- Вот это долбит! - поддерживая раненую руку и морщась от боли, сказал Новохатько.
- Да, не жалеет снарядов. Видать, что-то важное засек, - лениво потягиваясь, отозвался новый боец Ракитянский. - У нас в УРе в первый день войны так долбил, а пойдут в атаку, наши пулеметы косят их, как траву…
- Неужто так и не прорвался немец? - спросил Полагута.
- Прорвался… А кабы не танки, не прорвался бы. У Лепун смял нас. Целая танковая дивизия… По дотам нашим бил прямой наводкой, а снаряды отскакивают рикошетом. Доту хоть бы что. Бомбил ужас как! Думали, все укрепления разроет. Но ни черта! И бомбами не мог достать. У нас там такие укрепления, хлопцы, ничем их не возьмешь.
- А к Лепунам-то чего его пустили? - пододвинулся, блестя черными глазами, Мурадьян.
- Ходят слухи, будто измена вышла, - ответил Ракитянский. - Народ так говорит… Как знать? - он покачал головой, поглядывая исподлобья. - Обошли они наш УР на танках…
Пока шла эта беседа, Еж сокрушался, что при выполнении задания отличились другие, а не он. И тут пришла в голову мысль отправиться на поиски самому. Уж очень хотелось изловить вражеского диверсанта.
Первым обнаружил отсутствие Ежа Миронов.
- А где Еж? - спросил он Полагуту.
- Не могу знать, товарищ лейтенант. Может, по каким надобностям отлучился.
А Еж тем временем бродил по лесу один. Он уже начал сомневаться в удаче, как вдруг его внимание привлекло беспокойное воронье карканье. Еж ловко подполз к разлапистой ели с густой темно-зеленой кроной и принялся внимательно осматривать дерево. Но сколько ни глядел, ничего подозрительного не обнаружил и уже собрался уходить - мало ли от чего переполошилась глупая птица, но тут заметил свежесломанную ветку, висевшую на гибкой тесемке лыка. И Еж снова, с особой тщательностью, осмотрел всю ель и на этот раз увидел у самой макушки что-то темное, похожее на мешок.
Подошел ближе - чьи-то ноги. Человек сидел на ветке, поджав под себя ноги. Но как стащить его оттуда? Это вражеский диверсант. Он, конечно, вооружен… А что, если его спугнуть выстрелом? Не годится: свалится и убьется, а хорошо бы забрать живым.
Ефим решил громко окликнуть врага, предварительно наставив на него для острастки винтовку. Он зашел за толстое дерево и крикнул:
- Эй ты, кто там! Слазь, а то подстрелю. Слазь!
И угрожающе щелкнул затвором. В ответ раздалось несколько пистолетных выстрелов. Пули прожужжали мимо. Еж тоже выстрелил. Тогда незнакомец стал медленно спускаться. Когда до земли оставалось метра два, Еж увидел белокурую женщину в форме летчика. Она стояла на последних к земле сучьях, будто раздумывала, стоит ли спускаться.
- ; Прыгай, прыгай! -строго крикнул Еж, выходя из-за деревьев.
Эта неосторожность чуть было не стоила ему жизни. Летчица выстрелила в него и, спрыгнув, кинулась бежать в лес. Пуля резко свистнула у самого уха Ефима. Он шарахнулся за дерево, выстрелил и бросился нагонять незнакомку. Она упала, а когда поднялась, Ефим уже стоял рядом. Разозленный ее коварством, он крепко, по-солдатски, выругался и занес над ней штык.
- Сдавайся, сука, а то насажу, как котлету на вилку. Летчица бросила ему под ноги пистолет и, испуганно поглядывая исподлобья, медленно, нехотя подняла руки…
Бойцы, как только заслышали стрельбу, бросились разыскивать Ежа.
И вскоре перед лейтенантом Мироновым стояла молодая женщина с голубыми глазами, в комбинезоне немецкого летчика. Изредка она расправляла плечи и испуганно глядела в его сторону.
Еж, довольный своим успехом, похвастался перед товарищами, показывая гимнастерку, порванную пулей.
