Взять деньги у помещика или купца под заработки». По условию, крестьянский двор берется убрать (то есть, собственно говоря, посеять и убрать) у землевладельца две — шесть десятин в двух полях (яровом и озимом). Пишется условие, свидетельствуемое в волостном правлении, и крестьянин-домохозяин сразу получает (вперед) все деньги «под работу».

Вспахать, посеять, выполоть и убрать десятину какого-нибудь хлеба «под заработки» обходится помещику от 4 р. 50 к. до 5 р. 50 к., тогда как, убирая такую же десятину не «под заработки», он должен заплатить за ее распашку, выполку и уборку от 7 до 12 рублей. На этих заработках некоторые землевладельцы сильно прижимают крестьян, и они все-таки идут в эту кабалу ради уплаты податей. Заработки берут у помещиков как раз в то время, когда взыскивают подати: август, сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь месяцы.

Тысяча восемьсот девяносто девятого года, 2 октября, мы, нижеподписавшиеся крестьяне-товарищи Епифанскаго уезда Мурашенской волости, деревни Чернышевки: Яков Матвеев Марсаков, Павел Спиридонов Шикунов, Никита Павлов Благов и Максим Григорьев Селезнев выдали сей договор Караваевской конторе купца 2-ой гильдии Семена Тихоновича Благополучного в следующем:

1) Взялись мы, крестьяне, обработать в экономии купца 2-ой гильдии С. Т. Благополучного в будущем (таком-то) году шесть десятин ржи и шесть десятин овса.

2) За обработку этих двенадцати десятин мы, крестьяне, при написании сего, все деньги по пяти рублей за десятину, а всего шестьдесят рублей сполна получили.

3) Обработка ржи должна быть следующая: два раза вспахать и за каждой пахотой забороновать, выбрать полынь, посеять рожь, запахать сохою с бороною за двумя или тремя сохами, затем в другом месте скосить рожь. Связать ее, скласть в копны, свозить на гумно и покрыть скирды. Обработка овса следующая: рассеять овес, два раза вспахать с бороною за двумя или тремя сохами, чисто выполоть, скосить, связать, скласть в копны, свозить на гумно и покрыть скирды. Затем осенью вспахать ржище.

4) Мы, крестьяне, обязуемся нигде еще таких заработков не брать, а в случае если возьмем, то уплачиваем по три рубля неустойки за каждую взятую нами десятину.

5) На все работы мы, крестьяне, должны являться по первому требованию и производить их в лучшем виде, а пахоту не менее восьми борозд в сажени. В случае неявки в назначенное время, мы, крестьяне, должны отработать в другое время и уплачиваем в пользу конторы С. Т. Благополучного по два рубля штрафу, а в случае неявки вовсе — по три рубля штрафу за каждую работу на каждой десятине отдельно. В случае дурной пахоты обязуемся тотчас перепахать ее, а за прочие дурные работы уплачиваем по два рубля штрафу за каждую работу на десятине отдельно. При исполнении этих работ ответствуем круговой друг за друга ответственностью.

Яков Марсаков … 2 дес. … 2 дес.

Павел Шикунов … 1¹/₂ дес. … 1¹/₂ дес.

Никита Благов … 1 дес. … 1 дес.

Максим Селезнев … 1¹/₂ дес. … 1¹/₂ дес.

Итого: … 6 дес. … 6 дес.

По сему договору подписуемся крестьяне неграмотные: Яков Марсаков, Никита Благов, Максим Селезнев, по безграмотству их по их личной просьбе и за себя расписался крестьянин: Павел Шикунов.

1899 года, октября 2 дня настоящий договор Мурашенское волостное правление свидетельствует подписом и приложением печати.

Волостной старшина Столяров. Писарь Груздков.

1) Судится один мужик с другим мужиком (печником-каменщиком) за то, что этот второй мужик не окончил заказанной ему истцом работы, получив все деньги, следуемые ему за работу, к сроку, который оговорен в условии. Суд присудил каменщика к уплате неустойки. (По замечанию одного помещика, истец не выиграл бы своего дела, если бы сохранился более патриархальный строй крестьянской жизни и крестьяне были бы менее знакомы с законами. Не выиграл бы оттого, что печник, который в то же время и пахарь, был неисправен вследствие невозможных условий уборки в нынешнем году. Если б он сделал к сроку свою работу, то легко бы мог лишиться сам своего хлеба.)

