Грей обернулся и хотел что-то крикнуть, но не смог произнести ни слова, потому что Тейлор одной рукой обхватил его, а другой заткнул ему рот.
Грей стал кусаться, потом брыкаться; потом использовал борцовский прием, известный всем наемникам, но не Скотту. Юноша держал опытного воина, пока хватало сил, Но все же выпустил его на одно роковое мгновение — и Грей успел крикнуть:
— На помощь! Стража! Убивают!
Стража успела услышать и ворваться в комнату, а Дадли успел прийти в себя и вскочить.
Драка, последовавшая затем, больше походила на избиение. К тому времени, когда незваного гостя сбили с ног, а затем принялись тузить и валять по полу, в комнату набилось не меньше десятка возбужденно галдящей солдатни. По знаку Грея Дадли выпроводил всех из комнаты и приказал запереть людей, прибывших с Тейлором. У дверей поставили двух копейщиков; Дадли быстро узнал внизу все, что ему было нужно, а потом вернулся к его милости, и они вместе принялись разглядывать оборванного пленника.
Господин Тейлор лежал на ковре, из носа у него обильно текла кровь, а под глазом начинал багроветь синяк. Из-под разорванного мундира виднелась белая рубашка, а из-под разорванной белой рубашки — розовое тело. Рыжие его волосы стояли дыбом, однако на лице не было страха. Незатекший глаз спокойно поглядывал на Грея и Дадли, а на губах даже появилось подобие улыбки.
— Черт побери, — сказал он дерзко. — Теперь среди нас троих нет ни одного, кто не получил бы отметину.
Грей убрал с кресла бумаги, разлетевшиеся во время борьбы, и картинно уселся за стол. Потом провел рукой по густым, красивым волосам, одернул рукава, расправил короткие полы дублета.
— Ну, а теперь, — в его голосе зазвучало ледяное высокомерие тринадцати поколений лордов, — посмотрим, что тут такое. — Он устремил на Скотта испытующий взгляд. — Вы конечно же прибыли не из Роксбурга?
— Попробуйте узнать.
— Я пошлю людей в Роксбург и все выясню. — Он помолчал. — Вы знаете, какое наказание вас ждет за поджог и попытку убийства? Или это была попытка похищения? — Ответа не последовало. Грей попытался еще раз. — Полагаю, вы шотландец.
— Шотландец, точно, — передразнил Скотт и получил удар пряжкой ремня по лицу.
— Повежливей, сэр. Как ваше настоящее имя?
— Попробуйте узнать.
И снова удар пряжкой. Минут десять задавали ему вопросы, но ни на один из них он так и не ответил, испытывая даже какое-то наслаждение от бешенства своих мучителей,
— Ну что ж, — сказал Грей, снова садясь за стол, — придется прибегнуть к аргументам посильнее. Что говорят его люди?
— Они тоже проглотили языки, — сказал Дадли и торопливо продолжил: — Вудворд говорит, что большая часть припасов, кажется, украдена, даже с учетом того, что сгорело. Этот болван у ворот впустил их, узнав английские мундиры и увидев бумаги с печатями, — бумаги-то, понятное дело, настоящие, — но, самое главное, он узнал двух лошадей. Потом, обоз прибыл как раз вовремя, а вез он пиво. Кстати…
Впервые на лице лорда Грея появилось действительно обеспокоенное выражение.
— И что, пива нет?
— Ни единой бочки. И пороха тоже нет тот, что был, взорвался. И самое главное — никаких денег.
— Что?! — Грей и Дадли уставились друг на друга. Дело было серьезное. Воды не хватало, и пить ее было небезопасно. Людям был нужен эль. Нужен был фураж для лошадей, без которых гарнизон оказывался запертым в замке. Не менее насущной была и потребность в съестных припасах и оружии.
Грей надолго погрузился в молчание, потом встал, подошел к распростертому на полу человеку, потрогал его ногой. На этот раз голос его звучал воистину по-генеральски, и смеяться у Уилла пропала охота.
— Где остальная часть обоза и люди, которые ее похитили?
Возбуждение Скотта прошло, боль и обида вот-вот готовы были целиком подавить его мужество. Но он нашел в себе силы спокойно взглянуть на Грея; и если опытный глаз старого солдата и заметил слабину, то Скотт об этом не догадался. Он сказал:
— Далеко-далеко. И с каждым часом все дальше.
Дадли резко спросил:
— Значит, с вами были и другие, и они не пошли в Хьюм?
