«Неужели нет выхода из подобного положения? - спросил себя Канашов. И сам ответил: - Есть выход. Что означает приказ, который ошибочен или вреден для войск? Это решение, принятое без учета обстановки и возможностей, А раз это так, то получивший этот приказ каждый боец, а особенно командир должен выполнять его не слепо, механически, а с учетом реальной обстановки, по-умному, больше проявлять полезной инициативы. Тем самым выполняющий приказ если не ликвидирует, то наверняка нейтрализует его некоторые нежелательные последствия.

Вот Горобец, к примеру, выполнял приказ Русачева механически. А ведь можно было, совершая марш и ожидая налета авиации, рассредоточить на большие расстояния подразделения, тогда бы потери были меньше. Я сам тоже виноват. Забыл, что служу не начальникам, как бы они ни были высоки в должностях и чинах, а народу».

3

В Красном Урочище в эти дни было особенно оживленно и людно. Сюда направлялись бойцы и командиры, отставшие от своих частей в первые дни войны, легко раненные в первых боях и призывники из военкоматов. В лесных массивах Красного Урочища собрались тысячи людей, огромное количество автомашин и различной боевой техники. День и ночь здесь шла кипучая работа по формированию новых воинских частей и подразделений, пополнению частей и соединений. Людей обмундировывали, вооружали, выдавали продовольствие и отправляли занимать новые оборонительные рубежи на ближних подступах к Минску.

К вечеру полк Канашова, получив новое пополнение с приданными ему двумя зенитными батареями, занял оборону на северо-западной окраине Минска.

Подразделения расчистили берега Свислочи от вербы и тальника. И они теперь стали удобны для наблюдения и ведения огня.

Взвод лейтенанта Миронова поддерживал роту, оборонявшуюся во втором эшелоне батальона. Огневые позиции взвода находились в молоденьком ельнике. Миронов выбрал для пулеметов запасные огневые позиции и собрался было идти разыскивать Дуброва, как неожиданно появился Канашов. Миронов доложил, и подполковник принялся осматривать огневые позиции. Канашов лег, проверил сектор обзора, маскировку и, видимо, остался доволен. У лесной дороги, проходившей среди топких болот и сворачивающей на шоссе, он приказал приготовить позицию для пулемета, который должен был вести кинжальный огонь с кургана.

- Если и прорвутся, ни один из них не уйдет живым…

Миронова одолевало нетерпение спросить о Наташе. А может быть, сведения о ее гибели неточны? А вдруг и Канашов еще не знает…

Канашов радовался удачно найденной позиции. Здесь и застал его Русачев.

- Я решил прибавить тебе участок обороны. Будешь оборонять до изгиба реки. Видишь? - Русачев развернул карту.

Канашов подошел, стал рядом.

- Товарищ полковник, но ведь у меня и без того широкий участок.

- А у остальных, по-твоему, меньший?

Канашов понял: спорить бесполезно.

Миронов стоял неподалеку, боясь встретиться взглядом с комдивом, как бы не сделать какую-нибудь оплошность. Он держался напряженно, на лбу выступили капли пота.

- Скучновато, лейтенант? - лукаво прищурил глаза Русачев. - Немец вот поддаст жару, развеселит…

Миронов смущенно улыбнулся.

- Твоего дружка, Жигуленко, ранило при бомбежке. Боевой командир. Жаль его! Да и я теперь остался без адъютанта. Может, пойдешь ко мне в адъютанты, лейтенант?

Канашов встревоженно поглядел на Миронова: «Неужели польстится?»

- Нет, товарищ полковник, прошу меня оставить во взводе… Я привык к своим людям, - как бы оправдываясь, ответил Миронов.

Канашов углом рта усмехнулся: он гордился своим командиром.

- Ну, как хочешь. Дело твое, лейтенант. Была бы честь предложена… А вот ты не своим делом занимаешься, Канашов. Не отнимай у лейтенанта хлеб. Пусть сам расставляет пулеметы.

- А я и не расставляю, товарищ полковник, а подправляю… Ведь за систему огня отвечаю все-таки я…

- Вот ты и укажи ему, где пулеметы поставить, - сказал Русачев.

