Озираясь, чтобы не попасться на глаза знакомым, подружки перелезли через забор детского сада и примостились на скамейке под грибком. Еще раз тщательно обозрели окрестности, и Женя достала из куртки пачку сигарет.

Уже спустилась бледно-сиреневая петербургская весенняя темнота, и никто из знакомых, проходя мимо, не разглядел бы их лиц, но девчонкам нравилось играть в конспирацию.

Прикурили. Женя ловко прятала горящую спичку от ветра в крышке коробка, Диана так не умела. Обе красиво зажали сигареты между указательным и средним пальцами, затянулись и медленно, картинно выдохнули дым, держа руки на отлете. Ежевечерняя сигарета – это был ритуал, репетиция взрослой жизни. Диане не очень нравилось курить, но девчонки говорили, что она «красиво затягивается», поэтому она мечтала, чтобы Володя Стасов узрел ее в таком интересном виде.

– Слышала, Стасов собирается в мединститут? – спросила Женя.

– Правда? Откуда ты знаешь?

Глупый вопрос! Женя обладала нескончаемыми знаниями обо всех заметных людях школы, начиная с красивой математички и заканчивая третьеклассником Кулаковым, сыном малоизвестного рок-музыканта.

Диана всеми силами попыталась сохранить лениво-скучающий вид. Свою прекрасную тайну она хранила ото всех, тем более от Женьки, которая была не столько кладезем, сколько фонтаном полезных сведений. Но Володя был признанным кумиром школы, интересоваться его жизнью считалось даже престижным, и она еще раз повторила:

– Откуда ты знаешь?

– Танька Сологубова сказала. Она у мамаши пуховик сегодня брала.

Сологубова, одноклассница Стасова, считалась самой красивой выпускницей школы, и Диана отчаянно ревновала его к ней. Но Женя говорила, что девушка знает себе цену и ориентируется как минимум на олигарха, а не на безмозглого футболиста. Диана была категорически не согласна с этим определением, но аргументированно опровергнуть его не могла: отсутствие общения лишало ее возможности лично оценить умственные способности любимого. Впрочем, Сологубова была девушка не вредная и, приходя к тете Свете за нарядами, охотно снабжала Женю сплетнями о школьной аристократии.

– А куда ему еще рулить, если мама профессорша по печенкам, а папа – главврач? – резонно спросила Женя. – Не в корабелку же.

От волнения Диана слишком глубоко затянулась и закашлялась. Потом попросила у Жени новую сигарету и нарочито небрежным тоном поинтересовалась, в какой именно медицинский наточил лыжи Стасов.

– В первый, ясен перец! В академию идти – потом геморрой из армии свинчивать, а в педиатричку вообще маразм. Я бы скорее повесилась, чем детей лечить согласилась.

– Ну да. Мама говорит, что основное различие между педиатрами и педофилами в том, что детей любят только педофилы, – как бы рассеянно произнесла Диана, хотя все ее чувства были обострены.

Следовало абсолютно точно выяснить, куда поступает Стасов. А вдруг в санитарно-гигиенический?

– Соображаешь? Туда же три дня на оленях! Что он, совсем идиот, при таких предках переться в отстойное заведение да еще на другом конце города? В первый он поступит, точно тебе говорю.

Вот и отлично! А Диана подаст документы в училище при первом медицинском. Тогда она сможет по-прежнему видеть Володю каждый день, дышать с ним одним воздухом и, как знать, может быть, даже вместе проходить практику.

Она прислонилась к ножке деревянного грибка и глубоко вздохнула. Почему-то этим вечером стало неожиданно тепло, снег сошел, исчез, пока они обедали, под ним обнаружилась зеленая трава, и теперь казалось, будто зимы не было вовсе.

Да, точно так же, как снег, растает и ее несчастье! Володя разглядит ее и полюбит, нужно только быть с ним рядом.

Настроение резко подскочило, просто до эйфории, и Диана принялась вместе с Женькой хохотать над глупыми анекдотами.

Повеселившись, девчонки отправились по домам, проследив, чтобы от точки расставания до их домов было строго одинаковое расстояние.