2) Судятся две бабы снохи, поругавшиеся между собою. Младшая сноха подала на старшую жалобу за то, что старшая обозвала «шмонницей» ее и «распутёвой». Дело было так. Младшая сноха вернулась со своим мужем из Новочеркасска, и вскоре после того муж ее разделился со своим братом. При разделе младший брат и его жена остались недовольны неудобной перерезкой поместья, и вследствие этого бабы непрерывно ругаются.

Председатель суда: «Предлагаю вам обеим помириться».

Младшая сноха: «Ни по чем мириться не стану: слыханное ли это дело, обозвала меня потаскухой… Я с мужем живу. Шесть лет в Черкасском прожила — таких речей ни от кого не слыхала, а она — на-ко!»

Старшая сноха: «А ты зачем мою дочерю вперед ругала?»

Младшая сноха: «Врет она, никогда не ругала».

Старшая сноха: «Скажи, зачем ругала? Она девушка, да я молчала, а ты баба, тебе не зазорно иное слово прослухать, а ты и в суд сейчас… Ко всему готовому домой пришла, а мне говорить, судьи праведные, ты, говорить, на печи сгнила»…

И т.д. и т.д. В результате суд приговаривает старшую сноху к аресту на три дня в холодной: она удаляется со словами: «Что ж, Христос пострадал, и я пострадаю». Младшая сноха ко всеобщему удовольствию и увеселению: «Эка, на три дня под арест. Я бы на три года ее, Христову мученицу, в острог упрятала…»

3) Баба судится с мужиком из-за «поместья», «позёму».

Двенадцать лет тому назад муж ее, лежа в больнице земской (где он и умер), поменялся своим поземом с другим мужиком, своим односельчанином. Этот мужик только что выделился из своей семьи и еще не получил своего поместья от общества. Он уплатил больному мужику 30 рублей за амбарчик на его земле. Условие было составлено так, что позем больного мужика теперь переходит в его собственность с тем, что уступивший ему его мужик имеет право пользоваться лозинками, на нем растущими, вплоть до того времени, когда он получит от общества новый позем (тот, который должен был до мены получить выделившийся мужик).

Вскоре после заключения условия больной мужик умер, а другой мужик, еще ранее того, положив копию с договором в карман, ушел в Москву, к своей жене. Овдовевшая баба, таким образом, ничего не знала о том, что ее умерший муж променял свой позем. Через год после его смерти она вышла за другого, в другое село. Свою единственную дочь взяла с собой ко второму мужу, а избу продала. Еще года через два вернулся из Москвы настоящий владелец ее позема и поселился на этом своем выменянном поместье. Вдове он, разумеется, предъявил договор свой с ее покойным мужем. Баба, зная, что она всегда может потребовать с общества позем, который оно должно было выделившемуся мужику, продолжала жить у мужа, не требуя пока своего поместья.

Через одиннадцать лет, после заключения договора о промене, мужик взял да и вырубил все лозины на своем поместье — и продал их. Тогда баба, на основании договора, что муж ее (а за его смертью дочь ее, которой она состоит опекуншей) имеет право пользоваться лозинами со своего поместья, подала на мужика в волостное. Мужик думал доказать свою правоту десятилетнею давностью, но был присужден к уплате бабе стоимости проданных им лозинок.

4) Тоже о порубке лозин на чужом поместье (соседом у соседа).

5) Тяжба крестьян с землевладельцем.

Три мужика (по круговой поруке) взялись убрать у землевладельца (купца) две десятины проса. Во время уборки один из мужиков повздорил с купцом и сказал ему какую-то грубость, за что купец при расчете вычел со всей артели 15 рублей. Мужики подали в волостной суд, чтобы взыскать с купца 10 рублей в пользу двух неповинных членов артели (не ругавшихся с купцом). Дело за неявкою купца было отложено. Это уже третья неявка купца. «Мы дальние — вот третий раз сюда таскаемся, а он, вишь, не является». Купец не являлся на суд потому, что, как мещанин он не подлежал волостному суду, а мужики по незнанию закона подали на него в волостное, а не земскому.