Их разговор перебил прибежавший из штаба дивизии офицер связи:

- Товарищ полковник, Зарницкий прислал за вами… Какой-то большой начальник из штаба фронта вас требует.

- Генерал?

- Не знаю, товарищ полковник, не видел.

- А как же приказание выполняешь не зная?

Вдали задымилась дорога, и вскоре возле них остановилась легковая машина - «эмка».

Русачев расправил плечи, весь подтянулся, готовясь к докладу, но из машины вылез молодой полковник с нежным девичьим лицом. Русачев принял суровый, независимый вид. Канашов сразу же узнал Быстрова. Прибывший полковник с пискливым, женским голосом, не здороваясь, набросился на Русачева:

- Почему, товарищ полковник, до сих пор дивизия не заняла оборону?

- А вы кто такой? - грубо спросил Русачев.

Лицо Быстрова залил яркий румянец: резкий и по-хозяйски уверенный голос комдива застал его врасплох.

Стараясь не показать своего смущения и замешательства, ни ответил подчеркнуто важно:

- Я, товарищ полковник, представитель Западного фронта. Лично к вам от имени командующего…

Он подчеркнул это твердо и сразу же отметил про себя, что ответ обескуражил этого суховатого и грубого полковника с черными усиками, о которых ему было сообщено еще в штабе, как о примете Русачева. И Быстров, не сбавляя начальственного тона, продолжал:

- Неужели, товарищ полковник, нельзя было раньше оторваться от преследующего противника и, пользуясь ночным временем, совершить ускоренный марш, чтобы быстрее занять оборону?… Ведь немцы шли за вашей дивизией по пятам… Как же вы теперь остановите их на неподготовленном рубеже?

Русачев смешался. В душе его кипела обида на этого молодого полковника, хотелось сказать ему что-то резкое вроде: «выскочка», «молокосос», но глубоко укоренившееся чувство внутренней дисциплины и выдержки сдерживало его.

Говоря с Русачевым, Быстрое изредка бросал взгляд на стоявшего поодаль Канашова. Самолюбию Быстрова льстило, что в глазах товарища он выглядел «грозой» для его начальника. Но Канашов прервал Быстрова:

- Представьте, товарищ полковник, отрываться от противника не так-то просто… Да и марш совершать быстрее нельзя…

- Это почему же? По-вашему, командующий приказывает невыполнимое?

- Противник на танках, а мы пешком, товарищ полковник. Да и не учились мы этому в свое время…

Быстров резко махнул рукой, сморщив лицо.

- Бросьте, товарищ подполковник, эти нелепые оправдания. И к тому же я говорю с комдивом. Вы кто такой?

- Советский командир!

- Но прежде всего младший по званию…

Он оглядел Кннашова с ног до головы. А Канашов гневно осмотрел его, но, повинуясь дисциплине, отошел. Быстров был старшим.

- Правильно, товарищ полковник, - подтвердил Русачев, осуждающе поглядев на командира полка. - Виноваты, что и говорить, опоздали. - И, повернувшись к Канашову, сказал резко: - Чего там оправдываться!… К вечеру оборона будет занята, товарищ полковник.

- На сутки опоздали… Не знаю, как и докладывать командующему, - раздумывая, вслух произнес Быстров.

Поймав виноватый взгляд Русачева, сказал:

- Мы, товарищ Канашов, учили войска тому, что надо на войне. А вы чему - не знаю… Судя по репликам, вы заражены отступательным духом. - Губы Быстрова тронула насмешливая улыбка. - Это временное явление - отступление.

- Возможно… Но и отступать тоже надо уметь, - ответил Канашов.

- Отступлению не трудно учиться. Повернулся спиной к противнику и уходи.

- Вот он и лупит нас в хвост и в гриву… И беда, что не по заднице попадает, а по голове…

- Я не собираюсь с вами спорить, подполковник. Война покажет, кто из нас прав. Сейчас неподходящее время для дискуссий. Воевать надо…

Канашов собрался было отчитать этого самодовольного полковника, но Быстров, по-видимому, угадал его намерение и заторопился.

- Едемте немедленно в штаб, товарищ полковник, - тоном приказа предложил он Русачеву, и тот покорно согласился.