- Давеча в меня чуть не всадила обойму. Прямо на волосок пули прожужжали. Тебя бы, чертова баба, чинить гимнастерку заставить! А нам когда чиниться? И так ходить не положено: не дай бог, на старшину напорешься… - И он сурово насупил редкие брови.- Скажи, счастье твое: с бабами у нас воевать не положено. Не такой мы народ. А будь на твоем месте мужик да стрельни он в меня, я бы из него отбивную сделал. Ну чего бельма таращишь? Отвыкла небось при своем Гитлере от человеческого языка… Непонятно тебе?…
- Да брось ты с ней балакать, - посоветовал Новохатько. - На шо вона тоби сдалась, просвещать ще таку гадюку. Вона бонбы на людей кидае, а вин ей мораль читае.
- Боец Кузовлев, доставьте пленную в штаб полка! - приказал Миронов. Сам он рассматривал фото, отобранное у пленной. С него глядело суровое лицо немецкого генерала. «Надо будет фото отдать в штаб. Отец пленной, а может, муж?»
Это была летчица Эльза Гафнер. По пути в штаб полка она и конвоир попали под бомбежку. Кузовлева нашли убитым, а пленную летчицу так и не удалось разыскать.
2
Евгений пришел к санинструктору Талановой. Он боялся встретиться с ней взглядом и отводил глаза в сторону.
- На перевязку, товарищ лейтенант? - помогла ему Ляна.
Теперь Евгений смотрел на девушку, не отрывая глаз, и, все же не в силах ответить, молча кивнул головой.
- Садитесь! - строго приказала Ляна. Темные брови ее почти сходились на переносице и придавали ее смуглому лицу немного диковатый вид.
Она делала перевязку, а он смотрел на ее проворные, ловкие пальцы и восхищался. И даже когда она, заторопившись, причинила ему боль, он решил, что только так и должно быть.
В растерянном выражении лица красивого лейтенанта было что-то непонятное Ляне. И она пристально поглядела ему вслед, когда он выходил. Жигуленко словно почувствовал взгляд, возвратился, спросил, когда приходить на перевязку.
- Приходите дня через три…
Все эти три дня он ходил сам не свой. Сравнивал ее с Ритой, со всеми знакомыми девушками. Нет, она прекрасней всех!…
Евгений просто не помнил, как опять очутился в перевязочной. И опять она стояла вполоборота к нему и, задумчиво склонив голову, делала перевязку, а он, не сводя с нее глаз, не обмолвился ни единым словом. Он любовался восторженно и молча темными локонами, спускающимися у правого маленького уха с пухлой розовой мочкой.
Ляна закончила перевязку, а он все стоял и не мог уйти. Она вопросительно посмотрела на него, и он, нарушая неловкое молчание, спросил:
- Когда мне прийти на перевязку?
Она отрицательно покачала головой:
- Больше не надо. Рана затянулась хорошо и быстро заживет…
Евгений даже не сумел скрыть своего огорчения, и Ляна пожалела его:
- Конечно, если не будет подживать, пожалуйста, приходите. Приходите… - не зная зачем, повторила она мягким, грудным голосом.
Евгений бросил на нее счастливый взгляд и быстро вышел, унося с собой на перевязанной руке запах йода, еще недавно невыносимо противный, а теперь ставший для него самыми лучшими духами.
3
Письмо жены встревожило Русачева. Он почувствовал, что Марина Саввишна, что-то скрывая от него, неспроста так настойчиво расспрашивает о Жигуленко. И стало вдруг обидно. Неужто недоглядели, за Жигуленко с Ритой? Столько лет растили, любовались, надеялись видеть ее счастливой женой, матерью - и вот на тебе! Теперь она обесчещена, идет война, и неизвестно, чем все это кончится. А все Саввишна: «Пусть гуляет, дело молодое». Догулялась! И вечно эти женщины норовят себя умными перед мужчиной показать. И по службе-то неприятностей не оберешься, а тут еще семейные прибавились.
Русачев достал фотографию. Дочь и жена, обнявшись и нежно склонив головы, улыбались. Он тяжело вздохнул. Теперь не до улыбок. Придется откровенно поговорить с Жигуленко. Чего скрывать? Жаль, свадьбу не удалось сыграть. И Русачев горько признался себе, что он тормозил дело: «Не торопись, Саввишна, Успеется со свадьбами. Пусть получше приглядятся друг к другу». А может, вызвать Риту сюда? Приедет, так никуда не денется этот красавец. Привыкнут, и… и тогда все будет в порядке…
Русачев позвонил начальнику штаба:
- Вызови ко мне Жигуленко.