Сейчас остальные уже на полпути к дому и, должно быть, удивляются, что Уилла еще нет с ними. Потом обнаружится, что повозки так и не были доставлены в Мелроуз, а завтра будут тщетно ждать его и остаток отряда. Потом Лаймонд каким-то образом узнает, что вопреки приказу он пробрался в Хьюм, но, чтобы выбраться оттуда, ему не хватило ни мозгов, ни смелости. Скотт собрался с духом.
— Конечно, — сказал он. — Надеюсь, они оставят мне немного пива.
На этот раз он не удостоил врагов взглядом. Грей подождал немного, потом сел за стол и начал писать.
— Два человека в Берик за новым обозом; двоим обследовать дорогу на Роксбург, найти место, где обоз попал в засаду. — Он кончил писать и передал обе бумаги Дадли. — Немедленно!
Потом он встал и снова подошел к Скотту.
— Мне жаль, что вы так дешево цените свою жизнь. Я не смогу прокормить вас и ваших людей тем провиантом, что у нас остался. Завтра вас казнят как шпионов. У нас есть священник. Если хотите, чтобы ваши родственники были извещены, скажите ему свое настоящее имя.
Скотт возразил:
— Мои люди — наемники. Если вы заплатите им, они будут драться за вас не хуже ваших немцев и испанцев.
— Заплачу? — спросил Грей. — Чем же я могу им заплатить?
Скотт ничего не ответил, с горечью осознав, что эта попытка самовыражения будет стоить жизни десятерым.
— Заприте его. Только отдельно от его людей. А то они могут расквитаться с ним.
В отвратительной дыре, куда его поместили, только одна мысль утешала Уилла — он не назвал своего имени. Если бы англичане узнали, что он наследник Бокклю, не без цинизма подумал Скотт, то пылинки стали бы с него сдувать. Они бы отправили его в Берик и вынудили бы отца делать то, что хотят они.
Что бы он там ни говорил Лаймонду, Уилл не думал, что отец стал бы безучастно смотреть, как его убивают. Он снова сделал бы то, что потребовали бы от него англичане. Но на сей раз, по грустной иронии судьбы, он, Уилл, стал бы причиной этого. Если бы сказал, кто он такой.
Он лежал, весь избитый, на холодных камнях, и думал: «Завтра в это время я уже выйду из игры». Однако настроение от этого не улучшалось.
Не улучшилось оно и у англичан, когда люди Грея обнаружили и привезли в замок две оставшиеся повозки и людей, сопровождавших обоз, которые были найдены связанными и продрогшими там, где Уилл их оставил, — у обочины дороги.
Когда их привезли, они, сжавшиеся в одних рубашках среди пустых корзин, стучали зубами от холода. Среди них не было ни единого, на ком оставались бы чулки, штаны или куртка, — ноги у них посинели, и всех пробирала дрожь.
Даже каменщики, заделывавшие дыры, оставшиеся после недавнего взрыва, побросали инструменты, чтобы поглазеть на несчастных, которые вовсю припустили к замку. Когда последний из прибывших вошел в теплое помещение, Дадли осмотрел обе повозки и поставил возле них стражу, после чего в приподнятом настроении отправился к Грею.
— Немного пива у нас все же есть. И кое-что из боеприпасов — порох и ядра.
Что еще он собирался сказать, осталось неизвестным. Дверь внезапно распахнулась, гобелены затрепетали, и в комнату, как пушечное ядро, влетел человек, завернутый в грязную холстину; солдатам у входа не удалось задержать его. Захлопнув дверь перед самым носом своих преследователей, он направился прямо к столу Грея.
— Madre de Dios! Caballeros, su ayuda… su venganza! Ladrones! [22] Пришелец уставился на лорда Грея горящим взором, и даже тот должен был отдать должное великолепию его гнева. — Не sido mortificado, insultado-hecho hazmerreir! Mirame! [23] — вопил оскорбленный, скидывая с себя холстину.
Секретарь Майлс не мог больше сдерживаться и оглушительно крякнул. Дадли и Грей, которым с трудом удавалось дипломатично помалкивать, смотрели на жалкие остатки сборчатой рубашки, отороченной серебряным кружевом, ныне разорванным в клочья; волосы испанца, некогда умащенные и завитые, были всклокочены, а голые ноги посинели от холода и от лодыжки до колена были вымазаны в смоле и перьях. Одинокая серьга болталась у смуглой щеки, задевая породистый нос.