— Что тебе нужно, черт возьми? — мне не пришлось трудиться, чтобы слова прозвучали недружелюбно. Место в задней части горло, которое предупреждало меня об опасности, расширилось, и на этот раз вкус восковых гнилых апельсинов был перебит сильным медным запахом. Давление клыков на моей нижней губе стало настойчивым. Они были острыми, но я не хотела открывать рот и выставлять их наружу.

Она вышла вперед, и я неосознанно приняла стойку. Вес сбалансирован, руки свободны и готовы, и каждый нерв пробужден.

— Ты рассержена, — наконец сказала она. Широкая, солнечная улыбка коснулась ее блестящих губ, но она не достигла ее глаз. — Ты выглядишь, как твоя мать.

От любого другого это звучало бы, как комплимент. Но она сказала это, как проклятие.

Сон беспокойно зашевелился в моей голове. На сей раз я не боролась, чтобы запомнить этот момент.

— Это злит тебя, не так ли? — мой рот открылся, будто что-то хотело вырваться из него. Я была неопытной в том, чтобы держать мысли в голове. Но если люди снова и снова пытаются убить вас, то это лишает вас чувства такта. Начнем с того, что у меня никогда не было достаточно такта. Он не нужен был мне с бабушкой, и отец не заботился о том, что я говорила, если только не ругалась при нем. — Почему ты так сильно ненавидишь ее?

Анна практически отступила назад, ее вес переместился на каблуки, как будто я толкнула ее. Глаза сузились, лицо исказилось и через секунду разгладилось. Гримаса была настолько быстрой, что я почти сомневалась, что видела ее.

Но та вспышка ненависти в самой глубине ее зрачков оставалась достаточно долго. В этот раз я была уверена в этом. И да, я только что сделала предположение. Но не надо быть гением, чтобы понять, что в личной ненависти Анны, Кристоф и моя мама шли рука об руку. Очко в мою пользу за то, что я угадала чьи-то грязные, ничтожные чувства. Мне даже не нужен был дар, чтобы сделать это.

Так почему я чувствовала вину?

Светоча скользнула в сторону, и я проследила за ее движением так, как учил меня папа: «Когда ты наблюдаешь за одним человеком, ты стоишь на месте и не сводишь с него глаз, дорогая. Не позволяй ему двигаться вокруг себя, но и не отступай».

Боже, если бы я могла не слушать его голос в своей голове, возможно, это не причиняло бы мне много боли.

— Я не ненавижу ее, — звук ее лжи был сладким, переливающимся колокольчиком. У нее такой красивый голос. Просто леденец в яде. — Я просто думала, что ей следовало бы оставить определенные вещи в покое. Те вещи, для которых она не была создана.

— Какого рода вещи? — мой пульс подскочил, двигаясь под поверхностью кожи. Я участвовала во многих школьных поединках и могла отличить их от смертельно серьезного дела. Этот поединок мог пойти в другом направлении, и все зависело от последующих нескольких минут.

Анна находилась вне досягаемости. Еще несколько скользящих шагов и двери будут за мной. По крайней мере у меня было пространство, чтобы уйти.

Это сумасшествие! Она же светоча! Предполагается, что она должна быть на моей стороне.

Но я не верила в это. Учитывая то, как она смотрела на меня. Из-за Кристофа? Потому что она ненавидела мою маму? Какое это имело отношение ко мне? Я не была ни мамой, ни Кристофом; почему она не может просто оставить меня в покое? Я всегда думала, что плохие девочки рождаются из этого. Что это просто какой-то период или типа того.

Полагаю, я ошибалась.

— Различные вещи. Вещи, которые тебе также следовало бы оставить в покое.

Господи. С меня достаточно.

— Ооооо, — я изобразила дрожь. — Как пугающе! Почему бы тебе не пойти играть в свои выдуманные игры в другое место? Я занята важной фигней, — например, выживанием. И пытаюсь выяснить, кто хочет убить меня.

Холодный палец коснулся моего позвоночника. Не считая тебя, конечно же. Ко мне вернулась та же самая противная мысль, которая была в глубине моей головы, но у меня не было времени на то, чтобы проверить ее, потому что лицо Анны исказилось и сгладилось в считанное мгновение. Она сделала еще два шага вперед. Я приготовилась и почувствовала маслянистое тепло трансформации, которое скользило по моей коже.

