Он решительно махнул рукой, чтоб отогнать голос совести, быстро обулся и вышел из комнаты.

На пороге Петер Майцен остановился. Ему стало не по себе оттого, что надо было пройти мимо крестьянина, — и из-за недавних мыслей, и из-за невыполненного решения остаться в комнате и работать. Он водрузил на нос темные очки и, решив без лишних слов отшить хозяина, если тот снова пристанет, медленно вышел во двор.

Но тот уже учуял его. Необыкновенно быстро он повернул голову и столь же быстро спросил:

— Не идет?

— Что? — хмуро отозвался Петер Майцен.

— Писание!

— Нет! — довольно недружелюбно сказал Петер Майцен — ему почудилось в голосе крестьянина какое-то удовлетворение. — У вас тоже не идет! Целую вечность стучите!

— Целую вечность? — Хозяин удивленно взглянул на него. — Десяти минут не прошло!

— Десяти минут?.. — «Неужели в самом деле прошло только десять минут с тех пор, как он вышел из моей комнаты? Неужели возможно, что всего за десять минут я столько перечувствовал и передумал?»

— Начнешь слушать, как косу отбивают, — сказал крестьянин, — так может показаться, будто целая вечность прошла.

— Да, да… — кивал Петер Майцен. — А кто тут играет?

— Играет? — протянул крестьянин и снова с удивлением посмотрел на него.

— Да. На трубе.

— На трубе?

— Вы не слыхали?

— А вы слышали трубу?

— Разве поблизости нет трубы?

— Трубы? — Крестьянин почесал подбородок и задумался.

— Что ж это такое? — изумился Петер Майцен. — Вы ничего не слышали?

— Что… трубу?

— Трубу… А может, мне в самом деле показалось?.. Такая тишина! Непривычному человеку всякий прислух почудиться может.

— Прислух?

— Да. Так говорят, когда человек слышит звук или голос, хотя на самом деле ничего нет.

— Хм, такое дело… бывает… Особенно в полночь…

— Ну, до свиданья! — Петер Майцен уже испытывал некоторую неловкость, но, сделав три шага, остановился. — А где этот Тихий дол?

— Тихий дол? — переспросил хозяин, впиваясь в него взглядом.

— Да, Тихий дол. Разве вы не сказали, что пойдете косить отаву в Тихий дол?

— Тихий дол?

— Тихий дол! — повторил Петер Майцен и невольно содрогнулся при мысли о том, что и это название лишь плод его фантазии.

— И в самом деле, я говорил.

— Ну вот! Где ж этот Тихий дол?

— А где ж ему быть? Там. — Крестьянин поднял руку, но не показал ни влево, ни вправо. — Чего вам туда ходить… Сыро там. Я ж вам сказал — болото. Грязь… Если охота погулять, сверните в конце аллеи направо, на мощеную дорогу. Красивые там места. Дорога все время идет по тени, краем леса. И к корчме вас приведет.

— Ладно! Ладно! — поспешно согласился Петер Майцен и еще поспешнее отвернулся, заметив в дверях хозяйку.

— Эй! — Ее голос так толкнул его в спину, что он чуть не споткнулся на ровном месте, но тем не менее поспешил вперед.

— Эй! — последовал второй толчок.

— В чем дело? — Он оглянулся. «Теперь не отвяжешься!»

— И не сердитесь, сударь! — произнесла женщина. — И он мне рассказал, — она кивнула в сторону мужа, — что вы знали человека, который в одиночку схватился с пятью белогвардейцами.

— Конечно, знал, только…

Хозяин поднял молоток и сильно ударил по косе.

— Эй! Погоди! — приказала женщина и повернулась к Петеру Майцену. — И расскажите, сударь, и расскажите, как это было!

Ее вопрос застал Петера Майцена врасплох, сперва он даже не сообразил, как поступить. Охотнее всего он повернулся бы и ушел, но ему не хотелось прослыть грубияном, и он решил коротко повторить ей свой рассказ.

— И как же? — Женщина опустилась на землю возле мужа и обняла руками колени. — И как же это было?

— Так! — начал Петер Майцен довольно неопределенно. — Он жил на хуторе и…

— И как мы, — перебила женщина, локтем толкнув мужа в бок.

— Да, на хуторе, у опушки леса и на…

— И у опушки. Как мы, — повторила женщина, снова толкая мужа.