Диана долго не могла уснуть, разгулявшееся воображение рисовало все более и более радужные картины. Хотелось вскочить с постели и немедленно бежать куда-то, что-то делать прямо сейчас, сию секунду, бороться за свое счастье…

Отец собирался на работу, родители хихикали за шкафом, и это тоже было предвестием счастья.

«А ты не думаешь, что я вместо разгрузки вагонов хожу к любовнице?» – спрашивал папа, а мама отвечала: «Мне было бы приятнее знать, что ты лежишь под теплым женским бочком, а не таскаешь на себе тяжеленные мешки».

«И у меня будет так же, – думала Диана. – Мы обязательно поженимся и будем жить душа в душу, как мои родители. Я стану идеальной женой. Как говорит мама: чистый дом, вкусная еда и ласковая улыбка – что еще надо для счастья?»

Она ни секунды не колебалась.

Какая разница, что медицина никогда не привлекала ее, а учителя в один голос твердили, что у нее светлая голова и она обязательно должна получить высшее образование? И пусть ей самой хотелось быть историком, изучать Средние века. Почему-то этот мрачный период жизни человечества особенно притягивал Диану, она ощущала почти мистическую связь с временами Столетней войны, могла часами разглядывать гравюры, изображающие смешных людей с большими головами и неестественно вывернутыми ногами в огромных остроносых ботинках. Она научилась писать готическим шрифтом, как строгим, так и парадным, с завитушками, и даже вышила таким стилем свои инициалы на одной из блузок. А как ей нравились костелы, рыжие, кирпичные, похожие на языки костра… Наверное, от этого сходства произошло название «пламенеющая готика», – догадалась Диана. До вчерашнего дня она не сомневалась, что окончит одиннадцать классов и будет поступать на истфак, но положительно все Средневековье не стоило одного взгляда Володи Стасова.

Да и разве может она сидеть на шее у родителей еще семь лет? А после училища она найдет себе работу и поступит на вечернее отделение туда, куда захочет. Если, конечно, к тому времени не родит Володе ребенка.

Домашние расстроились, особенно мама, не желающая дочери карьеры медика. В самом деле, разве любящие родители захотят, чтобы чадо набивало себе шишки на тех же ухабах, что они сами?

Но Диана была непоколебима. Чем раньше она получит профессию и начнет зарабатывать себе на хлеб, тем лучше.

Отец неуверенно возражал, что живут они не так уж и бедно и вполне могут дать ребенку высшее образование.

– Не пропадем! – беспечно заявляла мама. – Что-нибудь придумаем.

Диана их не слушала. Убедившись, что Володя принят в институт, она забрала документы из школы и поступила в училище.

Весь первый курс она вела активную шпионскую деятельность. Как бы невзначай заходила в деканат, выясняла расписание Володиной группы и каждый день находила предлог оказаться поблизости от нужной аудитории. Иногда она набиралась смелости и поднималась в анатомичку – большой зал, где студенты изучали устройство человеческого тела на наглядных пособиях и муляжах. На нее не обращали внимания, принимали за студентку. Если Диана заставала в анатомичке Володю, она садилась за несколько столов от него и, делая вид, что изучает строение мышц голени, жадно смотрела на любимое лицо. Попутно она ревниво разглядывала окружающих его девушек, и все они казались ей ослепительно красивыми. Как на подбор – стройные, длинноногие, с яркими глазами и пухлыми эротическими губами. Особенно раздражала одна, похожая на Анджелину Джоли, в ней Диана видела реальную угрозу своему счастью.

Однако Стасов ходил в компании парней, ни разу Диана не засекла его наедине с девушкой, и это вселяло надежду.

Ах, как она старалась следить за собой! Каждый день стирала и крахмалила сшитый матерью по выкройке из «Бурды» халат, по сорок минут тратила на прическу и лицо, отпаривала юбку и до зеркального блеска начищала обувь. Маникюр делать было запрещено, но Диана аккуратно подпиливала короткие ногти (слава богу, они были красивой формы) и покрывала их бесцветным лаком. Если бы она попалась Володе на глаза растрепанная или в несвежей одежде, тут же умерла бы от горя.