то!

- Командиром роты назначается лейтенант Миронов.

Политрук пригнулся, будто кулак занесли над ним.

- Вы должны помочь ему - он неизбежно на первых порах столкнется со многими трудностями.

Куранда склонил голову набок.

- Конечно, это дело ваше, но Миронов еще молод для этой должности. Горяч и нередко безрассуден. И, к слову сказать, погибший командир роты Дубров отчасти тоже страдал тем же недостатком. Отсюда и мои с ним разногласия.

Аржанцев с недобрым чувством оглядел политрука,

- Я запрещаю вам - слышите? - за-пре-щаю порочить имя командира, который отдал жизнь за Родину. Где ваша партийная совесть?

Позвонил телефон. Аржанцева срочно вызывали в штаб полка.

- Сергей Иванович, - обратился он к вошедшему старшему политруку, - знакомься…

- Горяев, - протянул тот широкую ладонь Куранде.

- Комиссар батальона, - представил его Аржанцев.

Куранда оглядел моложавого комиссара с удивительно мягкими, правильными чертами лица и простой улыбкой. «Этот, видать, добряк… Он меня поймет», - подумал Куранда.

- Ну, я в полк, а ты оставайся за меня. А вам, - взглянул Аржанцев на Куранду,- я напоминаю о том, что назначение нового командира роты не мое пожелание, а приказ. Ясно?

Политрук уклончиво промолчал, но как только Аржанцев ушел, сейчас, же обратился к комиссару батальона:

- Я хочу поговорить с вами, как представитель партии. Не обсуждая приказа о назначении нового командира роты, я все же считаю его нецелесообразным.

- Но вам хорошо известно, что в армии приказ - это закон.

- И все-таки давайте проанализируем его критически, - не отступал Куранда. Он достал из кармана ручку, из планшета - блокнот с записями. - Кто такой лейтенант Миронов? Человек без жизненного опыта, а ему уже доверяют сотни человеческих жизней. Его бойцы проявляют недисциплинированность. Об этом я не раз писал в донесениях. В характере Миронова есть черты зазнайства и высокомерия. Я член партии и не намерен этого скрывать.

Золотые клыки Куранды угрожающе сверкали.

Комиссар батальона сидел, подперев кулаком голову.

- Я выслушал ваши обвинения в адрес Миронова, - прервал он его, наконец. - Но ответьте честно, как коммунист коммунисту: чем вы помогли Миронову?

Лоб Куранды покрылся крупным потом. Он часто-часто замигал золотистыми ресницами и ответил обиженно:

- Как это чем? Я неоднократно с ним беседовал. Я думаю, в мои обязанности не входит вместо него учить бойцов, как воевать или как содержать оружие?

- Нет, зачем же, командира подменять не след. Но беседа не единственный метод помощи и воспитания.

Куранда не сдавался. Он упрямо решил отстаивать свои позиции.

- А вот вам последний факт, - перебил он комиссара батальона. - На днях к нам в роту прислали нового санинструктора - Таланову. Миронов временно исполнял должность командира роты. Так он, вместо того чтобы по-командирски требовательно принять новичка, дать ему понять, что это боевое подразделение, а не какая-нибудь санчасть, даже не принял от нее доклада и панибратски усадил ее с собой обедать. А ведь это поиски ложного авторитета: глядите, мол, какой я хороший, добрый! - Куранде не терпелось сказать, что он даже подозревает их в близкой связи. Он навел справки о Ляне. И сам начальник оперативного отделения Харин рассказывал ему о ее легкомысленном поведении. «Нет, не буду говорить ему пока об этом. Надо подобрать еще новый материал… Вот тогда пусть попробуют возразить мне»,- думал он.

- Что ж, присмотритесь к новому санинструктору. Помогите Миронову. Значит, он ошибся, поставив себя в такое положение перед подчиненной.

Куранда, не удовлетворенный беседой, тяжело вздохнул.

- А почему вы не были вчера на изучении материальной части гранат?

Политрука сразу бросило в пот. «Вот каков! Сразу круто берет…»

- Проводил совещание агитаторов роты.

- Неужели совещание нельзя было провести позднее? Предупреждаю, чтобы это было в последний раз, иначе буду ставить вопрос в партийном порядке. Мне совершенно непонятно подобное поведение коммуниста-политработника. Вы же не имеете военного образования? И не хотите учиться военному делу… Учтите, что зачеты по стрелковому оружию будет принимать сам командир полка…

«Нет, мне надо, пока не поздно, в дивизионную газету. А тут мне труба… Неужели Харин только обещал, но так ничего и не сделает?»

4

Тревожные мысли охватывали Жигуленко, когда он вспоминал о Ляне. Впервые в жизни он встретил девушку, которая выдержала его стремительную мужскую напористость, не увлеклась его неотразимой красотой. Порой он замечал, что девушка искала с ним встреч, а потом вдруг опять вела себя отчужденно. Он сердился, собирался круто порвать с ней, но тут же ощущал, что нет уже былой уверенности. И он начинал упорно искать слабые стороны в характере Ляны. Но больше всего его тревожила мысль: вдруг Ляна порвет раньше, чем он добьется своего?

Эта мысль заставляла его предпринимать новые и новые шаги, чтобы завоевать симпатию девушки. С ловкостью фокусника он подсовывал в ее карман шоколад. Однажды под подушкой она нашла свои любимые духи «Красная Москва».

Сначала Ляна думала, что эти сюрпризы - дело рук девушек-подруг. Но как-то, застав за «жертвоприношением» санитара, с которым она довольно часто встречала Евгения, поняла, кто тот тайный «снабженец».

Сегодня она была возмущена до крайности. Боец, присланный Жигуленко, передал ей маленькие, величиной с десятикопеечную монету, дамские золотые немецкие часики. И что особенно ее взволновало - все это видел Миронов. Ей почему-то не хотелось, чтобы он знал о ее встречах с Жигуленко. Как-то, направляясь на свидание с Евгением, она обманула Миронова, сказав, что идет в санроту за медикаментами. И вскоре была разоблачена: их встретил часовой Еж, и, как ей показалось, после этого Миронов стал холоднее относиться к ней.

Между Мироновым и политруком роты произошел неприятный разговор.

Политрук явно придирался к Талановой. Он обвинил ее в безобразном отношении к сержанту-агитатору. Миронов, расследуя этот случай, установил, что сержант допустил хамство - неожиданно обнял Таланову, и она отхлестала его по щекам. Но Куранда, не желая ни во что вникать, требовал, чтобы Таланова извинилась перед сержантом, ибо это лучший агитатор: только накануне в дивизионной газете был помещен его портрет с большой похвальной заметкой, автором которой был политрук. Об этой заметке сегодня хорошо отозвался на совещании политработников Бурунов. И Харин сообщил, что Русачев остался доволен этим выступлением в газете. А тут какая-то капризная девчонка вдруг испортила такой удачный шаг по пути к намеченной цели - уйти в дивизионную газету.

Извиняться Таланова наотрез отказалась.

Вечером Ляна и Евгений встретились. Девушка шла на свидание с твердым намерением резко сказать Жигуленко, что эти подарки унижают ее. Но горячность ее сразу остыла, когда она увидела Евгения. Голова его была перевязана, на белоснежном бинте проступали свежие пятна крови.

- Что с тобой? - спросил Евгений. - Ты так побледнела.

- Нет, лучше скажи, что с тобой?