— Да. Дом стоял на границе оккупированной и освобожденной территорий. Туда захаживали и партизаны, и белые.

— И как у нас!

— Дело происходило в сочельник…

— В сочельник? И в самый сочельник?

— Да, в самый сочельник! — повторил Петер Майцен. «Чертова баба, неужели тебе нужно в отдельности разжевывать каждое слово, чтоб ты могла его проглотить?»

— В сочельник… и… и что потом?

— Он проснулся утром с каким-то тяжелым предчувствием, с камнем в желудке и быстро встал, чтоб выпить…

— С тяжелым чувством и… с каким чувством?

— Потом оказалось, что это он чувствовал свою смерть, потому что вскоре пришли пятеро…

— И погодите же, и погодите же! — Женщина подняла руки. — И тот крестьянин погиб?

— Разумеется, погиб, ведь все-таки…

— И разумеется, погиб! — повторила женщина, еще раз толкнув мужа в бок. — И ты не сказал мне, что он погиб!

— Хм, такое дело. И без того ясно.

— И без того ясно! — повторила женщина, опять поворачиваясь к Петеру Майцену. — И потом?

— А потом, — сказал Петер Майцен, — пришли пять белогвардейцев и сказали, что в скалах, высоко в горах, прячутся несколько раненых партизан и что они идут туда, чтоб отправить их в Вифлеем, они хотели…

— И в Вифлеем? И почему в Вифлеем? — раскрыла рот женщина.

— Тем самым они хотели сказать, что перебьют их. А Темникар…

— И перебьют! — Женщина опять вонзила свой локоть в бок мужа.

— Перебьют! — кивнул Петер Майцен. — Темникар взял топор, револьвер и поспешил в лес, чтоб перехватить их, вступил с ними в бой и уложил их на месте.

— И уложил… уложил?..

— Уложил! — подтвердил Петер Майцен. — Вот все, что произошло с тем крестьянином! — Он перевел дыхание и повернулся, собираясь уйти.

— И простите, сударь… и как он их уложил? — спросила женщина.

— Как? — задумался Петер Майцен. — Этого я пока не знаю.

— Как так? — раскрыла рот женщина. — И как не знаете?

— Пока не знаю, — равнодушно пожал плечами Петер Майцен. — Потом видно будет.

— Хм, такое дело, — сказал крестьянин. — Это господин еще должен придумать. Ведь как-никак это история. Господин это из своей головы берет.

— А-а-а! — перевела дух женщина. — Из своей головы берете… И значит, это неправда… и значит, этого не было? Так! — Она повернулась к мужу и изо всей силы двинула его локтем в бок, словно желая сказать: «Я так и знала, что это сказка!»

— Кто сказал, что неправда? — Петер Майцен оскорбленно выпрямился, выведенный из себя. — Кто сказал, что этого не было?.. Сколько было таких Темникаров, о которых еще не написано! Но когда я напишу свою повесть, тогда это произойдет на самом деле, я хочу сказать, это станет правдой, чистой и подлинной правдой!

— Хм, такое дело. — Крестьянин поскреб подбородок и окунул молоток в воду, собираясь продолжить свое занятие.

— И разумеется, и разумеется, и… — затрясла головой женщина, глядя с удивлением на Петера Майцена. — И только я… сударь… и только мы…

— Только вы этого не понимаете! — сказал Петер Майцен. В этот миг он готов был проглотить собственный язык, вспомнив, как совсем недавно точно такими же словами обидел ее мужа. — Ну, что там говорить! — небрежно махнул он рукой. — А теперь я немного пройдусь. До свиданья!

— До свиданья! — быстро ответил крестьянин. — На перекрестке сворачивайте вправо, на мощеную дорогу!

Петер Майцен расправил плечи, вдохнул полной грудью и быстро зашагал по аллее. Ноги сами несли его. И это доставляло ему удовольствие.

«Ну, смерть со своей косой пока далеко! — насмешливо подумал он. — Далеко, хотя добрых сорок лет я уверенно шагаю ей навстречу!..»

Он поднял лицо к небу. Небо было высоким и синим, а солнце — большим и горячим, настоящим солнцем; оно привязало свой золотой лучик к каждому листу, к каждой травинке, к каждой пылинке на земле и так натянуло эти лучи, что они гудели, точно медные струны, под жаркими пальцами зноя.