Анна резко остановилась. Ее клыки нырнули наружу, и мы смотрели друг на друга, воздух стал жестким и причинял боль, казалось, он был полон острых краев. Я слышала мягкое, приглушенное хлопанье крыльев и надеялась, что бабушкина сова не придет и не усложнит ситуацию.

Я проигнорировала маленькие вспышки движения в периферическом зрении. Задняя часть горла саднила, жажда крови беспокойно пульсировала в своем месте. Я почувствовала медь и аромат теплых, густых, приторных духов, который следовал везде за Анной. Было чертовски тяжело дышать той вонью, окружающей меня.

Затем что-то мяукнуло.

Нет, серьезно. Я посмотрела вниз и увидела огромную, черепаховую кошку, скрученную вокруг лодыжек Анны. Она опустила уши назад, ее голова была клиновидной формы, как у змеи, и она зашипела на меня. Голубые искры трещали в ее выглядящих слепыми глазах, и я резко вдохнула.

Это же второе обличье в форме животного! Некоторые могущественные дампиры имели их. Я впервые видела такое.

— Ты очень невежлива, маленькая девочка, — сказала Анна мягким голосом. Я думаю, она хотела быть зловещей, но я была занята, уставившись на кошку. — Тебе следует преподать урок.

Я посмотрела вверх как раз вовремя, чтобы уловить ее кулак возле моего лица.

Глава 17

Но она раньше ударила меня в лицо. Было больно, как ад, но если ты хочешь какого-то отпугнуть, удар в лицо — не лучший способ сделать это. Особенно, если они привыкли к этому или если они знают, что не стоит уделять внимание такому фактору, как синяк. Большинство людей, которые не были обучены, вздрагивали и думали о том, как бы сохранить их симпатичный вид.

Нет, если ты хочешь кого-то отпугнуть, делай удар в живот. Что я и сделала. Моя голова откинулась назад, я расслабила колени и опустилась, затем нанесла хороший удар в живот. Кулак вошел, встречая драгоценное сопротивление, и кошка снова зашипела и завопила. Она согнулась; я подняла колено, и ее нос захрустел под моей костью.

Черт! Неужели это действительно происходило? Если бы я серьезно собиралась остаться в зоне ее радара, мне следовало бы позволить ей ударить меня.

Я отошла назад, шаркая и тяжело дыша, пытаясь избавиться от красной ярости. Мир грозил превратиться в прозрачную, вяжущую массу, которая охватывала все, когда происходило по-настоящему странное дерьмо; вещь, которая замедляла мир так, что я могла двигаться быстрее. Очень трудно бороться с этим чувством, и становится еще труднее, когда вяжущая масса контролирует вас, и мир снова пытается втянуть вас в медлительность и человечность.

Но я остановилась, тяжело дыша. Я не могла вдохнуть полной грудью, потому что возле пустого места в моей груди поселилась темно-красная, бурлящая, кипящая ярость. Каждый мускул в моем теле сжался, когда я боролась с чистой яростью. Только однажды я потеряла контроль: в другой Школе; тогда я могла бы довольно сильно покалечить Спиннинга. Это так напугало меня, что я даже не хотела быть близка к тому состоянию.

Если серьезно, я должна была уложить ее на пол и продолжать пинать. Но так можно убить кого-то, к тому же она была светочей. И мое тело замерло на острие ножа между кроликом, скрючившимся внизу в ужасе, и холодным, пустым местом, которое не беспокоилось о том, кому именно причинить боль.

Черепаховая кошка прыгнула, шипя, прямо на меня. Я резко вскрикнула, и бабушкина сова появилась откуда ни возьмись, выставляя когти, ее желтые глаза пылали. Она с хрустом ударила кошку, звук был похож на столкновение континентов. Анна — ее лицо — маска со сверкающими отверстиями для глаз и с кровавой усмешкой на месте рта под истекающим носом — закричала и прыгнула на меня.

Тогда меня поразил запах. Медный, соленый, с оттенком специй и чего-то противного.